Вечерние новости - Хейли Артур (полная версия книги TXT) 📗
– Я сейчас скажу тебе, Никки, то, чего до сих пор не говорил ни одной живой душе, никому на свете. Я однажды так боялся, что… – Он окинул окружающих взглядом, словно взывая к их пониманию, – ..так боялся, что намочил штаны.
– И что же ты предпринял? – спросил Никки. Джессика, заботясь об Энгусе, хотела было остановить Никки, но Кроуфорд жестом призвал ее к молчанию.
Старик продолжал уже окрепшим голосом. Гордость явно возвращалась к нему.
– А что я мог предпринять? Воевать мне не нравилось, но шла война, так что я выполнял то, что мне приказывали. Я был бомбардиром в группе. Когда наш командир – а это был наш пилот – подлетал к цели, он говорил мне по селектору: “Теперь дело за тобой, Энгус, принимай команду”. А я лежал у авиаприцела – тут я застывал и всматривался. Дело в том, что в течение нескольких минут, Никки, самолет ведет бомбардир. Когда цель оказывалась у меня на скрещении прицела, я сбрасывал бомбы. Это было сигналом для всей команды, и они тоже сбрасывали бомбы. Так что я хочу тебе сказать вот что, Никки: это естественно, когда человек до смерти чего-то боится. Такое может быть с самыми лучшими людьми. Важно не пойти ко дну, держать себя в руках и делать то, что ты считаешь надо делать.
– Понял, дед.
Голос у Никки звучал сухо, и Кроуфорд подумал: интересно, все ли он понял. Наверное, многое. Никки был мальчик умный и добрый. “А сам я, – подумал Кроуфорд, – старался ли в прошлом лучше понять отца?"
Он взглянул на часы. Пора двигаться. Обычно он приезжал в Си-би-эй в 10.30, но сегодня надо быть раньше, так как он хотел повидать руководителя отдела по поводу Чака Инсена – настало время снимать его с ответственного за выпуск “Вечерних новостей”. Слоуна все еще бесило воспоминание о стычке с Инсеном накануне, и он был преисполнен решимости добиться изменений в подборе кадров для “Новостей”.
Кроуфорд встал из-за стола и, извинившись, поднялся к себе, чтобы одеться.
Выбирая галстук – тот, что будет на нем, когда он вечером появится перед камерой, – и тщательно повязывая его, Кроуфорд думал об отце и представлял себе то, о чем рассказывал старик. Энгусу в то время было лет двадцать с небольшим – он был вдвое моложе, чем Кроуфорд сейчас, совсем зеленый юнец, который и жизни-то еще не видел и ужасно боялся умереть, скорее всего страшной смертью. Даже когда Кроуфорд работал журналистом во Вьетнаме, он, безусловно, не подвергался таким испытаниям.
Внезапно совесть заговорила в нем: как он мог раньше этого не понять, не прочувствовать, не пожалеть отца?
Беда в том, подумал Кроуфорд, что слишком он поглощен своей профессией, слишком захвачен потоком каждодневных новостей и потому склонен считать события предшествующих лет отошедшими в историю и, следовательно, не имеющими отношения к бурной полнокровной сегодняшней жизни. Такое умонастроение профессионально – он наблюдал нечто подобное и у других. Но события тех лет не отошли в историю и никогда не отойдут в прошлое для его отца.
Кроуфорд не был в этом отношении невеждой. Он читал о налете на Швайнфурт в книге под названием “Черный четверг”. Автор, Мартин Кэйдин, сравнивал этот рейд с “бессмертными сражениями под Геттисбергом и в Аргоннском лесу, на островах Мидуэй, на реке Балдж и у Порк-Чоп-Хилла”.
"И мой отец, – напомнил себе Кроуфорд, – был участником этой долгой саги”. До сих пор Кроуфорд никогда не смотрел на это под таким углом.
Надев пиджак, он взглянул на себя в зеркало и, удовлетворенный своим видом, спустился вниз. Он попрощался с Джессикой и с Никки, затем подошел к отцу и сказал:
– Ну-ка встань.
Энгус в изумлении посмотрел на него. Кроуфорд повторил:
– Встань же.
Энгус отодвинул стул и медленно поднялся. Инстинктивно, как с ним часто бывало, он встал по стойке “смирно”.
Кроуфорд подошел к отцу, крепко обнял его и расцеловал в обе щеки.
