Дата моей смерти - Юденич Марина (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
Когда же в ситуации ожидающего оказываешься сам, реакция, понятное дело, бывает прямо противоположной: " Что за наглость, черт побери! " мысленно отчитываешь ты соседей — эгоистов.
Сейчас, однако, мне было не до соседской наглости.
До дверей квартиры оставалось миновать каких-то два лестничных пролета, но именно они, как водится, казались самыми крутыми и протяженными. Я карабкалась с трудом передвигая ноги и переводя дыхание: сказывалось сидение и лежание стуками, тело совсем отвыкло двигаться, и мне пришлось даже вцепиться в перила, чтобы облегчить себе муки подъема.
Однако, именно то обстоятельство, что передвигалась я теперь крайне медленно, давало и некоторые преимущества: я отчетливо слышала все звуки, которые раздавались в пустом подъезде.
И в ту минуту, когда свинцовые ноги мои, вступили на ступеньку последнего лестничного пролета, в гулкой тишине подъезда отчетливо раздался звук аккуратно открывающейся двери.
В самом этом факте не было бы ничего странного, если бы звук не раздался прямо над моей головой.
Это означало, что аккуратно открылась изнутри дверь именно моей квартиры.
Я замерла так, и не переступив ступень, и затаила дыхание, вернее, я вообще перестала дышать, потому что в гулкой тишине подъезда шумное, сбившееся дыхание должно было разноситься как минимум на несколько этажей.
Наверху, тем временем, тоже воцарилась тишина.
Однако в этой тишине отчетливо ощущала я чужое присутствие.
Кто-то, отворивший мою дверь изнутри, тоже замер, прислушиваясь. Я превратилась в каменное изваяние: дышать мне вовсе не хотелось, словно организм мой, так же осознав грозящую нам опасность, решил некоторое время продержаться на внутренних резервах.
Этот раунд я выиграла.
Тот, кто затаился наверху, оказался менее терпелив или осторожен. Я совершенно отчетливо услышала, чьи-то шаги, смягченные моим резиновым ковриком с надписью по — английски "Добро пожаловать! ", потом звук столь же аккуратно закрываемой двери. Особенно отчетливым был щелчок захлопнувшегося замка.
А потом пришелец и вовсе утратил осторожность.
Шаги его зазвучали громко и отчетливо.
Однако, он спешил, он очень спешил, потому что над моей головой тяжело протопали чьи-то ноги, бегом поднимающиеся на верхний этаж. Потом, с оглушительным лязгом захлопнулась дверь лифта — теперь было ясно, для кого держали кабинку на верхнем этаже и в чьей квартире кто-то «завозился».
Лифт, между тем, медленно потащился вниз.
Я не раздумывая ни секунды, присела, упершись коленом в ступеньку лестницы, чтобы из окошка проезжающей мимо кабины, меня невозможно было увидеть.
Тем самым, я, правда, лишала и себя возможности разглядеть тех, кто спускался в лифте, но в ту минуту это занимало меня менее всего.
Кабинка, скрипя и раскачиваясь, проплыла мимо меня и долго еще ползла вниз, однако, пока не достигла первого этажа, не лязгнула открывающаяся дверь, не захлопнулась она тут же с потрясающим грохотом, в котором потонули шаги, вышедшего из лифта человека или людей, я оставалась неподвижна и, честное слово! — бездыханна.
В подъезде снова царила тишина, не нарушаемая теперь ничем: злополучная кабинка мирно застыла на первом этаже, не издавая никаких звуков.
Я глубоко воздохнула, впервые за все то время, что продолжалась эта фантасмагория, и оцепенение постепенно сползло с меня, как сползает густая пена с намыленного тела под упругими струями душа.
Для начала я поднялась во весь рост, но еще несколько секунд стояла прислушиваясь, прежде чем, начала — нет, еще не двигаться! — пока только размышлять.
Первой затрепетала в голове пугливая мысль немедленно мчаться вниз и бежать прочь от собственного дома, вдруг превратившегося в опасную ловушку.
Однако, с ней я совладала.
