Замок и ключ - Дессен Сара (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗
Столик с призывом о помощи стал еще одним новшеством, которое я не вполне понимала. Ежедневно со звонком на обед какая-нибудь группка учащихся располагалась за одним из столиков у входа в кафетерий, выставляла табличку и раскладывала брошюрки, пытаясь организовать поддержку очередного доброго дела. За первые несколько дней своего пребывания в «Перкинс-Дей» я всякого насмотрелась: от сбора подписей против голода и нищеты до просьб пожертвовать немного мелочи на приобретение нового телевизора с плоским экраном для местной детской больницы. Каждый день было что-то новенькое, еще одно благое деяние, требующее заботы: «Пожалуйста, подпишите прямо сейчас!», или «Поддержите!», или «Протяните руку помощи — то немногое, что в ваших силах».
Не поймите меня превратно, я не была ни жестокой, ни бессердечной. Подобно большинству людей я верила в благотворительность. Но после всего того, что мне довелось пережить за последние месяцы, просто не могла думать о других. Мама научила меня заботиться только о себе, и, оказавшись в новом, странном мире, я не собиралась менять приоритеты. И все же каждый раз, когда я проходила мимо столика с табличкой «Помогите!» и читала очередной призыв дня — «Марш против СПИДа!», «Купи печенье, сделай взнос в развитие раннего образования!», «Спаси животных!», — на душе у меня было неспокойно, особенно при виде стабильного потока отзывов на просьбы. Видимо, тяга к благотворительности была у здешних в крови, точно так же как у меня — стремление держаться особняком.
Хизер Уэйнрайт явно принадлежала к числу любителей добрых дел — каким бы ни был очередной повод, она вечно торчала у столика с призывами о помощи. Я видела, как она читает группе девиц с фруктовыми коктейлями в руках лекцию о бедственном положении тибетцев, продает кексы, чтобы собрать деньги на исследования рака, ищет добровольцев для уборки мусора на отрезке дороги, над которым шефствовала «Перкинс-Дей». Еще одна причина, по которой все сплетни, ходившие о наших с Нейтом отношениях, не имели ничего общего с правдой. Я была совершенно не в его вкусе.
Конечно, если бы мне захотелось подружиться в «Перкинс-Дей» с кем-то похожим на меня, я бы это сделала. Здешние маргиналы выглядели ухоженнее своих собратьев из школы Джексона, но узнать их было можно. Они тусовались в дальнем углу двора у художественной мастерской, на пятачке, который все звали «Трубой». В моей старой школе неформалы всех мастей почти не пересекались, а в «Перкинс-Дей» их было не много, поэтому они старались держаться вместе. Рядом с играющими в сокс парнями в шлепанцах и мятых футболках с логотипами музыкальных групп крутились девчонки с разноцветными волосами и татуировками, одетые в винтажные тряпки и армейские ботинки. Как правило, завсегдатаи «Трубы» приходили туда к середине обеденного перерыва, подтягивались по тропинке, ведущей к футбольному полю, самому отдаленному из всех школьных сооружений. Но я постоянно удивлялась: почему администрация школы не накроет их всем скопом?
Я бы легко могла присоединиться к ним, но так и не решилась, даже после нескольких обедов, проведенных наедине с сэндвичем. Возможно, потому, что я не собиралась оставаться здесь надолго — какой тогда смысл заводить друзей? А может, совсем по другой причине. Вроде как у меня появился шанс изменить свою жизнь к лучшему. Глупо этим не воспользоваться. Тем более в моей прежней жизни все складывалось не так уж и удачно.
Однако в «Перкинс-Дей» училась одна особа, с которой я смогла бы общаться, если бы стало совсем невмоготу. Наверное, только потому, что ей хотелось обзавестись новыми приятелями не больше, чем мне.
Я уже успела кое-что узнать об Оливии Дэвис, моей соседке по парте и напарнице по несчастью из школы Джексона. Первое: она всегда разговаривала по телефону. Сразу же после звонка она выхватывала мобильник, как опытный стрелок оружие, открывала, одновременно набирая номер. Оливия прижимала телефон к уху на всех переменах и во время обеда, который тоже проводила в одиночестве, поедая принесенные из дома сэндвичи и болтая с невидимым собеседником. Судя по обрывкам фраз, она в основном общалась с друзьями, хотя иногда ее голос звучал мрачно и сердито, видимо, когда звонили родители. Но обычно Оливия просто трепалась на те же темы, что и остальные ученики в коридорах или кабинетах, — о школе, вечеринках, стрессе; единственным отличием была односторонность разговора, ведь я слышала только ее.
