Король утопленников. Прозаические тексты Алексея Цветкова, расставленные по размеру - Цветков Алексей Вячеславович (онлайн книга без TXT) 📗
Все взмахнули красивым хрусталем навстречу говорившему и сделали свои глотки. В пальцах мусульманина взлетел к лампе, карте, качнулся над головами прозрачный очерк, означая глоток, запрещенный Всевышним. Чистая форма. Пустое стекло.
— Однако имею сообщить вам, случаются дни поважнее, чем день рождения. Со всякой вещью, я не говорю уже о существе, бывает кое-что посерьезнее, чем явление на свет, — если на СеЗа смотрели и слушали, он останавливаться не умел.
— Завтра именно такой день, господа, мы запускаем нашу вертушку, и я уверен, для любого из нас это самое стоящее событие. Так выпьем же за нашего Короля! За утоляющего жажду!
И выпьем за то, что все мы здесь, такие неодинаковые, говорим на одном и том же языке. Выпьем же за этот язык!
Неодинаковые, да уж, — думала Ю, оглядываясь. У двоих Love, и они, мистик-графоман и отрок-спортсмен, пристают к мусульманину, не «повенчает» ли он их, сами не зная точно, что имеют в виду. Ссылаются на средневековые мужские гаремы прославленных султанов. ЮВ, кажется, дал им нечто вроде согласия, лишь бы отстали. По возвращении. На берегу. Похоже, арабский старец переживает драму похорон своей души. «Король сменил мою профессию и занял меня вот этим вот зондом, кораблем», — не устает повторять всезнающий Эс, из чего видно, что «профессия» для него была всем. Между тем никто здесь не может даже понять, чем он занимался раньше, настолько это специально.
Об остальных она знала меньше. А я? — спросила себя Ю — постучавшая пару месяцев назад в дверь старого знакомого, чтобы очень его удивить. Оказывается, у меня есть мечта попасть на нижний полюс, и деньги на все это «дашь мне, милый, именно ты».
— Сегодня я предлагаю каждому раскрыться, — не унимался СеЗ.
— То есть?
— В конце концов, завтра день запуска, полетит волшебная пыль. По-моему, пора всем рассказать, кто из нас как попал в воду.
— Мою историю вы знаете, — Эс считал капли в бокале, — я единственный с небольшого исследовательского, гораздо меньшего, чем этот, корабля. Если бы не тот случайный вертолет, снимавший кино. То есть, конечно, хотел я сказать, если бы не Король... Я оговорился, как это выглядело для незнающих, для всех, то есть, кроме нас, со стороны, с земли. Никто не может столько держаться на воде, даже если вам достался дутый жилет и обломок пенопласта. «Не приняла», — говорили. Я, как и многие, конечно, счел Короля галлюцинозом в первые дни на суше. «Гидрирующий бред», — определил психолог, которому я немножко намекал. Но вот Он уже стоял на моем пороге и протягивал мне для поцелуя чьи-то пальцы с кольцом. Его нельзя было не узнать в любом теле. К тому же я помнил перстень. Помнил не глазами. Конечно, я вспоминаю бывших со мной на яхте. У них остались дети, матери, никому, кроме них, не нужные, могли у них быть невыполненные клятвы, обязательная месть, не записанные еще никуда, оставшиеся навеки в захлебнувшихся головах открытия, гипотезы, версии. Один из моих коллег утверждал, что додумался до вечного двигателя, работающего благодаря притяжению Луны. Ну, то есть относительно вечный механизм. Вечный, пока есть Луна. Я никогда не узнаю, что именно он имел в виду. Возможно, однажды я спрошу об этом у нашего Короля. Ведь изобретатель давно его подданный. У меня не было столь амбициозных идей. Была ни с чем не согласная прихоть жить, и только. Значит, я оказался на воздухе нужнее. Наверное, объясняется так.
— Я расскажу, как я пропал. Кайтсерфинг, — начал мальчик («змеесерфинг» — спохватилась Ю), — катаешься на доске, держась веревкою за небесного поводыря.
Их обоих, змея и мальчика, унесло молодым ураганом очень далеко. Где они расцепились и как он полетел в океан, уже никто не видел. Кататься в такую погоду решил, потому что видел нечто подобное в кино.
— Лило тогда, на десять метров не видно, белой бурей. Меня так и не нашли. Удостоившись милости, скрывался, изменил имя, адрес, выучил другой язык, не хотел в прошлое и очень благодарен Королю за такое превращение. Я сразу в него поверил, не думал про видение. Со мной, наоборот, ничего реальнее никогда не происходило. Я все для него сделаю, это не слова.
