Черный Баламут (трилогия) - Олди Генри Лайон (читать книги бесплатно TXT) 📗
Он давно привык спать на животе.
На следующий день сын возницы вел себя вполне благопристойно. Наставникам дерзил в пределах дозволенного, на подначки братьев-Пандавов и сопредельных раджат отвечал равнодушным хмыканьем, и даже Дрона остался им доволен, что случалось крайне редко.
«Плети вразумили? — размышлял Брахман-из-Ларца. — Сомнительно. Сколько раз драли — и все без толку. Но, с другой стороны, должен же и этот обормот когда-нибудь за ум взяться?! Может быть, сие благословенное время наконец пришло?..»
А когда занятия закончились, Карна, наскоро перекусив, куда-то пропал и вернулся уже затемно.
То же самое произошло и назавтра. Теперь сутин сын регулярно исчезал из летнего лагеря — не то чтобы каждый вечер, но каждый второй наверняка.
«И здесь бабу нашел!» — решили Боец с Бешеным. Царевичи настолько хорошо изучили склонности старшего друга, что сочли излишним поинтересоваться у самого Карны: верна ли их догадка?
А зря.
Ибо догадка была верна лишь отчасти. Неугомонный сутин сын действительно приглядел себе пухленькую сговорчивую пастушку и время от времени водил девицу «в ночное».
Но — лишь время от времени. Значительно чаще Ушастик проводил вечера совершенно иначе.
— А это что за чурбан, Экалавья?
Нишадец прервал свое занятие — обтесывание деревянной колоды, уже начинавшей смахивать на человеческую фигуру, — и обернулся.
Карна стоял в пяти шагах от него и скептически осматривал творение горца.
— Это будет статуя Наставника Дроны.
— Точно! Такое же дерево, как и он сам! — хохотнул сутин сын.
И оборвал смех, едва завидя укоризну во взгляде приятеля.
— Да ладно, чего ты? Дрона, конечно, наставник хоть куда, но в любой оглобле живого в сто раз больше, чем в этом брахмане! Уж я-то его не первый год знаю!
Экалавья кивнул, продолжив работу.
— Возможно, Карна. Тебе виднее. Я встречался с Учителем лишь единожды… но мне показалось, в глубине души он совсем не такой, каким хочет казаться. Это просто личина.
— Если и так, то она давно приросла, став лицом, — буркнул Ушастик.
Ответа он не дождался.
— Ладно, древотес ты мой, хватит ерундой заниматься. Давай лучше плетень доделаем да ужинать сядем. Я тут стащил кой-чего… — Карна помахал перед носом у приятеля вкусно пахнущим узелком.
— Зря ты это… Воровать нехорошо. — В низком голосе нишадца прозвучало осуждение, но Карна пропустил укор мимо ушей.
Мимо замечательных ушей с вросшими в них серьгами.
— А, поварихи все равно с лихвой готовят! Потом собак подкармливают. Попроси, поклонись в ножки — хоть десять узелков отвалят! Только вот просить я не люблю… Ладно, айда плетень вязать!
До темноты они как раз успели управиться и обнести плетнем огород, разбитый рядом с хижиной Экалавьи, хижину друзья тоже строили вместе.
— Порядок! — заключил Карна. — Самое время брюхо тешить.
Уютно потрескивал костер, выстреливая из раскаленного чрева целые снопы искр, а оба юноши с аппетитом изголодавшихся леопардов уплетали чуть подгоревшую, с дымком, оленину, заедая мясо ворованным рисом с пряностями и изюмом. Приятная истома разливалась по телу, звезды ободряюще подмигивали с бархатного небосвода…
Все остальное — недорезанный деревянный Учитель, плетень, огород, раджата— зазнаики и причуды поварих, — все это было уже не важно. Поводы, причины, мелкие незначительные обстоятельства, которые тем не менее весь вечер вели парней к главному.
К беседе на сон грядущий.
Это стало своего рода традицией. Еще с первого дня — дня их знакомства.
— Эй, нишадец! Как тебя… Экалавья, погоди! Горец остановился и обернулся к преследователю. Сутин сын перешел с бега на шаг, догоняя сына Золотого Лучника.
— Меня Учитель с занятий выгнал! — без обиняков сообщил Ушастик. — Я — Карна, сын Первого Колесничего.
— За что выгнал-то? — Неуверенная улыбка сверкнула в ответ.
