Однажды орел… - Майрер Энтон (книги онлайн полностью .txt, .fb2) 📗
— Если под оправданием вы подразумеваете также и истребление одной из лучших дивизий из всех, какие мне приходилось видеть почти за три года…
— Мистер Шифкин, — перебил его Мессенджейл. Корреспондент заметил, что теперь генерал разозлился: вена на его виске вздулась и стала похожей на толстую суровую нить. — Я вижу, вы сравнительно новый человек на этом театре военных действий, и чувствую, мне следует напомнить вам, что ваше поведение и ваши возражения подпадают под действие военной юрисдикции.
— Это мне хорошо известно, генерал. Я находился с войсками в Африке и Европе более двух лет.
— Тогда вы, несомненно, знакомы с существом и пределами ваших прав и обязанностей. Это был тяжелый бой, а в тяжелых боях несут потери. Это все, что я желаю сказать. — Он посмотрел на других корреспондентов, и его худое бледное лицо прояснилось снова. — Я не имею желания омрачать то, что является поводом к большой радости, и не думаю, что происшедшее здесь может омрачить ее. Американское оружие одержало большую победу. Давайте же смиренно вознесем благодарность за нее и соберемся с силами для будущих суровых испытаний. — Он вручил указку сержанту Хартжи. — Ну что ж, я полагаю, что все. Всего доброго, джентльмены, желаю вам удачи.
Раздались оживленные аплодисменты. Командир корпуса кивнул, улыбнулся и направился к боковому выходу, ведущему в жилые покои дворца. Шифкин видел, как военные полицейские замерли по стойке «смирно» у быстро распахнувшихся дверей и высокая фигура, сопровождаемая офицерами штаба и командирами дивизий, исчезла во мраке внутренних помещений.
Кто-то потянул его за рукав. Это был Мид, его круглое лицо выражало растерянность.
— В чем дело, Дэйв? Какого черта ты взбеленился?
— Да так, — пробормотал Шифкин, — просто прочищаю глотку.
Они вышли на расположенную высоко над землей просторную веранду; легкий бриз приятно опахнул вспотевшие лоб и шею. Вдали, как огромное голубое блюдо, лежало море Сулу. Бингхом, проходя мимо, бросил на Шифкина беглый, явно неодобрительный взгляд и направился дальше.
— Что случилось, Шиф? — спросил Рэндолл. — Почему ты нервничаешь? Хочешь, чтобы тебя отправили домой? Смотри, старина, если ты будешь продолжать в том же духе, тебе придется писать красочные рассказики о рабочих батальонах в какой-нибудь заброшенной дыре.
— Именно это я и собирался сказать ему, — заметил Мид. Шифкин холодно, с оскорбленным видом, посмотрел на них.
— Послушай, Чарли, ты знаешь так же хорошо, как и я…
— Ладно, ладно… — Лицо Мида исказилось от раздражения. — Что ты собираешься делать — биться головой об стену? Ты же не новичок в этом деле.
— Да, — мрачно согласился Шифкин, — я не новичок…
— В таком случае успокойся, — посоветовал Рэндолл. — Мессенджейл становится влиятельной фигурой в этих краях. Старый запасник Дуглас не посылает таких поздравительных радиограмм, если они не заслужены. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Да, понимаю.
— Зачем ты поднял весь этот шум о Дэмоне?
— С ним поступили подло, вот почему…
— О боже, не говори мне о Дэмоне! Я видел его на Вокаи. Он вытворял такие штуки, от которых тебя стошнило бы. Это кровопийца, которого ничто не остановит.
— Он отчаянный человек.
— Вот именно, это крепкий орешек, как и все они, только еще хуже. Ты опоздал к самой жестокой драке, Шиф. То, что тебе пришлось повидать, не идет ни в какое сравнение с тем, что было.
— Да, я понимаю.
Они не спеша шли по красивой широкой улице, мимо домов с причудливыми, увитыми виноградными лозами металлическими решетками и балконами второго этажа. На улице резвились дети; один из них, виляя из стороны в сторону, ехал на трофейном японском велосипеде; неистово кудахтая и поднимая облака пыли, от него во все стороны разлетались куры. Величавой и грациозной походкой, неся большие тыквенные сосуды на голове, прошли две женщины, одетые в яркие юбки с полосами красного, зеленого и желтого цвета. Неужели так было лучше? Спасти небольшой город, несмотря на то что это означало гибель для многих американских солдат? Нет, это было вовсе не лучшим решением. Это было куплено ценою нарушения слова, а если доверие подорвано, если человек изменил своему слову, своему обещанию, то полагаться на что-нибудь в этом мире просто невозможно.
— Теперь на очереди остров Себу, — весело сказал Рэндолл, щурясь от солнца. — Потом Панай и Замбоанга. Вероятно, как раз к тому времени, когда начнется знаменитый сезон дождей. Здесь льет больше, чем на Лейте и Лусоне. Бобби Блейк только что прибыл из района Лингаена; рассказывает, что они живут там… как скот… Есть одно явное преимущество в блицзахвате городов: квартиры и офицерские клубы готовы к немедленному приему гостей.