Потом слушали про судорогу в озере. СеЗ пообещал местным сфотографировать затонувший зимой, два века назад, ратушный колокол. Подводного фотографа на поверхности не дождались.
На следующее утро в отеле нашли. Спасателей только зря подняли на ноги. Водолаз лазил полицейский. С этого начался путь СеЗа в психоаналитики.
— Погружался у опор бывшей пристани. Старые камни хлебного цвета. Честно говоря, я нырял не очень-то трезвым, потому и поспорил, что найду этот «Хелл-белл». Бессознательно я мог сам выключить себе воздух в приступе нездорового страха за то, что ничего не снял. Удушье, встречу и присягу списал вначале на алкоголь. Нетвердо помнил. Или на обморок. Случаются же после травм такие сны, загибающиеся в прошлое, ложные воспоминания разные. Однако через пару дней меня окликнули по имени на улице, в городе, где я никого не знал. Это был вежливый пожилой человек в годах. Так мог бы выглядеть мой школьный учитель, ну, в смысле возраста и осанки.
Еще один запутался в сетях. Излагал столь же путано, явно привирая. Намекая на какое-то особое отношение к себе.
Дошла очередь и до Ю. Вышло очень по-анкетному, как в газетной хронике, где с подозрением смотрят на любое лишнее слово.
— Как бы я выглядела после? Вот что меня мучит, — призналась, уже все выложив, — надувное лицо, как воздушный шар с глазками-щелками, узенькими, будто нарисованными. Никто не смог бы меня узнать, даже самые ближайшие. Ну, только по платью.
Если бы кто-то меня увидел, его бы передернуло. И руки тоже станут скользкими подушками, на них уже не останется линий, по которым узнают жизнь.
— Портрет Офелии, — дурачится ЮЗ. Вымученный юмор, чтобы снять общую нервозную серьезность.
— Я думала как раз об этом, представляла свой, расплавленный водой, портрет, когда девочка подошла ко мне во дворе университета, не улыбаясь, молча, протянула конверт с нынешней судьбой внутри, а снаружи с отпечатком Его перстня. Такое пятно вряд ли перепутаешь. Я смотрела вслед этому ребенку. Девочка ушла туда, где за углом автобусная остановка. Не знаю, села ли она в автобус. 12
«Море — его бескрайний флаг. Вода — его воздух. Океан — то, что делает его невидимым. Что такое волны, как не вечные аплодисменты нашему Королю? Приливы и отливы вместо вдохов и выдохов», — на этом тетрадка писаря заканчивалась. Вклеено фото модернистской скульптуры — прозрачный мягкий человекообразный аквариум с живыми рыбками. 13
— Такая тоска внутри, заполнила меня как желе и наружу не выдавливается. Мне кажется, мы не вернемся.
— А куда бы ты хотел вернуться?
— Я в разных местах занимался серфингом. Искал волну. Ты, конечно, не знаешь, есть ресторанчик на берегу, в Махабалипу-раме. Каменные слоны в натуральный рост, но я хочу не к ним. Бенгальский залив. Я часто сидел там, поездив на волне. Рядом смешная такая стена с наивной росписью: под пальмами нарисована семья. Мама-папа-дети за столом, белая скатерть. Вокруг них цветы, горы, джунгли. И ходят разные динозавры с высокими шеями, кушают листья с пальм, купаются в озере, не трогают людей, у них тоже обед. Рай нарисован. Теней там нет. Ты сидишь в кафе, слушая океанский шум, хозяин подходит вежливый и на таком же, как твой, приблизительном английском говорит, как он тоже любит путешествовать. Геконы бегают под лавками — миниатюрные копии добрых динозавров с ресторанной фрески. Рыжие. Звучит индийская музыка. Под пальмовой крышей в крупных перламутровых раковинах лампочки включаются. Загорелые, как темное дерево, люди идут от пляжа или к пляжу. А ты все смотришь на эту шуточную живопись — семья ест, мир цветет и динозавры пасутся. И нет никакого чувства, что ты что-то приобрел или потерял. И нет надобности в этом. А есть только мятный чай и тигровые креветки на тарелке. Мышцы отдыхают. Вот куда бы я хотел вернуться. Мы не так уж и далеко, если смотреть по карте. На крыше низенького дома напротив тамильская женщина расчесывает свои длинные черные волосы и понимаешь, глядя на нее, что вот сейчас, от каждого твоего движения, зависит будущее. Тронешь ты стакан чая левой или правой рукой и с этого начнется один или другой узор твоих событий. Их будет очень много, годами, но однажды ты вернешься сюда, к добрым динозаврам, и снова увидишь женщину, делящую волосы гребнем, и, может быть даже, войдешь в ее дом, поднимешься на крышу, а она тебе скажет...