— А! — махнул рукой Карна. — Так… Байку одну рассказал. А Наставник Дрона решил, что я много болтаю, и отстранил от занятий до вечера. На сон грядущий небось плетей дадут, чтоб девки не снились, — беззаботно заключил парень.
— Это из-за меня?
— Из-за меня! По мне плети с утра до вечера плачут!.. А тебе, дураку, радоваться надо, что Дрона тебя восвояси отправил! Эти уроды мигом заклевали бы — уж я-то знаю!
— Уроды? Где ты видел уродов?
— Как где?! Вокруг стояли, ерунду мололи! Ладно, бхут с ними. Ты-то что теперь делать будешь?
Карне сразу пришелся по душе этот долговязый, как и он сам, горец. Оба были чужими в хастинапурском питомнике для царевичей — это сближало. Экалавья тоже ничего не имел против общества сутиного сына. Горец успел заметить, что Карна был единственным, кто не прыгал вокруг него и не орал: «Грязный нишадец!» — а стоял в стороне, мрачнея все больше. Похоже, он собирался кинуться в драку, и только появление Брахмана-из-Ларца предотвратило намечавшееся побоище, в котором сутин сын готов был биться один против всех раджат скопом.
— Ну… — замялся Экалавья, оправляя шкуры, заменявшие горцу одежду. — наверное, здесь где-нибудь поселюсь. Я ведь теперь ученик Наставника Дроны.
— Что?! — Впервые замечательные уши подвели Карпу. — Ученик?! Ведь этот сучок тебя прогнал!
— Стыдно так отзываться об Учителе, — очень серьезно произнес нишадец. — Ты ведь учишься у Дроны?
— Ну и что?
— Имя наставника свято. По крайней мере, у нас, в горах Виндхья. Наставник Дрона преподал мне один урок: значит, теперь он мой Гуру, а я— его ученик.
— И как же ты собираешься постигать его замечательную науку?
— Поселюсь в лесу и буду усердно упражняться, размышляя над уроком. Путь известен, осталось идти по нему.
— Ну ты даешь, нишадец! Путь ему известен! Мало ли на свете учителей — найди себе другого, подостойнее Дроны! Ты ведь свободен!
— Да, я свободен. Но у меня уже есть Учитель.
— Который устроил из тебя потеху?! И на прощание только что не пнул ногой в зад?!
— Ты сам сказал, что я свободен. Свобода — это возможность выбирать. Я сделал свой выбор.
— Та-а-ак… — Карна почесал в затылке. Раньше он никогда особо не сушил голову над подобными вещами. Для сутиного сына свобода всегда означала одно: полную независимость, возможность делать, что душе угодно. Ну и выбирать — само собой. Но если твой свободный выбор сковывает тебя же по рукам и ногам, привязывая к учителю-насмешнику?
Свобода?
Рабство ?!
— А ну-ка давай присядем и разберемся! — решительно заявил он нишадцу. — Значит, ты утверждаешь, что свободен? И в то же время…
Так с тех пор и повелось. По вечерам Карна помогал Экалавье обустраиваться на новом месте, они вместе охотились, а затем подолгу сидели у костра и спорили. Вскоре сын возницы с удивлением выяснил, что это занятие может быть не менее увлекательным, чем, к примеру, стрельба из лука, колесничные ристания или бессонная ночь, проведенная в стогу с пухлой пастушкой-хохотушкой.
Особенно учитывая, что пастушка хихикала по поводу и без повода, зачастую в самые интересные моменты, а горец неизменно был серьезен.
Ставя нового друга в тупик своим взглядом на жизнь.
Впрочем, что знал о жизни сам Карна? Бабы? Их у парня было с избытком и будет еще немало — в последнем сутин сын не сомневался. Талант?! Да кому он нужен, его воинский талант?! Служить ему в лучшем случае возницей при дворе или сотником здешней варты… Друзья? Боец с Бешеным? Да, конечно. Но с царевичами не усядешься запросто у костра, не станешь взахлеб обсуждать вопросы, на которые многие мудрецы по сей день ищут ответ. Только Карна не знал этого, он был уверен, что ответ — вот он, рядом, стоит только протянуть руку…
Споря до хрипоты, юноши иногда замолкали, подолгу обдумывая мысль собеседника, и даже горячий Карна не торопил Экалавью в такие минуты.
— …Тебе б брахманом уродиться, — заметил Карна. — Уж больно складно все у тебя выходит. Где нахватался, приятель? Может, ты скрытый мудрец?
