Иголка любви - Садур Нина (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
Оленька осторожно посмотрела на человека. Вялые волосы над лысеющим лбом, две «добрые» морщины у губ. Человек смотрел широкими глазами вниз, на город. Ей даже показалось, что она ослышалась. Темное от загара лицо человека было спокойным, не грубым. Это просто прохожий. Шевельнулся. Нет, не просто. Человек медленно перевел взгляд с города на нее, на Олю. Медленно показывая, постепенно, свое лицо. Взгляд в упор, как не совсем нормальные люди, «чудаки», художники, ну, которые смотрят, как дети, — в сердце глаза. А в его собственных широко, красиво разлегся нижний город. Оля даже забыла бояться, глядела, пока картинка не опустилась на дно глаз. Два маленьких города в двух влажных глазах — было и нету.
— Вам нравится здесь? — Голос приличного человека. — Вы что, боитесь? Ну хорошо, а зачем тогда вы одна ночью здесь ходите? На самом верху горы?
— Да я не боюсь, здесь просто холодно.
— Ну хорошо, я поверил.
— Хорошо, что вы поверили, а то я расстроилась.
— Да нет, я просто подумал, может, вы ищете приключений и ходите.
— Да нет, я не ищу приключений, я просто хожу. Все-таки можно же ходить по земле, в конце концов. Она же для всех.
Человек хорошо посмеялся. Стало тепло, захотелось дружить.
— Я вообще-то болею. У меня что-то внутри дрожит все время.
— Это я понимаю. Это неврастения.
— Неврастению можно лечить. У меня дрожит глубже, туда таблетками не залезть.
— Пить пробовали?
— Рвет.
— А коньяк?
— Я же сказала: рвет. От крупной еды рвет. А уж от этого…
— Зачем вы сюда приехали? Здесь все празднуют.
— А куда мне деваться?
— Возьмите справку, что вы психованная. Я серьезно. Сейчас многие ходят с такими справками.
— Ну зачем она мне?
— Если вы что-нибудь вытворите.
— Да я же сказала: я всех боюсь. Я потому и лезу в темные места, чтоб пересилить страх. У меня страх от людей, понимаете? Даже от Галы.
— Кто это?
— Да это одна баба, кассирша в столовой. Все время обсчитывает. Зазеваешься — она с тебя рубль…
— Да плюньте вы на этот рубль.
— Так я плюю. Так меня ж рвет. Вы, наверное, сам псих. С вами получается говорить такое.
— Я со справкой.
— А у вас какая болезнь?
— Просто псих. Не важно.
— Видите, боитесь назвать свое отклонение. Значит, все-таки манит вас норма. Зачем тогда справка. А вы-то сами что тут торчите? Мужчину тоже ведь могут кокнуть.
— Да я не знаю. Я гулял.
— Хочется говорить людям смертельное. Чтоб самой надорваться. Понимаете?
— Оскорбления, что ли?
— Ну, примерно. Смертельное. Я не могу объяснить. Ну чтоб потом надо рваться, а то внутри все обмороженное. И от всего рвет. Как будто бы внутри ничего нету, одна только рвота. Ну хочется, чтобы что-то внутри шевельнулось. Допустим, я кого-нибудь кокну, а у меня внутри все обольется кровью ужаса и сострадания.
— Попробуйте кокнуть меня.
— Вы не дадитесь. К тому же вы сами растленный. Ведете такой разговор.
— Таких очень много.
— Я думала, я одна.
— Нет. Их все больше и больше.
— Тогда еще хуже. Я думала, меня можно уничтожить, как гадину. А раз нас таких много…
— Знаете, может быть, вы и не плохая.
— Когда от всего рвет? А потом, я же помню — хорошее и плохое. Были названия. Просто очень. Давно только. Только названия помню.
— Ну, например?
— Ну, чтобы мир на земле.
— Ну вы что, как неграмотная, газетой заговорили.
— Ну, чтобы добрые, вежливые. Я не знаю. Не помню. Главное ведь, ничего такого не стряслось. Жила и жила. У меня даже денег много. Причем честные деньги. И этот был, Сережа, начальник и любовник. Ну все, что надо для жизни. Я в полном отчаянии.
— Ну смотрите, вам было плохо, вы пришли, вам удалось поговорить. Не так уж мало.
— Сейчас пока да. Это правда. Спасибо. Но боюсь, что не хватит. Начну трястись. Вот уже начала. Я пошла. До свидания.
— Если хотите, еще увидимся.
