Тысячекрылый журавль - Кавабата Ясунари (электронные книги бесплатно .txt) 📗
— Но зачем, зачем Куримото-сан солгала?..
— И как ловко меня обманула, — сказал Кикудзи. Но почему эта ложь вызывает у Фумико слезы?
Пока что ясно только одно — Тикако насчет Фумико соврала.
Но, может быть, Юкико действительно вышла замуж, и Куримото, обозленная своим неудачным сватовством, решила во что бы то ни стало отдалить Фумико от Кикудзи, потому и наврала про нее.
Впрочем, такое объяснение не совсем удовлетворяло Кикудзи. Ему начало казаться, что замужество Юкико тоже неправда.
— Как бы то ни было, — сказал он, — пока мы не удостоверимся, правду или нет сказала Куримото относительно Юкико-сан, ее шутку ни понять, ни объяснить нельзя.
— Шутку?..
— Давайте считать, что это была шутка.
— Но если бы я сегодня вам не позвонила, вы считали бы, что я замужем. Странная шутка…
Служанка опять позвала Кикудзи. Кикудзи вернулся, держа в руках конверт.
— А вот и ваше письмо, Фумико-сан! То самое, без марки…
Улыбаясь, Кикудзи собрался было вскрыть письмо.
— Нет, нет, не читайте!
— Почему?
— Не хочу. Верните, пожалуйста! — Фумико, не вставая, пододвинулась к Кикудзи и потянулась за письмом. — Отдайте!
Кикудзи быстро спрятал конверт за спину.
Пытаясь схватить письмо правой рукой, Фумико левой инстинктивно оперлась о колени Кикудзи. Руки словно бы тянули тело в разные стороны, и равновесие нарушилось. Но как только оно нарушилось, руки начали действовать согласованно: правая все еще тянулась за письмом, а левая удерживала тело от падения. И все-таки казалось, что Фумико вот-вот упадет. Ее голова почти касалась груди Кикудзи, тело ее грациозно изогнулось. Но девушка не упала, удержалась, и необыкновенно легко, ловко. Ее левая рука, упиравшаяся в колени Кикудзи, совсем уже не упиралась, она просто лежала.
Какая ловкость! Какая грация! Кикудзи ожидал, что сейчас он почувствует всю тяжесть ее тела, а она даже не коснулась его. И все-таки Кикудзи затрепетал — с такой силой почувствовал он женщину, госпожу Оота.
Как это Фумико удержалась?.. Когда она ослабила упор?.. Это была невероятная ловкость, тайное проявление женской предосторожности…
Кикудзи думал, что вот-вот он почувствует тяжесть ее тела, но ощутил лишь тепло и аромат женщины.
Дурманящий аромат. В нем было все, в этом аромате, — и длинный день, и летний зной, и сама жизнь. Так пахли ласки госпожи Оота…
— Ну отдайте! Пожалуйста…
Кикудзи больше не противился, отдал.
— Я его порву.
Отвернувшись, Фумико разорвала письмо на мелкие кусочки. Ее шея, ее обнаженные руки были влажны.
Когда Фумико чуть не упала, все-таки удержалась, она сначала резко побледнела, потом стала красной. Очевидно, ей сделалось жарко.
3
Стандартный ужин, взятый из ближайшего ресторана, был безвкусным.
У прибора Кикудзи стояла цилиндрическая чашка. Ее, как всегда, поставила служанка.
Кикудзи вдруг все свое внимание сосредоточил на чашке. Фумико тоже обратила на нее внимание.
— Оказывается, вы пьете из этой чашки?
— Да.
— Как нехорошо получилось… — сказала Фумико. Однако в ее голосе было меньше смущения, чем испытывал сейчас Кикудзи. — Подарила ее вам, а потом раскаивалась. В письме я написала об этом.
— О чем?
— Ну, о чашке… Просила извинения за такой ничтожный подарок.
— Ничтожный? Что вы! Прекрасная чашка!
— Нет, сино не очень хороший. Иначе мама не пользовалась бы этой чашкой каждый день.
— Я, правда, не очень разбираюсь, но мне кажется, она хороша. — Кикудзи взял чашку и повертел в руках.
— Но есть сколько угодно сино гораздо лучше этого. Будете пить из нее, вспомните вдруг о других чашках и подумаете, что ваша хуже…
— У меня нет в доме второго сино.
— Пусть у вас нет, но вы можете где-нибудь увидеть. И подумаете, что те, другие, лучше. Мне и маме будет очень, очень горько.
