Позвони в мою дверь - Нестерова Наталья Владимировна (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
Они постоянно обнаруживали, что смотрят на вещи одинаково, что в головы им приходят одни и те же мысли.
— Гляжу я на Ваню и Саню, — говорил Петров, — и никак не могу себе представить, что обычно рождается один ребенок. Скучно, должно быть, однобоко. Ребята здорово дополняют друг друга.
Они и разные, и в то же время едины. В Древней Греции был знаменитый математик — Никомах, очень головастый дяденька. Никомах, как и Пифагор, увлекался мистикой, приписывал числам магическое значение. Он утверждал, что единица — это и не число вовсе, а так, начало всего. Первое настоящее число — два. Оно исток неравенства, противоречия, оно есть мнение, ибо во мнении встречаются истина с ложью, оно есть жизнь. Прав был старик, как ты полагаешь?
— Прав. Я прихожу в детскую поликлинику и ловлю себя на том, что с сожалением смотрю на родителей с одним младенцем. И знаешь, совершенно не понимаю разговоров о любимых и нелюбимых детях. По-моему, это вранье. Нельзя родительскую любовь разделить, как нельзя жить с половиной головы. Нас папа называл: моя любимая старшая дочь и моя любимая младшая дочь. Ты мне иногда его очень напоминаешь. — — Доченька! — воскликнул Петров. — Что-то я плохо представляю, как бы я тебя родил в восемь лет. Нет, конечно, если бы поднатужился…
— Ты не понял. Я хочу сказать, что рядом с тобой часто испытываю то же чувство, что было с папой. Он ведь нас не ласкал никогда, вечно подтрунивал. Но это была каменная стена. Мы чувствовали защищенность постоянно, даже когда его не было рядом.
«Голубушка, — подумал Петров, — я готов ласкать тебя с утра до вечера, еще лучше — с вечера до утра. Но знаю: стоит мне руки распустить — получу по морде и буду выставлен за дверь».
— А Игорь? — спросил он.
— Игорь? Он другой. То есть он замечательный, я его очень люблю. Но слабый, наверное. Это не недостаток, черта характера. Его надо собирать в кучку, организовывать. Он все куда-то растекается и требует внимания почти как ребенок. Но ты же знаешь, что женщинам нравится делать из мужей младенцев и опекать их.
— Как тебя угораздило в него влюбиться? Я не иронизирую, просто хочу услышать твою историю любви.
— Как? Не знаю. Быстро. Поехала в Севастополь с подругой к ее родственникам. Рисовала в Херсонесе этюд, она загорала, подошли ребята, мы познакомились. Потом вечером встретились, потом снова встретились. — Зина задумалась и добавила:
— После гибели родителей это был первый светлый ветерок.
«Ох, далеко же он тебя унес», — подумал Петров.
— Ох и далеко он меня унес, — сказала Зина.
Зина и Валя крайне редко говорили о родителях после их трагической гибели. На сестер никогда не нападали дикие звери, их не кусали собаки, но внезапный уход из жизни самых дорогих людей был похож именно на атаку дикого клыкастого зверя. Он набросился из-за угла, испугал до немого шока, больно укусил и скрылся. Рваная рана долго кровоточила, потом затянулась пленкой.
Любое прикосновение к ней вызывало боль. Лучше — не трогать, не бередить, не касаться, не вспоминать.
У бабушки, напротив, память о сыне и невестке была неразрывно связана с разговорами о них, воспоминаниями, просматриванием старых архивов. Внучки отвечали ей односложно, терпели молча. Но когда Зина заметила, что Валю после этих разговоров ночью терзают кошмары — сестра просыпалась в слезах и долго не могла остановить рыдания, — Зина поговорила с бабулей. Та все поняла. Она лишилась моральной поддержки, успокоения, но ради внучек была готова на любые жертвы. Память о родителях стала у девочек запретной областью, куда они не пускали не только посторонних, но даже друг друга.