Шифкин внезапно остановился и повернул назад, в направлении гавани.
— Куда? Что ты еще намерен выкинуть? — обеспокоенно спросил Мид.
— Я вернусь примерно через час. У меня есть небольшое поручение, которое я должен выполнить в госпитале.
— Не ввязывайся больше в неприятности, — предупредил его Мид. — Это тебе не Европейский театр военных действий. Здесь Тихий океан.
— Я начинаю понимать это.
— Вот что я скажу тебе, Шиф! — бросил вслед ему Рэндолл, даже не скрывая злобной усмешки. — Не лучше ли тебе направиться завтра рысцой к Мессенджейлу, чтобы принести ему свои извинения? Ты можешь объяснить это тем, что после пребывании в боевой обстановке у тебя сдали нервы. Скажи ему, что ты потерял голову после приступа тропической лихорадки и не сознавал, что делаешь.
— Великолепная идея! — Шифкин обернулся и посмотрел на обоих собеседников, которые в замешательстве удивленно уставились на него. — Возможно, приступ тропической лихорадки как раз сейчас-то и начинается.
— Вот это штопка предстоит! — сердито проворчал доктор Тервиллигер, осматривая своими выпуклыми глазами покрытые струпьями сочащиеся раны. — Ничего, ничего. Вы крепкий шельмец, Дэмон. Даже несмотря на то что являетесь чемпионом мира среди проклятых богом дураков. — Он взял зонд, похожий на миниатюрное копье с крошечной булавой на рабочем конце, и снова склонился над Дэмоном. — Три дырки! Этот японец либо был очень метким стрелком, в чем я склонен усомниться, либо он должен был находиться не более чем в десяти футах, когда решил отправить вас на тот свет.
Дэмон, тяжело дыша через нос, ничего не ответил.
— О, да это осколок ручной гранаты! — продолжал Тервиллигер. — Кусок железного лома от строительной балки из Чикаго, ржавевшей себе многие годы где-то там, на свалке, в Саут-Гейри, в Индиане… Однако хитрые япошки знали, как его использовать. — Он передал зонд медицинской сестре Юнис Хоган, высокой приятной на вид девушке с медно-красными волосами, и выбрал другой; Дэмон тем временем открыл глаза и вздохнул. — Конечно, на выздоровление потребуется время. Лопатка задета, трапециевидная мышца — одни ошметки. Не думайте, что все это срастется за пять минут, как у девятнадцатилетнего.
— А я вовсе и не думаю этого, — ответил Дэмон, наблюдая, как Тервиллигер, снова взяв зонд, наклонился над его грудью.
— Слава богу, хоть на этот раз вы не думаете, — проворчал Тервиллигер, осматривая рану и осторожно вводя в нее зонд. — Когда вы, черт возьми, прекратите строить из себя Густава Адольфа? [86] — спросил он, извлекая из раны острый кусочек старого железа. — Тяжело дыша, Дэмон откинулся на подушку; с его лба в бровей скатывались крупные капли пота. — Да, — продолжал бормотать Тервиллигер, — хорошего здесь мало. Вам следует отправиться домой, старый вояка. С вас достаточно, понимаете? Б следующий раз я вообще откажусь штопать вас…
После ухода Твикера Дэмона охватило гнетущее чувство одиночества. В госпитальной палатке на острове Бабуян, где он лежал вместе со всеми другими, он чувствовал себя намного лучше.
Теперь, оставшись в небольшой палате один («Я подвергся сегрегации», — подумал он, криво усмехнувшись), в госпитале, в который были превращены старые испанские казармы в Рейна-Бланке, прикованный к постели болью, он терпеливо лежал, дремал, смотрел в потолок, отгоняя мысли о последних тридцати днях и ночах. Он старательно отбрасывал прочь встававшие перед главами картины недавних событий и сосредоточивал свое внимание на давно минувших днях в Уолл-Уитмене, на танцевальных вечерах, пикниках и церковных ужинах, вспоминал лица, голоса, жесты школьных друзей, или взрослых, или девушек. Но неизбежно, с неторопливой настойчивостью, подобно смене прилива отливом, в его голове всплывали воспоминания о форте Беннинг, или о Дормере, или о Лусоне, а потом появлялись неясные, расплывчатые, ускользающие обрывки мыслей о боевых делах или о вечерах, проведенных в кругу семьи, и виделось милое худое лицо с острым носиком и быстрыми сверкающими озорными глазами. Тогда невольно его собственные глаза наполнялись слезами, ив порыве ярости и стыда он комкал простыни здоровой рукой. Ему ни за что не следовало соглашаться на этот охват флангом, ни за что! Он знал, что это ошибочный маневр. Ему надо было отказаться, категорически… Но тогда Мессенджейл назначил бы Райтауэра и все равно пошел бы напролом. И солдаты дивизии не дрались бы под командованием Райтауэра так, как дрались с ним: они были бы отбиты, захлестнуты, рассеяны я отброшены. Мурасе вышел бы на плацдарм высадки, повернул бы во фланг Бопре и, выжигая и разрушая все на своем пути, проливая потоки крови, прошел бы по их тылам до самого мыса Фаспи…