" В любом случае, кто бы он ни был, его уже там нет. Он ушел, вернее, убежал и вряд ли кого-то оставил в квартире. — Сказала я себе и мое второе я, то, которое запаниковало, со мной согласилось — В то же время, он вполне может ошиваться где-то поблизости и неизвестно, как поведет себя, увидев, как я опрометью вылетаю из подъезда. "
Трусливое "я" снова не стало возражать.
Выходило так, что намного безопаснее сейчас подняться в квартиру, запереться изнутри на задвижку, обследовать все углы и закоулки, понять, что произошло ( в то, что меня ограбили почему-то верилось не очень — кроме груды неумолимо выходящих из моды тряпок, брать в моем доме было нечего ) и уже потом начинать действовать.
Звонить в милицию, Мусе. Собственно, больше звонить было некуда. Разве что, в пожарную охрану, если неизвестный пришелец вдруг решил подпалить мою квартиру.
Мысль о пожаре, хотя и абсурдная, заставила меня перейти, наконец, от размышления к действиям.
Решение было принято. Я мужественно преодолела последний лестничный пролет и, оказавшись перед собственной дверью, внимательно огляделась.
Ничто не говорило о чужом присутствии. Да и что, собственно, могло о нем говорить? Окурки и пепел случайно остаются на месте преступления только в плохих детективах, а различать отпечатки пальцев невооруженным глазом я не умела.
Квартира встретила меня привычной расслабляющей тишиной, в которую сливались урчание холодильника, громкое тиканье часов с кукушкой и мерный стук капель, сочившихся из крана на кухне, починить который все не доходили руки.
Я медленно обошла всю ее, вдоль и поперек, и это не заняло много времени — квартира моя была совсем небольшой, а скорее — маленькой. К тому же, все закутки, где в принципе, при желании можно было бы затаиться, известны мне были лучше, чем кому-либо.
Теперь я была совершенно уверена в том, что в квартире никого нет.
Еще некоторое время потребовалось, чтобы убедиться, что все вещи представляющие собой относительную ценность, были на местах, И вообще — ни к чему в доме не прикасались чужие руки.
В этом смысле память моя никогда меня не подводила: я с абсолютной точностью запоминаю положение вещей, и малейшее их смещение не может ускользнуть от моего внимания.
В детстве я закатывала целые истерики, если замечала, что кто-то трогал мои игрушки, ибо росла ребенком довольно капризным и жадным.
Позже, мои телевизионные коллеги, быстро отказались от привычки копаться на моем столе в поисках чистых кассет или вдруг потребовавшихся бумаг. Я неизменно засекала вторжение и устраивала разнос.
Однако, чаще всего мы ссорились с Егором, который мог бесцеремонно сунуть нос в мой компьютер, порыться в моих ящиках, просто так, любопытства ради, перебрать мои бумаги и даже вещи. В конце концов, это даже превратилось в некую игру, хотя ругалась я совершенно всерьез. Ему же становилось просто интересно, хоть раз провести меня, и вторгаясь на мою территорию, будь то кабинет, туалетная комната или салон машины, он пытался, перебирая вещи, оставлять их строго на тех местах, где они находились.
Однажды, он признался, что даже помечал расположение некоторых предметов практически неразличимыми карандашными штрихами или точками. Однако все эксперименты его заканчивались одинаково — я обнаруживала вторжение и начинала злобно ругаться.
Выходило, что повода для беспокойства не было, и злую шутку со мной опять сыграли мои не совсем, как мягко выражается Муся, здоровые нервы.
Не было никакого вторжения.
А если кто и хлопал дверьми и топал ногами, так это был кто-то из соседней квартиры. Старые мои соседи продали ее, в квартире, который месяц шел ремонт. И мало ли у кого из рабочих, какая возникла нужда держать кабинку лифта этажом выше, а потом, тяжело топая мчаться наверх, чтобы уже на лифте спуститься вниз. Со стороны такое поведение казалось, конечно, не очень логичным. Но кто, скажите мне, способен до конца постичь логику строительных рабочих, выходцев, то ли из Украины, то ли из Молдовы?!
Словом, теперь надо было успокоиться и признать, что история с рекламным фото повторилась, изменен был только сюжет, переписаны роли второго плана, но главная героиня оставалась прежней.