У Кикудзи сдавило горло, но он сказал:
— Да полно вам, где я увижу другие чашки? Я же не хожу на чайные церемонии. Совсем махнул рукой на них.
— Мало ли что, можете случайно увидеть. Да и раньше небось видели сино получше.
— Ну, знаете, тогда получается, что дарить можно только самые лучшие вещи.
— Совершенно верно! — Фумико подняла голову и посмотрела Кикудзи прямо в глаза. — Я думаю именно так. В письме я просила вас разбить чашку и осколки выбросить…
— Разбить? Такую чашку?.. Такое старинное изделие… Чашке, наверно, лет триста, а то все четыреста. Кто знает, может быть, некогда ей пользовались по-иному, даже не думали пить из нее чай. Шли годы, люди хранили ее, бережно передавали из рук в руки. Она переходила от поколения к поколению. И кто-нибудь брал ее с собой в дальний путь, и она путешествовала в удобном футляре… Нет, я не стану разбивать чашку из-за вашего каприза!
Но ведь у края сохранился след от губ госпожи Оота…
Фумико говорила, что, по словам матери, губная помада впитывается в керамику и не отстает, мой хоть сто раз. И действительно, Кикудзи много раз тер и мыл это место на чашке, а темный след не сходил. Правда, цвет в этом месте был бледно-коричневый, а не красный, но все-таки с чуть заметным красноватым оттенком. При желании его вполне можно было принять за выцветшую губную помаду. Однако само сино тоже могло иметь легчайший красноватый оттенок. И потом совсем не обязательно, что след остался от губ госпожи Оота, ведь до нее из чашки пили многие. Может быть, этот след оставили прежние владельцы? Ведь обычно, когда пьют из чашки чай, губы касаются одного определенного места. И все же госпожа Оота, наверно, чаще подносила эту чашку к губам, чем другие владельцы, — ведь она пила из нее каждый день…
Самой ли госпоже Оота пришло в голову пить из этой чашки каждый день, сделав ее повседневной, или отец ей это подсказал, подумал вдруг Кикудзи.
А кроме того, ведь его отец и мать Фумико часто держали в руках две другие чашки, цилиндрические, работы Рёню, красную и черную. Парные чашки. Чашки-супруги. Его отец и мать Фумико пили чай из них тоже запросто…
Быть может, иногда отец просил госпожу Оота поставить в кувшин сино розы или гвоздики. Или подавал ей чашку и любовался прекрасной женщиной со старинной чашкой в руках…
После смерти обоих и кувшин и чашка оказались у Кикудзи. А сейчас у него Фумико — дочь госпожи Оота.
— Это не каприз. Я говорю совершенно серьезно: чашку надо разбить, — сказала Фумико. — Когда я подарила вам кувшин, вы обрадовались, и я подумала — у меня есть еще одна вещь сино, ее я тоже подарю вам. Мне хотелось, чтобы вы пили из нее чай каждый день… А теперь мне стыдно за такой ничтожный подарок.
— Не надо так говорить! Это отличный сино. И уж если что стыдно и даже грешно, так пользоваться такой чашкой каждый день!
— И все-таки плохая чашка! Есть сколько угодно других, значительно лучше. Мне невыносимо думать, что вы будете держать в руках этот сино и начнете еще сравнивать…
— По-вашему, дарить можно только самое лучшее?
— Смотря кому и при каких обстоятельствах…
Слова Фумико проникли в самое сердце Кикудзи.
Значит, она считает, что вещь, полученная им в память о госпоже Оота, должна быть шедевром?.. Так будет лучше и для него самого, для Кикудзи. Вспоминая госпожу Оота и Фумико, он должен касаться губами или пальцами прекрасного…
Наверно, это ее самое заветное желание. И доказательством тому — кувшин сино.
Холодный и в то же время полный внутреннего жара блеск сино напоминал Кикудзи тело госпожи Оота. И не было в этом напоминании ни капельки дурного, ни капельки горечи, ни капельки стыда, ибо прекрасное выше всего этого. А госпожа Оота была совершенным произведением природы. Природа хотела создать женщину и создала госпожу Оота. А шедевр нельзя судить — у него нет пороков… Вот о чем думал Кикудзи каждый раз, когда смотрел на кувшин сино.
А еще, глядя на него, он вспоминал Фумико. И сказал ей об этом по телефону в тот день, когда шел дождь. Осмелился сказать по телефону. И тогда Фумико вспомнила еще об одном изделии сино и принесла Кикудзи чашку.
