Признания Адриана Моула - Таунсенд Сьюзан "Сью" (электронные книги без регистрации .txt) 📗

– Поддай жару, лентяй паршивый! Штык уже начал подванивать.

Я проклял тот день, когда впервые увидел Берта. Знакомство с ним не принесло мне ничего, кроме огорчений. Из-за него я провалился на экзаменах в университет. Пока мои одноклассники зубрили под складными настольными лампами, я срезал Берту мозоли или сдавал за него пустые бутылки. Почему, господи? Почему мне так не везет?

Как бы то ни было, яму я вырыл. Втроем мы кое-как вывезли Берта в сад.

– Будто артснаряд взорвался, – принялся ругаться Берт. – Я хотел настоящую прямоугольную могилу!

Я задыхался от гнева, но промолчал, однако глаза мои наполнились слезами – слезами жалости к себе. К счастью, Пандора приняла эту влагу за знак скорби по Штыку. Она сжала мою руку и шепнула:

– Ну-ну зайчик, не плачь. По-моему, замечательная яма, то есть могила.

Я почти обрадовался смерти Штыка. Я люблю Пандору. Она отпустила мою руку, и мы положили Штыка в яму. Затем все по очереди бросили по горсти земли на труп, а миссис Брейтуэйт присыпала его сверху компостом. Моя мать воткнула в эту смесь луковицы нарциссов, и на том все закончилось. Мы вернулись в дом и выпили: женщины водки с тоником, мужчины по банке темного пива. Невыносимо было покидать Берта, но, с другой стороны, я перестал его выносить. Пандора пообещала заглянуть к нему завтра. Господи, Берт собирается когда-нибудь помереть? Он наверняка один из самых старых людей в Великобритании. Ему было восемьдесят шесть, когда мы познакомились, но с тех пор прошли годы.

И как я мог такое написать? Сегодня Берт был таким печальным и жалким. Нет, я его очень даже могу выносить. Просто он мне противен. Я написал стихотворение про Штыка. Берту понравилось.

Письмо от Эда Виктора, литературного агента:

Вечером мы с некоторым опозданием устроили прощальный осенний костер. Я серьезно обжег руку, запуская огненное кольцо, оно оказалось подделкой. А все Роки виноват, он очень религиозен.

– Неправильно веселиться по воскресеньям, – заявил он.

– Сомневаюсь, что Господа колышет, в какой день простые смертные устраивают фейерверки, – возразил я.

– Эй, выбирай выражения, приятель! – струхнул Роки. – Мало ли, он может нас услышать. – И закатил глаза к небу, словно намереваясь проверить, нахмурился ли Господь, услыхав слово «колышет». И вот ведь, накликал беду!

Как я и предсказывал, Берлинская стена пала! Обе разновидности немцев, коммунисты и анти-коммунисты, плясали на улицах. Разливали шампанское (что было излишеством, на мой взгляд) и гуляли до утра. Все мировые лидеры в экстазе, кроме мистера Коля, немецкого канцлера: он опасается, что у восточных немцев поедет крыша, когда они дорвутся до западных магазинов. Кстати, о магазинах: во всех витринах выставлены рождественские елки. Это дурное предзнаменование. К Рождеству я стану пасынком Мартина Маффета.

Сегодня были опубликованы результаты расследования: английский скот заражен свинцом. Я выбросил из холодильника все коровьи продукты. Молоко вылил в унитаз. (Раковина опять засорилась.) Мои соседи взбесились, когда обнаружили, что к чаю нет молока и не в чем замочить хлопья. Я не услышал благодарностей за спасение их жизни. Как бы я хотел переехать в другое жилье! Позвонил Рози поздравить ее с днем рождения, но она была в кино с Маффетом

Барри Кента выпустили из тюрьмы. Сегодня он объявился здесь с кусками Берлинской стены на продажу. Роки купил четыре куска. Когда я осведомился зачем, он ответил:

– Да это же история, парень. Я подарю их своим детишкам.

Пандора оторвалась от оригинала «Записок из подполья» Достоевского и переспросила:

– Детишкам? – Она произнесла одно-единственное слово, но как! У нас, троих мужчин, холодок пробежал по спине.

Первым пришел в себя Роки:

– Ага, чего бы нам со временем не завести ребеночка, Пан.

– Только не со мной, милый, – ответила она. – Для британок секса нет. – Она дико хохотнула и снова уткнулась в книгу.

Надо отсюда убираться.

Барри Кент выступил по телевизору. Какая-то дамочка в огромных серьгах расспрашивала этого тупого выскочку о его дебильной поэзии. Это была всего лишь жалкая местная программа об искусстве, но дамочка вела себя так, словно Барри – новый мессия! Кент дважды грязно выругался, и ругательства заменили сигналом. Но мы, зрители, отлично видели по губам Кента, что он сказал. Я написал на телевидение, требуя запретить Кенту появляться на экране.

От Крейга Рейна пришла открытка с видом Ленинграда. Цитирую без купюр:

Рукопись он мне не вернул.

Проснулся в поту. А что, если Крейг Рейн оставит себе «Неугомонного головастика» и опубликует мой опус под своим именем?

«Хозтовары из Вайоминга» пренебрегли запретом на воскресную торговлю. Я категорически против торговли по воскресеньям. Однако, случайно проходя мимо открытого магазина, заскочил внутрь на секунду и купил затычку для раковины.

Браун сурово отчитал меня. Британский «Телеком» настучал начальнику про телефонограмму, которую я послал Кенту еще в незапамятные времена. В кабинете Брауна я держался стойко, как и подобает мужчине. Но, когда вернулся в свой закуток, слезы градом полились из глаз. Джанис Конлон (Озоновое бюро) услыхала, подошла и похлопала меня по плечу. Отчего я зарыдал еще громче. Тогда она обняла меня и прижала к своей (весьма внушительной) груди. Я почувствовал, как мое мужское достоинство зашевелилось, и вышел на воздух. Вовремя! Кому ты нужна, Пандора Брейтуэйт? Джанис пригласила меня в китайский ресторан. У меня в запасе только один день, чтобы научиться есть палочками.

Практиковался все утро на двух карандашах и куске сыра, посыпанном специями.

Больше я ни словом не обмолвлюсь с Джанис Конлон! Она растрепала всему Озоновому бюро про то, как я выпил воду для ополаскивания пальцев и помыл руки в супе саки. Как я это переживу?

Бюро тритонов корчилось в конвульсиях, когда до них дошла новость о моих гастрономических faux pas. [25] Даже Браун криво улыбнулся, когда мы встретились в мужском туалете перед обедом: