Коллекционная вещь - Фишер Тибор (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
Был только один автор, который доставлял ему истинное наслаждение, – Авар Мммммм. Он уверял, что издавал его книги в Средние века и что лучше, чем Авар, не писал никто. Он постоянно требовал бумаги, чтобы записать произведения Мммммм по памяти. «Мммммм! Аристократ духа! Какое обаяние! Какой ум! Какая страсть! Какая фантастическая эрудиция! Какая доброта! Какое многообразие!» Но так ничего и не записал.
Чего только Одилия не делала, чтобы получить хоть какую-то информацию о таинственном поэте: рылась в энциклопедиях, монографиях и историях литературы, переписывалась с местными специалистами. Никто ничего не знал. Тем не менее в бумаге безумному издателю она не отказывала. «А вдруг он все-таки не безумен?»
Был в ее коллекции и еще один реинкарнатор. Из местных. Этот помнил две тысячи своих прежних жизней. Страны, в которых ему довелось жить, были разные, но он везде, и в нынешней своей жизни тоже, оставался плотником; звали его одинаково: Яков, или Якоб, или Джакоббе, или Джейкоб; жену звали Ева, или Эва, или Ив, или Эвита, и он постоянно, на завтрак, обед, полдник и ужин, ел одно и то же блюдо – чечевичную похлебку, отчего страдал чрезвычайно и в состоянии крайней подавленности лежал с закрытыми глазами, не испытывая ни малейшего интереса к жизни. «Можете меня не будить», – говорил он, ложась. Даже самые изысканные блюда не могли поднять ему настроение. "Все равно все кончится чечевичной похлебкой,
– вздыхал он. – Хоть убейся – ничего не поможет. Представляете, один и тот же стул я сколачивал девяносто тысяч раз".
Одилии пришлось его взять, так как на этом настояли ее соседи – они не желали понимать, что ее сумасшедший дом предназначен лишь для поэтического безумия.
Приобрели мы и самоеда, самого красивого мужика в деревне. Мельника. И в жены самоед тоже взял самую красивую девушку. У них были самые красивые дети в деревне и самый красивый дом в деревне. И вот однажды мельничиха пришла к Одилии за помощью.
– Все началось с его нижней губы, – едва сдерживая слезы, начала свой рассказ бедная женщина. – Губа вдруг исчезла. Он сказал, что откусил ее случайно, когда рубил дрова. Вслед за нижней губой исчезла верхняя, и опять он сказал, что откусил ее за рубкой дров. Потом один за другим стали исчезать пальцы на руках – мизинец попался мне как-то в тушеном мясе, однако тогда я еще ничего дурного не подумала...
– Он что, ест сам себя?
Мельничиха разрыдалась.
За пальцами рук последовали мочки ушей, пальцы ног и левое предплечье. Это можно было бы объяснить катастрофически неудачным стечением обстоятельств – однако отрубленные части тела каждый раз бесследно исчезали. Одилия решила проведать мельника и обнаружила его у плиты; на сковороде, аппетитно шипя, жарился его член, отчего на лицах всех женщин в округе играла презабавная гримаса.
– Это решение далось мне нелегко, – признался мельник. – Но ведь у меня трое малюток – их кормить надо. С удовольствием дал бы и вам кусочек, но боюсь, на всех не хватит.
Его пригласили в усадьбу на званый обед, но он сбежал по дороге. Спустя несколько дней мельник разбудил жену среди ночи. Оказалось, он отрубил себе левую ногу.
– Пожалуйста, поджарь мне ее. Ты же знаешь, повар из меня никудышный.
Когда подвижность мельника заметно поубавилась, он попал в коллекцию сумасшедших поэтов.
– Меня не обманешь, – заявил он Одилии. – Ради себя стараешься. Становиться между человеком и его ногой никто тебе права не давал.
Он был единственным пациентом сумасшедшего дома, кому удалось бежать. Впрочем, далеко он не ушел; самого его нашли на кухне, а его вторую ногу – в духовке. Отрубая ее, он потерял так много крови, что лишился чувств и сжег ногу почти дотла.
– Почему ты это делаешь? – поинтересовалась Одилия.
– Скажи лучше, почему этого не делаешь ты? Ты просто мне завидуешь, – мне ведь это пришло в голову первому. Нет, ты не знаешь, что такое жизнь.
Деревенский калека, потерявший на войне обе ноги, утопился в пруду, повесив себе на шею вместо булыжников пару увесистых Библий.
