Иллюзионист - Мейсон Анита (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗

Их главой был человек по имени Филипп. С Филиппом Деметрий чувствовал себя в своей тарелке. Так как Филипп был чудотворцем.

Однако, как Деметрий отметил с гордостью за своего хозяина, Филипп не мог летать, или создавать вещи из воздуха, или держать огонь у себя в ладонях. А если все-таки мог, то никогда не пользовался такой способностью. Он занимался более практическими делами — исцелял людей. Деметрий сам был свидетелем этого: человек, который был прикован болезнью к постели, встал на ноги и пошел после одного прикосновения Филиппа. Симон, конечно, тоже мог исцелять людей, но делал это с помощью заклинаний, а не прикосновением. Симон вообще избегал физического контакта с людьми, за исключением мальчиков. Он заявлял, что ему это вредно. Говорили, что Филипп мог исцелять прокаженных. Симон при встрече с прокаженным поспешно разворачивался и шел в противоположную сторону. Деметрий считал это вполне разумным, хотя иногда думал, что быть прокаженным, наверное, несладко.

Филипп не был похож на чудотворца. Он выглядел как обычный человек и не брал денег за свою работу. Говорили, что он мог изгонять демонов. Симон не изгонял демонов. Он знал, как их вызывать, что было, по сути, одно и то же.

Филипп не носил одеяния мага, но пользовался заклинаниями. Деметрий слышал, как он шептал обращения к своему богу. Деметрий спросил, из профессионального любопытства, о заклинаниях и удивился, когда ему сказали, что это вовсе не заклинания. Он принял это на веру, но заметил, что имя, к которому обращались, хотя и было ему незнакомо, должно принадлежать очень могущественному богу. Его попросили держать язык за зубами; это считалось богохульством. Он удивился и замолчал.

Размышляя обо всем этом, он пришел к выводу, что из сказанного ими не понял ничего. Тем не менее они ему нравились: они были доброжелательны и не относились к нему как к рабу. Но они не могли и относиться к нему как к своему. Он подумал, не сделать ли ему обрезание, чтобы вступить в их секту, но после злоключений со священнослужителями Кибелы он трепетно относился к своему детородному органу.

Они верили, что грядет конец света, но формулировали это по-другому. В этом, по крайней мере, был смысл. Добрая половина евреев с надеждой ожидала конца света. Даже Симон начал говорить об этом.

Деметрий задумался. Симон последнее время вел себя очень странно.

Огонь и воздух, свет и огонь. Его лаборатория была храмом, а печь — алтарем, с которого Илия призывал огонь на священнослужителей Ваала, пылающая ветвь Моисея.

Он стоял перед алтарем, Моисей в белом облачении, и призывал огонь.

Он уже не знал, кто он такой. Он отказался от борьбы за собственную личность, сдавшись под натиском непреодолимого Бога. Пусть Бог сойдет к нему, пусть Он даст знак Его выбора, пусть Он овладеет им.

Он призывал очищающий огонь.

Он вышел за пределы собственного тела. Внутренний огонь превратил его в тонкую пористую оболочку, сквозь поры которой его дух источался подобно свету, и, как свет, выходя из крошечного источника, он постепенно заполнял собой все пространство, пока весь мир не заполнился им. В нем было все. Все радости, все горести, все мысли в мельчайших деталях, все моря и горы, все, что могло быть на свете и чего быть не могло. Он был близок к небесам. Вращение всех семи сфер подчинялось ему. Луна была кольцом на его пальце.

Он отдыхал. Его работа была завершена. Он не знал, как долго он отдыхал, — время было частью его. Позволив сознанию перейти в сферу времени, которое он в себе содержал, он осознал мысль. Мысль заключалась в том, что он смертен.

Это причинило ему страдание. Над ним было Другое. Он стремился к Другому.

Другое снизошло к нему.

Эли, взломав тяжелую дверь через несколько секунд после взрыва, подумал, что оказался в преисподней. Потом свежий ветер, ворвавшийся в открытую дверь, рассеял дым и задул огонь на пылающих занавесях, и Эли увидел.

Он подбежал к Симону и стащил с него обугленную и тлеющую одежду. Лицо и руки мага почернели. Из разбросанных на полу перевернутых сосудов все еще струился пар, но, к счастью, Симон вроде не ошпарился. Эли приложил ухо к его груди, чтобы проверить, бьется ли сердце.

