Одинокая птица - Цфасман Р. А. (книги регистрация онлайн .txt) 📗
Я достаю новый лист бумаги, но нужные слова не приходят на ум. Опершись локтями о письменный стол, я прикрываю глаза ладонями. Голова раскалывается. Я чувствую себя девочкой из той сказки, что читала мне мать на ночь, когда мне было лет шесть-семь.
Давным-давно, так начинается эта сказка, жила-была девочка. Однажды ее мать заболела и почувствовала, что скоро умрет. Но перед смертью собрала все свои драгоценности, сложила их в большой глиняный горшок и надела этот горшок на голову дочери так, что он скрыл ее лицо. Затем мать произнесла заклятие, после которого горшок намертво приклеился к голове дочери. Когда мать умерла, девочка пошла в служанки. Все ее презирали из-за такой безобразной внешности. Даже маленькие дети бросали в нее камни и били палками. Прошло много лет, и вот однажды, когда девушка перебегала через людную улицу, спасаясь от своих мучителей, из-за угла вылетела карета принца и чуть не сшибла ее. Принц выскочил из кареты, чтобы убедиться, что девушка жива и здорова. Он был добрый человек и вежливо извинился перед ней, так, словно она была богатой и прекрасной принцессой, а не жалкой калекой. И его доброта сняла заклятие. Горшок треснул и раскололся. На землю посыпались золотые монеты и драгоценные камни. Но не это богатство поразило принца — его поразила красота девушки и ее изящные манеры. Он сразу же влюбился в нее. Так бедная девушка с глиняным горшком на голове стала богатой и прекрасной принцессой.
Открыв глаза, я уставилась на чистый лист бумаги. Не пойму, зачем мама рассказывала мне эту сказку. Совершенно дурацкая история: как может мать превратить свою родную дочь в чудовище? Если бы этой несчастной девочке попадались лишь жестокие люди, она так бы на всю жизнь и осталась калекой. Ее матери следовало бы придумать заклятие получше, чтобы у дочки было больше шансов стать счастливой. Ведь встретить по-настоящему доброго человека очень трудно. Кроме того, этот добрый человек мог оказаться не юным принцем, а больным стариком. Ну, хорошо, если даже ей встретился принц, не обязательно ему влюбляться в нее. Мог просто вежливо извиниться и поехать себе дальше, оставив девушку посреди улицы, с ее рассыпанными сокровищами.
Как я поняла сейчас, почти во всех сказках, которые мать мне рассказывала или читала, есть что-то угнетающее, унылое, лживое и несправедливое. У нас было несколько роскошных книг с прекрасными иллюстрациями: «Японские народные сказки», «Сказки братьев Гримм», «Сказки Ханса Кристиана Андерсена» и т. д. Если бы меня не привели в восторг иллюстрации, я сразу бы поняла, что это надуманные истории. Почти во всех сказках говорится о детях, потерявших родителей, или, хуже того, о детях, оставленных родителями в темном лесу из-за того, что в семье нечего было есть. Бедным детишкам приходилось совершать различные подвиги. Они убивали ведьм, находили несметные сокровища, становились королями и королевами и лишь потом представали пред светлые очи пап, мам, дедушек и бабушек. А те, конечно, были счастливы до безумия. Встречались и злые детки. Танцевали, кривляясь за спиной родителей, или давили ногами хлеб, испеченный матерью. Таким весельчакам отрубали руки-ноги или топили их в болоте. Не пойму, зачем мать спокойно читала мне о подобных наказаниях, если все время твердила, что, поскольку мы христиане, я должна прощать друзей, сломавших мои игрушки или дразнивших меня? Странное противоречие! Выходит, в словах матери было мало смысла.
Я рада, что у меня нет больше этих книг. Когда я училась в третьем классе, мы с матерью подарили их детям небольшого городка на острове Кюсю. Тайфун разрушил там школу и библиотеку. Помню, я очень гордилась своим благородным поступком. Представляла себе, как мальчики и девочки плывут на спасательных плотах по реке, вышедшей из берегов, читают мои книжки и радостно улыбаются.
Ко второму-третьему классу мы с матерью почти перестали читать сказки. Вместо этого штудировали каждый вечер Библию: Евангелие, Деяния Апостолов, Послания Павла. Библейские истории оказались ничуть не лучше сказок. Если бы я поступила так, как поступили пять умных подружек невесты из известной притчи, все бы меня осудили. Когда жених опаздывал и светильники в руках других пяти подружек — глупых — стали гаснуть, они попросили умных девиц поделиться с ними маслом, но те им масла не дали. Что же тут хорошего и в чем их ум? Ведь это не по-христиански. Дома, в церкви, в школе меня учили: «Будь сострадательной к людям», «Делись тем, что имеешь, с другими». Почему же не поделиться каким-то несчастным маслом? Еще пример. В Евангелии сказано, что Христос проклял фиговое дерево, которое не поделилось с ним своими плодами, в то время как он был голоден. В результате дерево засохло. На мой взгляд, здесь мало смысла. Может, на этом дереве вовсе не было плодов: не сезон, скажем, или дерево слишком молодое. Ни один разумный человек не станет требовать от дерева, чтобы оно плодоносило круглый год.
