Черно-белое кино - Каледин Сергей (книги онлайн полные версии txt) 📗
— Это шутя или всерьез? — спросил я Таню.
— Всерьез, — вздохнула Таня. — Всю жизнь сплошной водевиль.
Жить мы решили поврозь: она у себя на Аэропорте, я у себя в Бескудникове.
Гуревич был счастлив. Маме про очередную женитьбу я сказать побоялся, она узнала новость от Семена Израилевича Липкина на Ленинградском рынке в очереди за огурцами. Липкин уверил ее, что невестка достойная. Мама мэтра чтила и ко мне помягчала, тем более что я обещал сесть за диплом. А сам улетел на Сахалин строить мост. Диплом скроила Таня из своих рецензий, не пошедших в дело, и прислала письмо: «…Диплом ты написал, не скрою, вшивый. О, Сережа Каледин, Сахалин тебе вреден. Возвращайся навек. Ярославна. Т. Бек».
А тем временем в деканат пришла «телега».
15.10.78
Декану заочного отделения
Литературного института.
Правление ЖСК «Дельфин» убедительно просит руководство и парторганизацию Литературного института призвать к порядку студента-заочника Каледина C. E., который на протяжении полугода занимается сутяжничеством и порочит выборные органы нашего ЖСК, в том числе коммунистов нашего дома.
Познакомившись с проживающей в доме ЖСК Тихомировой Е. М., Каледин взял у нее доверенность на представление ее интересов и вмешался в спор о присоединении ей второй комнаты. Используя влияние на Тихомирову, Каледин начал самоуправство: сорвал печать и вскрыл дверь. Правление ЖСК пробовало выяснить причины нездорового интереса Каледина в этом вопросе. Он уходил от ответов, давая основание думать, что в данном случае имеет место шантаж Тихомировой с его стороны, корыстные цели. Это подтверждается прямым мошенничеством: в ЖСК «Дельфин» явилась женщина, представившаяся корреспондентом «Известий». Как выяснилось, это было подставное лицо.
Мы предполагаем, что Каледин занимается подпольной адвокатской деятельностью. В прокуратуру послано заявление о возбуждении уголовного дела против Каледина…
Председатель правления
ЖСК «Дельфин»…
Декан устало снял очки, протер стекла.
Агнесса Львовна Элконина — моя первая теща.
— Кто такая Тихомирова? Ты же вроде на Таньке Бек женился?
— Да… девка одна, обижают ее, комнату хотят отнять. — Для убедительности я достал пол-литровую банку сахалинской красной икры.
Декан потеребил донос.
— А с этим что делать?
— Шлите их на хер. Я заочник, сторож беспартийный — что с меня взять.
— И то верно, — кивнул декан и надел очки. — А диплом у тебя сла-абенький.
Мне было не до диплома. В жилищной битве я изменил тактику: воевал не со всем правлением ЖСК, а только с председателем. Каждое утро, как на работу, я шел в присутствия: суд, прокуратуру, милицию, отдел учета и распределения жилплощади, отдел народного контроля, совет по товарищеским судам, Комитет советских женщин и т. д. и т. п. Конторам этим несть числа. С утра до вечера сидел в приемных и коридорах власти. Иные коридоры были мраморными, в коврах; другие отстойные, подвальные, с желтыми разводами на потолках. Я ждал приема и читал художественную литературу. Ни до, ни после я не читал так много. Если жалобы мои не брали, посылал их по почте с уведомлением о вручении. Под руководством Гуревича я наблатыкался строчить кляузы левой ногой с закрытыми глазами. Получал отказы, писал новые — на отказавших. Подруга моя, любезная КПСС! Не будь тебя, горел бы я синим пламенем. Жалобщиков ненавидели, но им отвечали по закону — в месячный срок. Я вошел в раж: когда чиновники видели меня — их начинало трясти. «СКЛОКА» пухла, но безрезультатно — государство было непробиваемым. Я стравливал конторы между собой и на всех вместе писал жалобы в партию: сначала — районную, затем — городскую, и на последях — в ЦК. Взять с меня было нечего, выгнать — неоткуда. Я даже не предполагал, что так люблю сутяжничество. На первых порах меня устрашали по телефону физрасправой, я пугался, врать не буду, но изображал бесстрашие и, как ворона мерзлый хрен, долбил председателю свое: «У тебя будет инфаркт, жена твоя выкинет, получишь по рогам партийным. Отдай Лене комнату».