— А что вы можете предложить? Прощайте лучше. Пойду доживать свою жизнь.
— Все-таки вы милая. И я не верю, что рвет и трясет. Просто неврастения.
— Потому что вам нравится, вам тепло… Это голос из тела. Я говорю с вами своим голосом из моего тела. Оно еще молодое, милое. И другого голоса у меня нет. Но помимо этого дрожит внутри… сильно…
Она успела отойти пониже, в гущу деревьев, сошла с дороги, легла на колючую траву и полежала, пока тошнота не прошла, пока не утихли виски и блуд разговора не вышел из крови.
Пришла домой. Лампочка еще горела во дворе. Удивилась, что еще не спят.
— Здравствуйте, мы из-под Гомеля. Сегодня утром приехали. Уже обгорели, особенно Лена. А вы тоже недавно? Вы тоже вся белая.
— Я тоже вся белая. Не могу загорать.
— Я же говорила, нельзя так сразу. У Лены плечи обгорели.
— А из-под Гомеля, это откуда?
— Да вы не знаете, у нас маленький городок. Ну Гомель-то вы знаете? Мы с детьми приехали, а вы?
— А я одна.
— Сейчас Лена из душа выйдет, у нее плечи обгорели. Меня зовут Аня, а вас?
— Меня Оля.
— Я в медицине работаю, нам дают путевки, но я захотела с Леной вместе поехать. Нам теперь все время путевки дают.
— Почему?
— Ну, как? Мы же рядом.
— Ах, да, да!
— Нас даже выселяли в этом году… а теперь назад заселили. Ну как выселяли — всех детей школьного возраста отправляли на курорты.
— Почему только школьного?
— Потому что маленьких надо с родителями, а как же… некому останется работать. У нас там мясокомбинат. Нефтебаза. Бросить нельзя. Вот Лена — она на мясокомбинате, а я в медицине, я сестра экстренной хирургии. А у самой зоны, ну, знаете, там вообще некому работать, там вахтенная работа, по неделе, по месяцу посылают. У них учителей нет, врачей.
— Аня, а вы не боитесь?
— У меня муж боится. А я не знаю. Там же все. Но много стало переломов. Особенно в этом году.
— Не поняла.
— Стронций в костях оседает. Много ломают ноги и руки. Я же в хирургии, к нам везут. У меня у дочки волосы стали выпадать. Я не знаю… У нас ведь у всех дозиметры, нам выдали. Мы измерили — доза завышенная, мы пришли в горсовет, сказали: для наших детей завышенная доза. Нам сказали — это не ваша компетенция. Вам выдали продукты замерять, а другое не трогайте. Хотите киселя? Я сварила утром.
— Хочу.
— Сейчас Лена из душа выйдет, принесет. Он в комнате стоит.
Лена выходит.
— Здрасьте, очень плечи болят.
— Вы обгорели, мне Аня сказала. Надо помазать.
— У меня есть земляничный крем, посмотрите, как пахнет. Правда же, похоже?
Лена снимает халат по пояс, терпеливое, рожавшее тело с выпитой грудью, широкий живот.
— А где обгорело у вас?
Повернулась спиной. На шее слабые колечки волос.
— На, Аня, помажь.
— Можно я? Я умею.
— Помажьте. Спасибо вам.
Крем пахнет земляникой. Осторожно касается горячих плеч, чтоб не затронуть колечки волос.
— Подберите волосы.
— Вы сильнее втирайте, я потерплю. Мне не больно.
— У вас волосы сами вьются?
— У меня вообще не вьются.
— Ну вот же, на шее, колечками.
— Это от моря.
— А вы правда на мясокомбинате работаете?
— Да.
— Там у вас бойня?
— Бойня есть.
— Это страшно?
— Вы знаете, привыкают. У нас ведь есть женщины, которые по двадцать лет проработали. Они, правда, пьют сильнее других цехов.
— Я вообще не знаю, как ты там работаешь.
— Знаешь, Аня, надо привыкнуть. Я, например, не могу видеть крови. У вас в операционной кровь.
— Ну, не правда. Ну вот ведь неправду говоришь. Делают надрез и сосуды сразу же зажимают специальными зажимами. А у вас кровь, в сапогах ходят.
— Это другое совсем. Надо просто привыкнуть к работе, ты не права.
— Я бы к твоей не смогла.
— А я бы к твоей не смогла.
— Ну хорошо, ну я все понимаю. Ну раз там, вы сказали, этими приборами замеряют и сильная радиация, почему вас не выселяют?
