Ты здесь не чужой - Хэзлетт Адам (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Она заметила его, лишь когда Пол подошел вплотную к дому,
— Мистер Льюис! — воскликнула она, покосившись на чемодан. — Решили погостить у нас? Как приятно! Альберт будет рад.
Все тот же пронзительный запах гниения ударил им в ноздри, когда открылась дверь. Терьер бежал по пятам. В кухне Пол дождался, пока миссис Маклагган разберет сумку с консервами и овощами.
— Похолодало нынче утром, — сказала она. — Скоро все покроет иней. Пару дней тут собственного носа не разглядишь за туманом и снегом.
Разложив по местам покупки, она наполнила чайник водой из-под крана.
— Вы уж угодили вчера Альберту, еще как угодили!
— Как вы справляетесь с этим? — спросил Пол. — Знать, что он скоро умрет…
Хозяйка поставила на поднос сахарницу и молочник.
— Вам это покажется странным, но мне это дело знакомо. Понимаете, я служила нянечкой в госпитале, во время войны. Вас, дорогой, тогда и на свете не было. Людей не хватало отчаянно. Во всех магазинах поразвешали объявления, приглашали молодых женщин работать на юге. Я так далеко не бывала. Меня послали в госпиталь под Саутгемптоном. К нам направляли тех, кто уже не годился в строй. По большей части они были в полном порядке, только руки или ноги не хватало… Но были и другие, обреченные. Им мы ничем помочь не могли, старались только устроить поудобнее. Некоторые нянечки — совсем молоденькие, понимаете, да мы все были молоды — говорили умирающим, будто все обойдется. Но у меня, мистер Льюис, у меня не получалось сказать им такое. Это же вранье. Она заварила чай.
— Кровати были с колесиками. После обхода врачей я перевозила самых тяжелых поближе друг к другу, чтобы они могли поговорить. Им важно было, что кто-то еще знает, так я это понимаю.
Большой чайник уже сполоснут и снова стоит на шкафчике.
Они поднимаются по лестнице, миссис Маклагган несет поднос. Альберт уснул, красная щека прижата к подушке. Миссис Маклагган ставит поднос на маленький столик.
— Оставлю вас вдвоем, — предлагает она, дотронувшись до плеча Пола.
Она уходит, а он садится на стул возле кровати. Вблизи он может различить черты мальчишеского лица, почти скрытые струпьями: тонкие губы, заострившийся нос, костлявый кельтский лоб, углы черепа остро проступают над висками. Вонь щекочет ноздри, но Пол вдыхает ее свободно, полной грудью.
Уже недолго, думает он. Им обоим недолго ждать.
Голова мальчика перекатывается на подушке, Альберт просыпается.
— Хочешь послушать еще одну историю? — спрашивает Пол.
Альберт кивает. В его глазах Пол читает не благодарность, но прощение.
— Расскажи мне про королей.
Возвращение
Наконец ответ пришел, письмо от священника, напечатанное на машинке, без обратного адреса на конверте. Внизу страницы — аккуратная, разборчивая подпись. Его просьба рассмотрена, все необходимые меры приняты. Требуется выслать чек в муниципалитет, адрес прилагается. Джеймс прочел письмо, поднимаясь по лестнице в свою квартиру. На ощупь нашел ключи, вошел в дом и сразу же положил конверт на каминную доску, чтобы не забыть.
Саймону, его боссу в агентстве недвижимости, сперва показалось странным, что Джеймс не предупредил заранее о своем намерении взять отпуск, да еще и все четыре недели сразу. Но посреди лета сделки прекращались, так почему бы и нет? Начальник разрешил Джеймсу уйти в тот же день, если дела приведены в порядок. Дела были в порядке, он позаботился об этом, прежде чем обратился с просьбой к Саймону. И вот он стоит посреди своей гостиной, достает из портфеля всякие мелочи, которые прихватил с работы. Портрету отца найдется место на приставном столике.
— Может, выпьем, пока ты еще тут? — предложил ему рыжеволосый Патрик. Патрик всегда относился к нему по-доброму, предлагал помочь, если что, но подобное предложение, первое за год знакомства, выбило Джеймса из колеи. И что бы он сказал, сидя в пабе, этому парню, который все время занимал его мысли? Из-за перегородки на них поглядывали сотрудники.
— Как-нибудь в другой раз, — пробурчал Джеймс в ответ.
