Книга Мануэля - Кортасар Хулио (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗

– «Внезапное выключение света, – прочитала Сусана, переводя на французский для Моники и Ролана, – стало причиной ожесточенной баталии между персоналом интерната и девочками, которые в эти дни проявляли крайнюю нервозность». Оскар упоминает полнолуние, но сейчас вы увидите официальное объяснение и, кстати, оцените стиль хроникера. «Отсутствие света стало причиной хаотического зрелища – прежде всего группа девочек ринулась врассыпную по направлению к кухне, чтобы потом взломать дверь и выбежать на улицу. В то же время другие девочки пробили дыру в проволочной решетке кухонного окна и вылезли через него на пустырь, прилегающий к 41-й улице. Быстрое вмешательство полиции (воображаю быстроту этих поганцев, когда они почуяли некие приятные возможности) „воспрепятствовало повальному бегству и ценою больших усилий восстановило порядок"». Гм. «При первом известии об этом событии на место происшествия прибыл начальник районного отделения полиции Ла-Платы инспектор Хорхе Шоо с подчиненным ему отрядом и с подмогой в виде взвода пожарников и персонала из второго комиссариата». Парни держались железно, сказал Патрисио. Эта часть мне нравится, заметила Сусана. «Завязалось настоящее решающее сражение» (а вы знаете, что значит «решающее сражение»?), «в течение которого полицейским пришлось действовать жестко и бесстрашно, дабы восстановить порядок, ибо расходившиеся девицы пребывали в величайшем нервном возбуждении». Бог ты мой, сказал Патрисио, вот уж будет через девять месяцев работенка для монахинь в ихнем лазарете. Это он по поводу жестких и бесстрашных действий полицейских и пожарников, сообщила Сусана Ролану и Монике. «Под конец, когда внешне воцарилось спокойствие, 24 девочки были переведены в женскую тюрьму под наблюдение врачей и будут содержаться там, пока власти не примут надлежащие меры». Никто никогда не узнает, почему репортер употребил наречие «внешне», однако вы послушайте конец, это лучше всего. «Технический секретарь Общего совета по делам несовершеннолетних не придал большого значения этому происшествию (ну ясно, пустячок!), заявив, что подобные волнения в интернатах для подростков – обычное явление накануне карнавала. Директриса заведения, в свою очередь, сообщила, что интернат рассчитан на 80 человек, а в действительности в нем теперь содержится 196 девочек и в ближайшие дни должны поступить еще 56». И несчастная женщина – это говорю я, прибавила – дальше говорит хроникер, – «что причиной волнений была карнавальная реклама танцевальных вечеров в соседних клубах, от которой интернированные девушки впадают в безумие». Теперь вы понимаете, вы, двое, дети Корнеля и Расина, что такое третий мир. Ба, сказала Моника, если ты думаешь, что в некоторых заведениях в предместьях Парижа дело обстоит лучше, то я кое-что об этом знаю, меня в четырнадцать лет мои нежные родители отдали к монахиням в маленьком райском местечке близ Страсбура – им, видите ли, надоело ловить меня за чтением Сартра и Камю – ах, эта современная безнравственность! – монахини были жалкие тупицы, преисполненные благих намерений и дурных запахов, в общем, дело обычное, купаться в сорочке, «Аве, Мария», не задавай неприличных вопросов, это называется регулы, но об этом не говорят, сестра. Онорина даст тебе тряпочку и расскажет, как ее закладывать, возможно, тогда тоже было полнолуние, как говорит Оскар, помню, что было жарко, что меня застали с романом Селина, замаскированным ботаникой Эвилье и Монтери, затем наказали и еще наказали пятерых девочек за похожие провинности, – на беду монахинь, мы были очень популярны у младших девчонок, но, конечно, главной причиной было полнолуние, потому что, когда монахини спохватились, дело обстояло точно так, как в твоей газетной заметке, хотя без полицейских и пожарников; Маите и Жертрюд сломали замок зала, в котором мы были заперты, и мы с воплями и песнями выбежали во двор, где росли апельсиновые деревья; младшенькие, которым уже полагалось ложиться спать, прорвались мимо сестры Мари-Жанны, и вдруг все мы оказались во дворе, под сенью апельсиновых деревьев, мы водили хороводы и что-то распевали – точь-в-точь как в том польском фильме, где монахини валятся наземь, будто пикирующие самолеты, – и вот монахини хватают нас за волосы, за сорочки, бьют кулаками по лицу, они были в такой же истерике, как и мы, а младшие давай вопить и плакать, ни за что не хотели нас покидать, и вдруг все остальные старшие девочки полезли через окно дортуара на втором этаже и, цепляясь за ветви росшего рядом дерева, стали спускаться вниз – мне никогда не забыть это дерево, осыпанное девочками, этакими белыми фруктами, которые сыпались вниз одна за другой и бежали во двор; первой с ремнем в руке появилась сестра Клодина – эго можно было предвидеть, – другие бог весть где раздобыли веревки и плети, они принялись нас стегать и сгонять к двери в трапезную, подальше от входа в актовый зал, чтобы они могли нас запереть, младшие с ревом и визгом разбежались, и нас, старших, осталось у стены не более двух десятков, семеро монахинь остервенело нас стегали, защищаться было нечем, как вдруг я увидела, что Маите голая, она сорвала с себя сорочку и швырнула ее в голову сестре Онорине, так же поступила Жертрюд, а монахини все больше впадали в неистовство, хлестали так, что оставались следы, и вдруг я слышу какой-то шлепок – красная тряпка угодила прямо в лицо сестре Фелисе, это называется регулы, четыре или пять девочек швыряют гигиенические тряпки в головы монахиням, я разделась догола, то же сделали почти все старшие, свернув сорочки жгутом, мы отвечали на удары, подбирали с земли вонючие, затоптанные тряпки и снова бросали их, норовя попасть в рожи монахиням. Тут во дворе показался садовник с палкой,, но сестра Мари-Жанна закричала ему, чтобы он ушел, ну прямо смех разбирал, какая дилемма стояла перед этой гусыней, – не дай Бог, он, мужчина, увидит нас голыми, а Маите подбежала к садовнику и стала перед ним, преграждая ему дорогу, она была самая старшая, груди у нее были торчащие, пухлые, она тыкала ими в лицо садовнику и орала песни, монахини, защищая нравственность, кинулись к ней, садовник опешил, началась заключительная фаза истерики рыданья, мы все вдруг устали и бегом возвратились в свои дортуары, волоча по полу сорочки, жалкие победительницы в свете полной луны, сиявшей меж апельсиновых деревьев; через неделю я снова была дома, и, если хотите знать, Маите теперь одна из лучших танцовщиц в Лидо, да, эта девочка сделала лучшую карьеру, чем я.