«Ты знаешь, на свою беду ты слишком умна, — часто говорила мать, когда я делилась с ней подобными сомнениями. — Ты очень много думаешь».
И это замечание — тоже бессмыслица. Способен ли человек слишком много думать? Наоборот, почти все люди думают как раз слишком мало. Та же мать. Ей следовало более тщательно обдумать свой поступок, прежде чем уезжать, оставив меня на попечение отца и бабушки. Сама-то небось не смогла с ними ужиться.
Я снова взяла ручку и снова ее отложила. Не знаю, что можно сказать матери в сегодняшнем письме, если я смогу увидеть ее и поговорить с ней лишь через семь лет. В волшебных сказках хорошие дети иногда возвращаются домой лишь после долгих лет странствий, убивая по пути драконов и совершая прочие подвиги. Родители радостно их встречают. Устраиваются пышные празднества, льются слезы благодарности, и потом все живут долго и припеваючи. Но это типичная обманка. У нас с матерью ничего подобного не произойдет. Даже если мы будем писать письма друг другу каждый день, к тому времени, как мне исполнится двадцать два, мы можем превратиться в совершенно чужих людей.
Внизу зазвонил телефон. Бабушка, должно быть, в нашей домашней прачечной стирает отцу рубашки и не слышит звонка. Пришлось мне спуститься вниз и взять трубку.
— Хелло, — зазвучал женский голос, высокий и дрожащий, — это говорит Томико Хайяши из Хиросимы.
Такое впечатление, что она сейчас захихикает.
— Да, я знаю, что вы из Хиросимы. — Я стараюсь, чтобы мой голос был низким и серьезным, не то что у этой вертихвостки.
Женщина засмеялась, хотя ничего смешного в нашем диалоге не было.
— Ваш отец дома?
— Нет, его нет.
— Должно быть, задержался на работе?
— Не знаю, на работе или где-нибудь еще. Знаю только, что его нет дома. «Тебе лучше знать о его передвижениях!» — хотелось мне заорать в трубку. Вчера отец вернулся поздно вечером, распаковал свой чемодан и тут же лег спать. Я даже не уверена, придет ли он домой сегодня.
Похихикав еще немного, женщина сказала:
— Передайте ему, пожалуйста, что я звонила.
— Хорошо, передам.
Томико не кладет трубку — почему-то колеблется. Я представляю себе ее губы, почти касающиеся микрофона. Наверное, они ярко-розовые или оранжевые. Я видела ее только на одном фото, где она облачена в желтое кимоно, разрисованное красными веерами. С косметикой — явный перебор. Стоит рядом с отцом, положив ему на плечо маленькую пухлую ручку. Макияж не очень-то ее спасает: глазки-бусинки, плоский нос и широченный рот, к тому же растянутый в ухмылке. Короче говоря, далеко не красотка. На фото за их спинами видна вывеска бара: «ПРИЮТ У ТОМИКО». Несколько лет назад отец оставил эту фотографию на письменном столе в своем кабинете. По рассеянности или намеренно — сказать не решаюсь.
Томико все не кладет трубку, будто подслушивает мои мысли. Тогда со словами: «Всего хорошего» — трубку кладу я. Вернее, хлопаю ею об аппарат так, чтобы у этой Томико стрельнуло в ухе.
Вернувшись к себе в комнату, я плюхаюсь на кровать и долго гляжу в окно на небо, раскрашенное в синие и пурпурные оттенки. Внизу продолжает литься вода. Бабушка все еще стирает рубашки, тщательно оттирает сухонькими ручками воротнички и манжеты. Наверное, она опасается, что в рубашках, в которых отец возвращается из гнездышка Томико, таится какая-то зараза. Мать, кстати, никогда не загружала в стиральную машину отцовскую одежду вместе с нашей. Может быть, из тех же опасений? Я одобряла такой расклад: мы с матерью — одно, а отец — совсем другое. Мы с мамой были как бы союзниками. Не то что с бабушкой, которой союзники вообще не нужны. Я живо представляю себе сейчас ее лицо. На нем четко написано, что она недовольна всеми на свете, особенно сыном и внучкой.