Он убрал продукты и принял душ, а потом постоял перед зеркалом, завернувшись в полотенце. Два-три раза провел бритвой по тугой коже подбородка, начисто удаляя щетину. После бритья он выглядел моложе, чем на свои двадцать пять, если правильно постричь волосы, еще можно сойти за студента. Изучил кожу вокруг глаз, отметил незначительное шелушение, легкую сыпь, не проступившую на поверхность. Стоит чуть отойти от зеркала, и этот изъян незаметен. Джеймс с некоторым удовлетворением вгляделся в свое гладкое отражение: не так уж плохо, подумал он.
В спальне он достал из ящика комода чистую футболку и пару аккуратно сложенных спортивных трусов. В комнате было прибрано, как всегда, кровать застелена, занавески раздвинуты, белье сложено в корзину. Он повесил костюм на плечики, вставил в башмаки распорки и пристроил галстук на перекладине с внутренней стороны дверцы, гадая про себя, долго ли продержится установленный порядок.
По ту сторону улицы, в парке, дети играли на общественном корте, гонялись за теннисными мячами, а те медленно чертили дуги во влажном воздухе. По кругу, по асфальтовым дорожкам, бегали трусцой любители здорового образа жизни. Миновав лужайку, Джеймс направился к ряду деревьев, которые мерно покачивали ветвями под темнеющим небом. В холодильнике имеется запас провизии, напомнил он себе, и программа телепередач поможет скоротать вечерок, если он сейчас отступит. Под деревьями Джеймс нашел скамейку. По ту сторону каменной стены, огораживавшей парк, иногда проезжал автомобиль. Из раскрытых, окон долетала музыка, ветер относил ее в сторону, деревья заглушали своим шорохом. По краю парка, держась за руки, прошли двое. Только что вынырнули из метро, кейсы оттягивают руки, он ослабил узел галстука, она успела надеть кеды. Джеймс глядел им вслед. Парочка прошла через ворота, устремившись к домику с террасой в том крольчатнике, что тянулся через южный Лондон вплоть до реки.
Половина восьмого, вечерний свет меркнет, родители уводят ребятишек с футбольного поля. Поблизости садовник убирает свой инвентарь в казенный сарай, запирает за собой дверь. Женщина средних лет в вечернем туалете тащит терьера по траве, по самой обочине, торопится домой — сквозь арку ворот уже виднеются освещенные окна.
Раскрыв блокнот, Джеймс набросал письмо на небольших разлинованных страницах:
Дорогой папа,
сегодня я ушел из конторы Шипли. Работы у нас было мало, и никто не будет по мне скучать. Нет, я старался. Вкалывал целый день, много звонил по телефону, но на рынке нынче застой, и за три недели нам не удалось ничего продать. Босс пошел мне навстречу и разрешил взять отпуск прямо сейчас. Труднее всего было попрощаться с Патриком. Я рассказывал тебе о нем. Мы уже совсем подружились, он даже пригласил меня выпить вечерком, но я побоялся, что с языка у меня сорвется признание. Не думаю, чтобы он заметил, как я поглядываю на него в конторе. Наверное, тебе покажутся странными такие переживания из-за парня, который сидит за соседним столом. Ты в моем возрасте уже был женат на маме. Хотел бы я знать, что ты обо всем этом думаешь.
Фонарь, висевший над стеной, загорелся, но Джеймс едва различал слова на странице. Он закрыл блокнот и убрал его в карман. В парке стало темно. Над призрачным сиянием ближайшего района возвышались ярко освещенные башни небоскребов Сэндс-Энда. Отдаленный гул транспорта по ту сторону реки катился к нему по траве, пространство вокруг было пустынно, казалось, это сама темнота легкими волнами ложилась к ногам. Несколько минут спустя Джеймс услышал на дорожке шаги, медленные, неуверенные. Слева между деревьями появился какой-то силуэт, он едва поймал его движение краем глаза. Едва он обернулся, человек исчез. Фонарь слепил, точно прожектор, погрузившихся во тьму домов не было видно. Джеймс расстегнул куртку, сунул руки в карманы джинсов. У изгороди возле теннисного корта мелькнул огонек, вспыхнул кончик сигареты, зажигалка погасла, и осталось лишь это янтарное свечение. Дыхание участилось. Ссутулившись, Джеймс приказал себе успокоиться. Справа и слева шуршали листья. Джеймс поднялся со скамьи и пошел в сторону небольшой рощи позади сарая садовника. Когда же глаза привыкнут к скудному освещению? Прислонившись к стволу дерева, он всеми пятью чувствами впитывал темноту. Неподалеку послышался стон. По ту сторону стены все еще звучала музыка.