– Если бы ты прекратила автобиографические подробности, – сказал Ролан, – мы бы смогли поговорить о чем-нибудь полезном, я, например, никак не возьму в толк, зачем Оскар посылает эти газетные вырезки и всякие так полнолуния, которые вас так возбуждают.

Потому что он поэт, подумал мой друг, но он ошибался – Оскар, напротив, погряз в самой что ни на есть прозе со стариком Коллинсом и Обществом защиты животных, изобретенным по стратегическим соображениям; задача состояла в том, чтобы эффективно соединить старика Коллинса с королевскими броненосцами и бирюзовым пингвином (и, офкорс [61], с Оскаром, ибо именно Оскар должен был привезти этих экзотических животных, а остальное было делом Маркоса): схематически это выглядело так:

Особых трудностей не было; Гладис взялась поддерживать контакт со стариком Коллинсом после тайного визита, нанесенного ему Оскаром, чье повторное появление в Бернале могло бы возбудить у полиции дурные предчувствия, и старик согласился передать Гладис фальшивые доллары за некую сумму, которую Общество защиты животных собрало не без труда, поскольку членов всего-то было четверо, включая Оскара и Гладис; идея заключалась в том, что доллары старика Коллинса стали в его городе более чем горящими, палеными, после того как некий меняла в центре выудил одну купюру, чуть менее зеленую, чем «made in Washington», но изделия старика не подверглись бы слишком строгой критике в зонах более девственных в смысле Коллинса, и двадцать тысяч долларов, напиханных в двойную перегородку кондиционированных контейнеров, специально изготовленных членами Общества защиты животных, можно было бы без риска погрузить в самолет компании «Аэролинеас», всегда стремящейся познакомить заграницу с лучшими образцами национальной культуры и с разнообразием аргентинской фауны – в данном случае с парой королевских броненосцев и бирюзовым пингвином, которых ввиду особой чувствительности их организма требовалось перевозить в упомянутых кондиционированных контейнерах под наблюдением и постоянной опекой ветеринара Хосе Карлоса Оскара Лемоса, каковому, кроме сложной операции при выгрузке, предстояло заниматься адаптацией животных в другой среде и торжественной их передачей директорату зоопарка в Венсенне, откуда на двух страницах с подделанными Коллинсом штампами известили, что с благодарностью принимают столь щедрый дар от Общества, – что побудило тронутого до глубины души служащего «Аэролинеас» в конце концов заявить, что он будет счастлив дать разрешение – еще бы! – на погрузку вышеупомянутых животных – ну как же! – и сопровождающего их ветеринара, но последнего, разумеется, с предварительной оплатой проезда из рук в руки, и дело с концом.