Он позвал Деметрия, который прибежал, весь дрожа. Вдвоем они отнесли Симона в спальню и положили его на постель. На груди были темные пятна от ожогов.

Симон повернул голову. Он говорил с большим трудом.

— Я… — сказал он.

В земле была огромная расщелина. Стены были скалами, черными и мокрыми от чего-то липкого. Неба не было. На стенах отражался слабый свет. Свет исходил от огня в дальнем конце ущелья. Казалось, там горела сама земля. Огонь заполнял собой все пространство между поверхностью земли, стенами расщелины и тем местом, где следовало быть небу.

Симон участвовал в процессии. Другие участники были темными тенями. Они толкались, и иногда казалось, что они сливаются друг с другом. У теней не было лиц. Они двигались в тишине. Кто-то погонял их сзади. Оттуда доносился шум, похожий на писк сотен крыс. Он исходил от невидимых погонщиков. Процессию гнали в сторону огня.

Его грудь напряглась в крике, но крик был беззвучен. Симон попытался повернуть и выйти из процессии, но это было так же трудно, как побороть песчаное море. Медленно, очень медленно, налегая всем телом на массу песка, он начал поворачивать. Песок снес его обратно в реку теней, направляющихся к огню. Он боролся за каждый дюйм крошечного пространства между песчинками, с боем протискиваясь через каждую образующуюся лазейку.

Он дошел до края.

Перед ним встали черные стены. Они были скользкими от слизи, но неровными, с подходящими опорами для ног. Он стал карабкаться. Карабкался он долго, пока стены не стали наконец менее отвесными, не превратились в крутой склон. Там виднелся серый свет. Впереди он увидел тропинку.

Позади него что-то было. Он чувствовал это и не оборачивался. Он слышал, как оно копошится. У него было много ног, и оно могло карабкаться быстрее Симона. Он отчаянно пытался подняться по склону. Но скала становилась мягкой, как плоть. Его ноги и руки увязали. Он подтянулся и увяз еще глубже. Оно приближалось. До тропинки оставалось совсем немного; он хватался за твердую почву, пытаясь выбраться, но почва крошилась, и он проваливался вниз. Что-то упало ему на спину и стало бормотать прямо в ухо. Он закричал.

Болезнь, если это была болезнь, длилась три недели. Постепенно кошмары стали реже, и силы хозяина восстанавливались. Однако выздоровление шло неравномерно. Иногда он видел ясно и мог принимать пищу. Потом, когда Эли и Деметрий говорили, что худшее уже позади, он вдруг переставал узнавать их, не знал, где он находится и даже кто он. Его взгляд замирал на чем-то невидимом для них и переполнялся отвращением. Однажды, проснувшись, он закричал, чтобы статую убрали и разбили. Конечно, они не сделали этого Она была дорогой. Потом он забыл об этом.

Он отказался от врача и велел Деметрию делать ему травяные отвары. Иногда требуемые травы было невозможно достать, и он срывал гнев на дрожащем Деметрий, доводя его до истерики. Эли обычно удавалось успокоить его, но его отношение к Эли стало двойственным. Порой он встречал ученика с радостью, просил его сесть поближе, спрашивал у него, как жизнь и что происходит в городе, просил Эли почитать ему. Иногда Эли видел, что учитель смотрел на него холодно, с подозрением, как на чужого.

— Ты искуситель? — спросил его однажды Симон.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — изумился Эли.

Симон улыбнулся. В его улыбке была усталость и бесконечная печаль.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — сказал он.

Потом он, казалось, ничего этого не помнил.

Возвращение к свету было долгим.

Он стойко переносил наказание и лишь изредка стонал под его тяжестью. Это случалось, когда нагло поселившийся в углу демон подходил к нему слишком близко: перестав довольствоваться прежними уловками, заставлял статую кривляться или ходить ночью по комнате. Она не дотрагивалась до него, но подходила вплотную, косолапо ступая и покачивая круглой головой. Он мог видеть мельчайшие волоски и нежный клювик. В такие моменты он отворачивался и молился. На какое-то время этого хватало. Изгнать демона он не пытался. Бог знал, что он там, и Он отошлет его, когда Он захочет.