Кое-какого успеха Одилия все же добилась. Успех: используя цветовой тест, она сумела со временем отучить безумного издателя от его пылких монологов и помогла ему вспомнить, что на самом деле он никакой не издатель, а учитель французского языка в сельской школе.
Благодарность:
– Ах ты, сука, – возмутился издатель, – я, величайший книготорговец в истории, должен теперь по твоей прихоти ехать в какую-то дыру, где надо мной будет смеяться каждая собака. Все, что мне теперь остается, – это попытаться заработать на корку хлеба, вбивая неправильные глаголы в головы двенадцатилетним недоумкам, которые не способны были бы выучить эти глаголы, даже имей я возможность использовать в педагогических целях дыбу или кнут. Но и на это надеяться не приходится. Уверен, даже такой «великолепной» работы мне не дождаться, ведь все знают, что я безумен, а безумие – не самая лучшая рекомендация для школьного учителя, которому родители доверяют своих бесценных крошек. Возможно, уже через два месяца я подохну с голоду. Если же мне не повезет, то протяну еще года два. Да, ты вылечила меня от безумия, но от моей судьбы тебе меня не вылечить.
Прочие неудачи. «Горшки не предают, – любила говорить Одилия. – Ваза не убежит. Амфора никогда не переменит о тебе своего мнения. Не бывает, чтобы кратер изменил тебе с другой. Стамнос никогда не позволит себе отпустить едкое замечание по поводу твоего наряда. Пеликес непременно черкнет тебе из-за границы пару строк. Если оставить арибаллос на комоде, он терпеливо дождется твоего возвращения».
Супруг же ее больше интересовался скотоводством и водкой, чем древними амфорами и безумными поэтами. Он пил круглые сутки, а также безостановочно любил грузинских девушек, которых импортировал из Грузии в товарных количествах.
– У тебя свои увлечения. У меня – свои.
Отдадим графу справедливость. С сединой пришло осознание того, что в жизни он не добился ничего, в пьянстве же и разврате погряз глубже самых праздных и порочных представителей славной русской аристократии.
– Господи, что же с вами будет? – сказала мне Одилия на смертном одре.
Она боялась, что мы плохо кончим. Тревожилась за всех – одушевленных и неодушевленных. Одилия, как мало кто, умела смотреть жизни в глаза, ее отличали здоровое любопытство, неизменное чувство юмора и всегдашнее присутствие духа. О чем я ей только не поведала, когда она лежала при смерти; она увидела такое, чего не видел ни один человек за тысячи лет. Я изобразила ей носорогов на Сене, которых в ее время было днем с огнем не сыскать, – ведь я знала: уж она-то этот спектакль оценит по достоинству.
– Ваза разговаривает со мной, – говорила она слугам, и те, понятное дело, кивали в знак согласия.
Приветы и пожелания скорейшего выздоровления супруг передавал ей исключительно через доктора. За целый месяц, что Одилия пролежала в постели, граф не удосужился навестить ее ни разу; больных и болезни он на дух не переносил. Не присутствовал он и на похоронах – от кладбища и могильщиков у него портилось настроение.
Даже Одилии, носительнице высшей мудрости, светочу разума, создать идеальный брак оказалось, увы, не по силам.
В ресторане
Я – в сумке.
Чего только Роза сегодня со своим лицом не делала; и дергала его, и щипала, и мяла, и массировала; первые полдня она провела в ванной, вторые – перед зеркалом. Серьги были выбраны спиралевидные, олицетворяли они стремление с большим трудом и всяческими унижениями выучить за несколько месяцев азы иностранного языка с целью понравиться одному весьма симпатичному человеку, с которым вы познакомились за границей, – он должен в скором времени к вам приехать, но от него до сих пор нет никаких вестей. Ничего этого Роза не знает – но догадывается. Она видит серьги Никки – в таких только в автомобильных гонках участвовать. Надевает их. В самый раз.
Мы сидим за столиком и ждем мужчину. Материализовался он не в результате совета Табаты, а вследствие недавно полученного письма. Любопытно, сможет ли Табата после сегодняшнего вечера выбраться из колодца? Роза пытается выпить воды с видом человека, который только что столкнул безумную тетушку в колодец и при этом отлично себя чувствует, – вид же у нее такой, будто она только что столкнула безумную тетушку в колодец, однако чувствует себя при этом не лучшим образом.
