Капитан Панталеон и Рота Добрых услуг - Льоса Марио Варгас (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Я довожу эти факты до Вашего сведения и умоляю указать, следует ли мне обратиться к Командованию V военного округа с разоблачениями по поводу публичных женщин, или лучше Вам лично взять дело в свои руки, а быть может, в высших целях надлежит хранить благочестивое молчание.
В ожидании Вашего разъясняющего ответа молится о ниспослании Вам крепкого здоровья и прекрасного состояния духа, а также сердечно приветствует Вас Ваш подчиненный и друг
капитан (КАК) Авенсио П. Рохас,
капеллан кавалерийской части No 7
Альфонсо Угарте в Контамане.
V военный округ (Амазония).
ПОСЛАНИЕ МАЙОРА (КАК) ГОДОФРЕДО БЕЛЬТРАНА КАЛИЛЫ,
КОМАНДИРА КОРПУСА АРМЕЙСКИХ КАПЕЛЛАНОВ V ВОЕННОГО ОКРУГА (АМАЗОНИЯ),
КАПИТАНУ (КАК) АВЕНСИО П. РОХАСУ,
КАПЕЛЛАНУ КАВАЛЕРИЙСКОЙ ЧАСТИ No 7 АЛЬФОНСО УГАРТЕ, КОНТАМАНА
Икитос, 2 декабря 1956 года
Капитану (КАК)
Авенсио П. Рохасу
Контамана, Лорето.
Капитан!
Еще раз с сожалением отмечаю, что Вы не от мира сего. Женщины, посетившие кавалерийскую часть No 7 Альфонсо Угарте, представляют Женскую роту добрых услуг для гарнизонов и частей Амазонии (ЖРДУГЧА), которая создана и находится в ведении Сухопутных войск и о которой Вы, как и все капелланы, состоящие у меня под командой, были информированы несколько месяцев назад циркулярным письмом (КАК) No 04606. Факт существования ЖРДУГЧА не доставляет ни малейшей радости Корпусу армейских капелланов, а мне лично — тем более, однако нет необходимости напоминать Вам, что в армии, где мы с Вами служим, как говорится, при живом капитане матрос не начальник, и посему нам остается лишь закрыть на это глаза и молить Бога, чтобы он просветил командование и оно исправило бы то, что с точки зрения католической религии и воинской этики может считаться лишь тяжким заблуждением.
Что же касается жалоб, которым посвящена остальная часть Вашего письма, то я должен самым серьезным образом выдвинуть Вам встречное обвинение. Майор Сегарра Авалос — Ваш начальник, и его, а не Ваше дело судить, полезно или бесполезно задание, которое он Вам поручает. Ваша обязанность — выполнить его как можно скорее и успешнее. Что же до насмешек, объектом которых Вы являетесь, о чем я, разумеется, скорблю, то в них я виню Вашу слабохарактерность в равной, а может быть, даже и в большей мере, нежели дурные инстинкты других. Должен ли я напоминать, что Вам, более чем кому-либо другому, надлежит заставить уважать себя ввиду Вашего двойственного положения священнослужителя и солдата? В бытность мою капелланом лишь единожды — лет пятнадцать тому назад — ко мне было проявлено неуважение, и, уверяю Вас, тот наглец наверняка до сих пор трет щеки. Сутана, капитан Рохас, не юбка, и мы не потерпим в армии капелланов с женским характером. Сожалею, что в силу неверного толкования Вами евангельской кротости, а может, просто из малодушия, Вы поддерживаете недостойные представления, будто мы, люди религии, не истинно отважные мужчины, способные уподобиться Христу, бичом изгнавшему торгующих из храма.
Больше достоинства, больше мужества, капитан Рохас!
Ваш друг
майор (КАК) Годофредо Бельтран Калила,
командир КАК V военного округа.
5
— Вставай, Панта, — говорит Почита. — Пора, Пантосик, уже шесть.
— Ну как кадетик, шевелится? — потирает руки Панта. — Дай потлогать животик.
— Не ломай язык по-дурацки, что тебе вздумалось говорить, как китайцы, — с отвращением кривится Почита. — Нет, не шевелится. Послушай сам — не шевелится?
— Дело принимает серьезный оборот. — Бакакорсо размахивает газетой «Эль Ориенте». — Читали, что натворили в Моронакоче эти ненормальные «братья». Пуля по ним плачет, честное слово. Спасибо, полиция устроила на них настоящую облаву.
