Сказание о новых кисэн - Ли Хён Су (книги онлайн полностью .TXT) 📗

Большинство людей скучает по родине. Это нормально. Но если посмотреть, как те, кто на родине жил плохо, ужасно страдая и бедствуя, уехав в другое место, с задумчивостью и грустью во взгляде, с удовольствием рассказывают о картинах родины, о том, как они скучают даже по запаху испражнений, мочи и всякого дерьма, которые они нюхали, когда жили там, то становится противно. Для них было бы лучше не вспоминать, потому что образ родины становился душевной раной. Однако если посмотреть, как они старались сохранить память о «грязной» родине, нанизывая кусочки воспоминаний, словно шашлыки на шампур, то их невольно становилось жалко.

С точки зрения мисс Мин, ее сестры, вероятно, чувствовали то же самое. Не имея возможности уехать далеко, чтобы заработать денег, все они жили рядом, недалеко от родительского дома, управляя маленькими магазинчиками, словно люди, знавшие толк в торговле. Человеком, который указал им путь в торговлю, была старшая сестра. Имея способность к шитью, она рано стала работать в маленькой мастерской на рынке. Вывесив два полотна из акриловой ткани с надписями «Удлиняем брюки» и «Ушиваем рубашки» вместо хорошей деревянной или железной вывески, она целыми днями, глотая обрывки нитей и пыль от одежды, крутила педаль ручной швейной машинки. Когда по дороге в школу мисс Мин заглядывала через окно внутрь, то, увидев, как старшая сестра бесконечно обрывает нить зубами, она боялась, что ее и так кривые зубы прилипнут к деснам. В такие минуты даже в ее детской душе просыпалось беспокойство.

В самом цветущем возрасте старшая сестра, вместо того чтобы встречаться с парнями, жила словно 70-летняя старуха, воткнув в волосы три-четыре иголки с разноцветными нитками, поставив перед собой швейную машинку Когда ветер улетал, тихо подметая площадь рынка, вывески с надписями «Укорачиваем брюки» и «Ушиваем рубашки», словно выстукивая какую-то мелодию, ударялись в окна ее мастерской. Иногда летавшие в воздухе смятые газеты или черные полиэтиленовые пакеты, запутавшись в них, развеваясь на длинном акриловом полотне, ударялись о стекло мелодией стаккато: «Не-льзя-так-жить-так-жить-не-льзя». Несмотря на то, что вывески ударялись о стекло, она, словно девушка из легенды, заточенная в древнюю крепость, чтобы вечно прясть нитку, не поднимая головы, была занята шитьем. До тех пор, пока она не вышла замуж и не повесила рядом с прачечной мужа «Ясный свет» металлическую вывеску с надписью «Починка мужских костюмов», мисс Мин не могла избавиться от острой печали, которую внушали надписи «Укорачиваем брюки» и «Ушиваем рубашки». Даже после того, как их сменили, каждый раз, когда она ходила в мастерскую по починке одежды для того, чтобы получить деньги на обучение в школе национального традиционного искусства, она долго не могла забыть те надписи, звучавшие так печально.

Магазин второй сестры, работавший без учета продажи, всегда был переполнен высохшими или испорченными овощами и зеленью. Не подсчитывая даже, сколько можно продать овощей и зелени в день, она завозила их бездумно много. Непроданный товар ей потом приходилось продавать с большой скидкой или бесплатно раздавать постоянным клиентам. Ведя торговлю без всякого расчета, она с трудом оплачивала аренду магазина.

По сравнению с ее лавкой магазинчик трудолюбивой сестры Чжон Сун можно было считать доходным, но из-за того, что рядом, по соседству, открылся крупный магазин, где давали хорошие скидки, у нее в магазине, казалось, летали одни мухи. Если бы не было сигарет, продаваемых в углу, и лотерейных билетов, то оставалось только ворчать по поводу того, закрывать магазинчик или нет.