Старик явно удивился и даже покраснел.
– Эй, эй! Это еще что такое?..
– Я люблю тебя, старый ты чудак, – сказал Кроуфорд, глядя ему в лицо.
У порога Кроуфорд обернулся. По лицу Энгуса расплылась блаженная улыбка. У Джессики на глазах были слезы. А Никки так и сиял.
Карлос и Хулио с удивлением увидели, что Кроуфорд Слоун выехал из дома раньше обычного. Они тотчас условным кодом сообщили об этом своему шефу Мигелю.
К этому времени Мигель уже выехал из оперативного центра в Хакенсаке и вместе с другими ехал в пикапе “ниссан”, снабженном радиотелефоном, по мосту Джорджа Вашингтона, соединяющему Ныо-Джерси с Нью-Йорком.
Мигеля это известие ничуть не смутило. В свою очередь, он передал зашифрованный приказ, что все планы остаются в силе, время их осуществления при необходимости можно приблизить. А сам подумал: “Намеченная акция явится для всех полной неожиданностью: логически она никак не будет оправдана, и очень скоро возникнет вопрос – зачем?”
Глава 10
Приблизительно в то время, когда Кроуфорд Слоун выехал из своего дома в Ларчмонте, направляясь в Си-би-эй, Гарри Партридж проснулся в Канаде – это было в Порт-Кредите, близ Торонто. Спал он крепко и, проснувшись, в первые минуты не мог понять, где находится. Это случалось с ним часто, поскольку просыпался он в самых разных местах.
Когда мысли пришли в порядок, он оглядел знакомую комнату и понял, что если сесть в постели – чего пока он еще не склонен был делать, – то в окно видны будут широкие просторы озера Онтарио.
Это была база Партриджа, его логово, но из-за работы, требовавшей постоянных переездов, он приезжал сюда в течение года лишь ненадолго. И хотя тут были его вещи – одежда, книги, фотографии в рамках, сувениры, привезенные в разные времена из разных мест, – квартира не была записана на его имя. Как гласила карточка рядом со звонком в вестибюле шестью этажами ниже, официальным квартиросъемщиком была В. Уильяме (В, означало Вивиен).
Каждый месяц, в каком бы уголке земного шара Партридж ни был, он посылал Вивиен чек для уплаты за квартиру, а она за это жила в его норе и поддерживала порядок. Такой уговор – включая то, что время от времени они спали вместе, – устраивал обоих.
Вивиен работала медсестрой неподалеку, в больнице на Куинсуэй, а сейчас, слышал Партридж, хлопотала на кухне. По всей вероятности, готовит чай – а она знала, что он любит пить чай по утрам, – и скоро принесет его. Тем временем мысли Партриджа вернулись к событиям, происшедшим накануне, и к тому, как он летел потом из Далласа в Торонто на запоздавшем самолете.
Происшествие в далласском аэропорту имело прямое отношение к его профессии, и он сразу взялся там за дело. Это входило в обязанности Партриджа, и за это Си-би-эй хорошо платила ему. Однако, вспоминая о случившемся вчера вечером и сегодня утром, он не мог не думать о происшедшей трагедии. Судя по последним сообщениям, более семидесяти человек из тех, кто находился на борту самолета, погибли, многие серьезно ранены, а на маленьком самолетике, столкнувшемся в воздухе с аэробусом, погибли все шесть человек. Партридж понимал, что многие сраженные горем семьи и друзья погибших страдают сейчас, горько переживают утрату.
Он подумал, что не раз и ему хотелось заплакать на месте событий, которые, по своей профессии, ему приходилось наблюдать, включая и вчерашнюю трагедию. Но он всегда умел сдерживаться – за исключением одного случая, о котором, если он всплывал в памяти, Партридж старался тотчас забыть. Однако, вспоминая его, Партридж задумывался над тем, что же он за человек и почему не может плакать.
В начале своей репортерской карьеры Гарри Партридж находился в Великобритании, и в это время в Уэльсе произошла трагедия. Случилось это в Аберфане, шахтерском поселке, где с отвала съехал большой пласт угля и завалил начальную школу. Под углем погибло сто шестнадцать детей.
Партридж приехал на место происшествия вскоре после того, как случилось несчастье, и видел, как вытаскивали трупы. Каждое маленькое тельце, покрытое черной вонючей густой грязью, окатывали из брандспойта и лишь потом увозили для опознания.