Петров стал первым человеком, с которым Зина заговорила о папе и маме. Почему-то именно ему захотелось рассказать о том, какие они были замечательные: веселые, умные, добрые. Зина достала семейный фотоальбом, к которому пять лет никто не притрагивался, свои детские рисунки с шутливыми папиными комментариями. Зинин отец был архитектором, очень хорошим архитектором, он получил много премий, в том числе и Государственную. Зина показывала фотографии зданий, построенных по его проектам. Мама не работала, воспитывала дочек. Она неплохо рисовала, в сравнении с Зиной — великолепно. Зининых талантов, может быть, и хватает для росписи ложек, но в целом, надо признаться, ее акварельки не более чем хобби.
Папа и мама летели в Бразилию на всемирный конгресс зодчих. Самолет упал в океан, у лих даже могилы нет на земле.
Петров рассматривал фотографии и молча слушал. Он не догадывался, что проник в запретную область. Перепады в Зининых интонациях — она то смеялась, рассказывая о своих детских проказах, то глотала слезы, вспоминая дни и месяцы после гибели родителей, — ему казались естественными. Как еще нормальный человек может говорить о трагедии с родными?
В начале марта приехал Игорь.
Петров не появлялся у соседей. Он чувствовал себя приблудным котом. Хозяйка подкармливает его в отсутствие мужа, а когда тот приходит с работы, котяра убегает со двора, сидит невдалеке и ждет своего часа.
Зина не хотела делать тайны из своей дружбы с Петровым. Да, чужой мужчина ходит к ней в дом, ведет задушевные беседы и играет с детьми. Со стороны их отношения могли показаться двойственными и подозрительными. Но Игорь не сторонний человек, и она двойной игры не ведет. Напротив, она стремится к тому, чтобы муж стал для Петрова таким же другом, как и она.
Зина несколько раз заговаривала с мужем о соседе, но Игоря лишь интересовало, сколько зарабатывает Петров, во что обошлась ему машина и другие подробности из жизни новых русских. Зина мало об этом знала, а пересказывание мыслей и замечаний Петрова по разным отвлеченным темам оставляло Игоря равнодушным.
Муж настаивал на продаже квартиры, даже позвонил в контору по продаже недвижимости, пригласил агента для оценки. Сумма, которую ему назвали, вскружила голову. Сто десять тысяч долларов! Это решение всех проблем! Он приехал без копейки и с массой долгов. Пока Зина не заводила речи о деньгах, но объяснение неизбежно.
Игорь заранее злился, предвидя ее упреки.
Зина пыталась мирно и спокойно объяснить Игорю, что идея с продажей квартиры не самая удачная. Квартира принадлежит не только ей, но и Вале. Уехать из тихого центра — разумно ли это?
Вряд ли они смогут когда-нибудь получить подобное жилье и, соответственно, оставить детям.
— Очень многое в моей жизни, — говорила Зина, — связано с этими стенами. Когда мы с Валей были маленькими, мама и папа…
— Вале достаточно той квартиры, что останется после бабушки, — перебивал Игорь ненужные воспоминания. — Зачем заглядывать вперед, когда проблемы стоят сегодня? Если так не хочется расставаться с Москвой, можно купить однокомнатную и не выписываться. Плюс квартира в Мурманске и еще солидная сумма на жизнь. Должно же когда-то все устроиться, и военным, как прежде, будут платить нормальную зарплату. А пока будем жить на квартирные деньги.
Продажа квартиры стала для Игоря навязчивой идеей. Его бесило то, что Зина не поддерживает его энтузиазма. Вначале талдычила идиотские доводы против, а потом стала просто уклоняться от разговоров.
Накопившееся раздражение вырвалось в последний день перед отъездом. Зина опять ходила с потерянным видом, говорила о том, как будет скучать без него, что сейчас особенно нужно, чтобы он был рядом. Но не забыла спросить:
— Игорек, а сколько денег ты нам оставишь?
Скоро весна, нужно многое купить. Ложки, конечно, выручают, но я посчитала…
— Бухгалтер ты никудышный. Копейки складывать умеешь, а когда настоящие деньги в руки плывут, ушами хлопаешь.
— Ты опять о квартире? Мы же договорились: я посоветуюсь с бабушкой и Валей.
— Чего с ними советоваться? У тебя своя семья.
Подумаешь, девчонка сопливая и выжившая из ума старуха.
— Не говори так о моих родных! Они не сделали тебе ничего плохого. Я ведь не обижаюсь, что твои родители совершенно нами не интересуются. Пожалуйста, не кури в комнате, я же просила.