Взялись и за Лену. Осудили товарищеским судом, оштрафовали, подбирались к исключению из ЖСК. Лена сникла. Я великодушно предложил ей пожить у меня в Бескудникове. Спросил Таню, как она на это смотрит? Таня сказала: «Пожалуйста-пожалуйста». Гуревич был недоволен: «Повело кота на блядки».
Лена прижилась.
Без звонка приехала мама, познакомиться с новой невесткой. Я был в ванной.
— Здравствуйте, Таня, — сказала мама. — Я Тамара Георгиевна. Какая вы красивая…
— Я Лена.
— ?..
Я боязливо наблюдал за происходящим в щель.
С кухни, спотыкаясь, выбрел жеванный, с бодуна сосед Леня в коротком замызганном халате, из-под которого торчали неприлично волосатые ноги.
— Приветствую, Тамара Георгиевна, — потянулся поцеловать у мамы руку.
— Это что за Бельмондо! — оторопела мама. — Сережа! Что происходит?!
Я вышел из ванной, попытался объяснить ситуацию. Мама не стала слушать.
— Пропади вы пропадом! — И хлопнула дверью.
— Какая мама у тебя наблюдательная, — восторженно поводя фактурной головой, пробормотал Ленька, ибо действительно был русским дубликатом Жан-Поля.
Мама была в гневе. Я стал подумывать, не бросить ли мне квартирную тяжбу, которой не видно конца-края.
— Не удумай, — сказал Гуревич. — Доделай дело. Бросишь — локти будешь кусать.
— Леонид Михайлович абсолютно прав, — не задумываясь, согласилась Агнесса. И добавила по-матерински: — Добей их, деточка.
Агнесса, любовь моя!.. В семидесятом я пришел из армии злой как сволочь. Встретил Лялю, одноклассницу, позвала в гости — у мамы юбилей, сорок пять.
— Это Сережка Каледин, — представила меня Ляля. — Он солдат.
— Прощай оружие, солдат! К столу! — воскликнула именинница, картавая красавица в открытом оранжевом платье. — Я Агнесса.
Боги мои!.. Куда я попал!.. Только спустя годы в Израиле я видел такое скопище евреев на малом пятаке, а тогда и понятия не имел, что так бывает.
— Что пьем? — пробасил огромный седовласый дед Моня, мощной ручищей, как у Луспекаева в «Белом солнце пустыни», наливая мне водку.
Стол галдел. В редкие паузы бесчисленные разнокалиберные дети в очках забирались на стулья и читали под аплодисменты стихи.
— Моня, поиграй! — попросила Агнесса.
— Вас просят, — сказал я деду Моне, мне показалось, он не услышал.
Но тапером оказался другой Моня, в мундире капитана первого ранга. Он смел с крышки пианино малолетних очкариков и начал играть, но не еврейское, а Шопена.
— Еська, ты что сидишь как сыч! — крикнула мужу Эра, сестра Агнессы. — Сказал бы что.
— Да не трожь ты его, — раздраженно махнула рукой Майя, вторая сестра Агнессы. — Опять какую-нибудь глупость ляпнет.
Агнесса неодобрительно посмотрела на Майю.
— Есик, поиграй с Монечкой. Изя, где его скрипка?
Изя, сын Еси, принес скрипку. Два нижних пальца у Еси были скрючены, он тронул нормальным указательным струны, крутанул колок, дунул на смычок, и они с Моней на пару ударили другую музыку, еврейскую, местечковую.
Ко мне подобралась напудренная бабка с настороженным лицом, пытливо уставилась.
— Евре-ей?
— Не совсем, — виновато пробормотал я.
— Ну, ладно. А кто родители?
— Роха! Не мучай мальчика! — крикнула Агнесса.
— Ну, ла-адно, пусть так. — Роха отодвинулась.
— Иуда! — вскричала Майя. — Ты где, Златоуст? Скажи про Агнеску. Только без мата, здесь дети. — И со значением кивнула на меня.
Иуда Осипович, белобрысый, похожий на русского деда, отстранился от носатого парубка, поднял рюмку.
— Иуда Осипович — профэ-эссор физики, — сказала Роха почтительно.
— Агнесса, дорогая, к сожалению, ничего не могу тебе пожелать. Ибо Он, — Иуда Осипович ткнул пальцем в потолок, — обеспечил тебя по полной программе при рождении. Всегда я завидовал Давиду…