— Просыпайтесь, кадет Пантосик. — Панта прикладывает ухо к животу Почиты. — Разве на слышите горна? Чего вы ждете — плоснитесь, плоснитесь.
— Не люблю я, когда ты так разговариваешь, не видишь разве, как я нервничаю из-за того малыша в Моронакоче? — недовольно ворчит Почита. — Не дави так на живот, повредишь ребенку.
— Я же шучу, лапочка, — протирает глаза Панта. — Один мой помощник так разговаривает, вот и ко мне пристало. А тебя раздражает такая чепуха? Ну, поцелуй меня скорее.
— Я боюсь, вдруг кадетик умер, — трет живот Почита. — И вчера вечером не шевелился, и сегодня утром не шевелится. С ним что-то не так, Панта.
— Никогда не видел такой образцовой беременности, сеньора Пантоха, — успокаивает доктор Арисменди. — Все идет прекрасно, не волнуйтесь. Берегите нервы — это главное. А посему ни слова больше о трагедии в Моронакоче.
— Подъем, залядка, сеньол Пантоха, — вскакивает с постели Панта. — Пола, пола.
— Какой кошмар, чтоб тебе было пусто, ты нарочно меня злишь. — Почита швыряет в него подушкой. — Перестань говорить, как китаец, Панта.
— Просто я рад, малышка, дела идут. — Панта поднимает руки, Панта опускает руки, наклоняется, выпрямляется. — Не думал, что мне удастся выполнить это задание. За шесть месяцев такие успехи, сам удивляюсь.
— Сначала эта шпионская работа тебя угнетала, тебе снились кошмары, ты плакал и кричал по ночам, — поддразнивает его Почита. — А теперь, замечаю, ты в восторге от Службы безопасности.
— Разумеется, знаю, какой ужас, — кивает капитан Пантоха. — Представляете, Бакакорсо, все это происходило на глазах у моей бедной матери. Ей стало дурно, а потом она три дня пробыла в клинике, пришлось лечиться — так подействовало на нервы.
— Разве тебе не надо выходить в половине седьмого? — просовывается в дверь голова сеньоры Леонор. — Завтрак на столе.
— Я сейчас, мамуля, мигом, остался только душ. — Панта делает приседания, Панта боксирует с собственной тенью, прыгает через скакалку. — Доблое утло, сеньола Леонол.
— Что творится с твоим мужем, — удивляется сеньора Леонор. — Мы места себе не находим после того, что случилось, а он весел, как кенарь.
— Все дело в Блазильянке, — шепчет Китаец Порфирио. — Клянусь, Чучупе. Он увидел ее вчела, у Аладина, и ошалел. Даже склыть не мог, у него глаза на лоб полезли от восхищения. На этот лаз он попался, Чучупе.
— Она все так же хороша или подурнела? — интересуется Чучупе. — Я не видала ее с тех пор, как она отправилась в Манаос. Тогда ее звали не Бразильянка, а просто Ольгита.
— Умлешь не встанешь, как холоша, и не только глаза, но и глудь, ножки, а ножки-то у ней всегда были хоть на выставку, и задик что надо. — Китаец Порфирио присвистывает, Китаец Порфирио рисует в воздухе округлости. — Ходят слухи, двое из-за нее с жизнью плостились.
— Двое? — Чучупе отрицательно мотает головой, — Насколько мне известно, только один — миссионер, америкашка.
— А студент, мамочка? — утирает рукою нос Чупито. — Сын префекта, адвокат из Моронакочи. Тоже из-за нее покончил с собой.
— Нет, то был несчастный случай. — Чучупе отнимает его руку от носа, Чучупе дает ему платок. — К тому времени сопляк уже утешился и опять стал ходить в Дом Чучупе развлекаться с девочками.
— Но в постели он всех их заставлял называться Ольгитами, — сморкается и возвращает платок Чупито. — Разве не помнишь, мамочка, как мы подглядывали и хохотали? Вставал на колени и целовал им ноги, воображая, что это она. Он умер от любви, я уверен.
— Знаю, почему ты сомневаешься, ледышка. — Китаец Порфирио прикладывает руку к груди. — Потому что у тебя нету того, что у нас с Чупито в излишке: селдца.
— Бедняжка сеньора Леонор, как я вас понимаю, — содрогается Почита. — Я о преступлении знаю понаслышке и то мучаюсь кошмарами: просыпаюсь, и все мне чудится, что распинают моего кадетика, не понимаю, как вы не помешались, ведь все у вас на глазах происходило. Ой, сеньора Леонор, я говорю с вами, а меня всю трясет, честное слово.