Люди на рынке часто называли трех сестер не по имени их детей, как принято в Корее, или магазинчиков, а «сестры у железной дороги». Их мужей также стали называть «муж первой или второй или третьей сестры» из «сестер у железной дороги». Детей они тоже вырастили вместе, на рынке. Будучи крайне бедными, они, кроме слов сожаления, ничего не высылали родной матери, ни гроша, потому что у них не было никаких накоплений. То, что они послали мисс Мин учиться в школу национального традиционного искусства, оплата за обучение в которой была намного выше, чем в обычной школе, без раздумий оказав ей финансовую помощь, вероятно, было связанно с их детской мечтой. Они искренне верили в то, что человека ждет сияющее будущее, если он поедет в далекие-предалекие края, пройдя двенадцать гор, двенадцать равнин и двенадцать рек.

Баня, построенная в комнате отдельного домика, была аккуратной и чистой. Находившаяся в ней овальная ванна цвета слоновой кости, выбранная мадам О, понравилась мисс Мин. Она была заполнена водой примерно на 70 % от объема, и на ее поверхности густо плавали темно-красные лепестки роз. В воде развели ароматическое масло и морскую соль. Она вошла в воду и легла, прислонив голову на край ванны. Нежный аромат роз приятно проникал в нос. Это была «спа» — целебная минеральная ванна. Мисс Юн, работавшая здесь сменщицей по часовому графику, сказав, что название этого способа купания идет с далеких времен, запела.

Она так громко пела низким голосом «Песню о горькой доле бродячей артистки», что Табакне, услышав ее, до смерти испугалась.

— Попробуй только мне еще раз спеть эту песню! — пригрозила она ей, размахивая кулаками. — Надо этой негодяйке завязать или запечатать пасть. Черт, в наши дни те, у кого есть образование, ведут себя хуже, чем необразованные.

Однако даже угроза самой Табакне не подействовала на мисс Юн. «Когда я входила в комнату для гостей, — со смехом рассказывала она истории из своей жизни, — то еще до того, как руки пьяных гостей станут щупать мои груди, я сама быстро снимала одежду и нападала на них». Мисс Юн, которую подгоняла кочергой Табакне, приговаривая: «Ты хоть знаешь, куда пришла, что ведешь себя, как в публичном доме, запомни, ты не в салоне для занятия любовью», имела больше популярности у кисэн, чем у гостей. Даже новость о том, что в Сеуле, в районе Чхондамдон, есть минеральные ванны, стоящие от 50 тысяч вон [46] за одно посещение, и роскошные, великолепно обставленные, с годовой карточкой постоянного члена на 70 миллионов вон, они тоже услышали от нее. «Там, — смеясь, говорила она, довольная тем впечатлением, которое произвела своим рассказом, томно прикрыв глаза, словно испытывала в этот миг наслаждение, — если надо, вам сделают кислородную терапию с вдыханием кислорода, смешанного с ароматом лекарственных трав, или предложат эффективную терапию для снятия стресса. Если, воткнув в уши, поджечь длинную ароматическую свечу, то она, сгорая, дает микроскопическую вибрацию, которая снимает стресс. Я просто хочу сказать, что, в любом случае, в основе „спа“ лежит купание с цветочными лепестками».

— Что?! «Спа»?! — громко сказала Табакне, которой явно не понравились эти слова. — Не знаю, что ты там имеешь в виду, но с давних времен в кибанах, когда и слова «спа» еще не было, кисэны принимали цветочную ванну. Особенно в день, когда выполняли обряд хвачхомори, они обязательно принимали ее, потому что знали, что в кожу впитывается вода, настоянная на цветах, а кости наполняются их ароматом. Конечно, ее обычно принимали лишь в самый разгар сезона цветения, но и холодной зимой ее принимали, используя высушенные летом лепестки. В обычных домах вместо цветов сушили нарезанные на полоски молодую тыкву или редьку, а в кибанах кухарки каждый год старались нарвать лепестки цветов и высушить их, — сказала она уверенным голосом, словно ставя точку в этом вопросе.