Еще я поняла, что Оливия оказалась в «Перкинс-Дей» против желания и теперь открыто выражает недовольство. У меня сложилось определенное мнение об одноклассниках и их образе жизни, но я помалкивала. Оливия не отличалась подобной сдержанностью.
— Ага, как же, — цедила она сквозь зубы, когда Хизер Уэйнрайт начинала подробно анализировать символизм бедности в романе «Дэвид Копперфилд». — Ты-то, конечно, видела бедность. Из своего «БМВ» и особняка за миллион долларов.
— Ну-ну, — ворчала Оливия, услышав, как по просьбе мисс Коньерс один из качков с последнего ряда сравнивает свой жизненный опыт с тяжелой борьбой героя. — Расскажи нам о своих страданиях. А мы поплачем.
Иногда Оливия ничего не говорила, лишь громко вздыхала, качала головой и страдальчески закатывала глаза, давая понять, что она думает. Вначале меня забавлял ее маленький спектакль во время урока, но вскоре стал раздражать и отвлекать. Наконец, в пятницу, после того как она буквально воздела руки к небу при попытке одного из учеников дать определение понятию «синие воротнички», я не выдержала.
— Если тебе не нравится школа, что ты тогда здесь делаешь? — спросила я.
Оливия медленно повернулась ко мне, словно увидела впервые.
— Прости, что ты сказала? — спросила она.
Я пожала плечами.
— Ну, типа, она не из дешевых. Пустая трата денег, вот и все.
Оливия поерзала на стуле, устраиваясь удобнее, словно это помогло бы ей понять, какого черта я вообще с ней разговариваю.
— Извините, разве мы знакомы? — осведомилась она.
— Я всего лишь спросила.
Мисс Коньерс, стоя перед классом, рассказывала про понятие «статус-кво». Под пристальным взглядом Оливии я пролистала свои записи, потом повернулась и посмотрела соседке в глаза, дав понять, что смутить меня не удастся.
— А что ты здесь делаешь?
— Не было выбора, — сказала я.
— Вот и у меня нет, — ответила она.
Я кивнула. По-моему, вполне достаточное объяснение. Но тут Оливия продолжила:
— Меня устраивала школа Джексона. Это папаше приспичило перевести меня сюда, чтобы я могла получить грант на обучение в колледже. Лучшее образование, лучшие учителя. Друзья более высокого класса и все такое. Теперь довольна?
— А я и не жаловалась. Это ты вздыхаешь и ноешь.
Оливия подняла брови. Похоже, мне удалось ее удивить, что было непростым делом.
— Как, говоришь, тебя зовут?
— Руби. Руби Купер.
— Ясно, — кивнула она, словно услышала ответ на мучивший ее вопрос.
В следующий раз, когда я увидела Оливию в школьном дворе, она не прошла, как мимо пустого места, но и не заговорила первой. Просто наши взгляды встретились, и в ее глазах блеснуло понимание, только вот чего?
Итак, субботним утром я лежала в постели, прислушиваясь к доносящемуся со двора грохоту, за которым последовало несколько громких гудков. Я встала, подошла к окну и глянула вниз. Яма стала шире и глубже, рыжая глина и вывернутые камни резко выделялись на зеленой глади газона. Джеми по-прежнему стоял рядом. Засунув руки в карманы и раскачиваясь с пятки на носок, он задумчиво наблюдал за тем, как экскаватор вгрызается в землю. Роско сновал у его ног. Трудно было представить, что всего двенадцать часов назад двор выглядел чистым и нетронутым. Судя по всему, не так уж много времени требуется, чтобы что-то изменить, а на то, чтобы забыть, как это выглядело раньше, — еще меньше.
Внизу, на кухне, грохотало еще сильнее, в двустворчатой двери дрожали стекла. Я увидела Кору, уже одетую и с мокрыми после душа волосами, которая подошла к Джеми. Тот начал что-то объяснять, оживленно размахивая руками, а сестра лишь кивала головой, и вид у нее был далеко не восторженный.