Иди за рекой - Рид Шелли (прочитать книгу .TXT, .FB2) 📗
В тот вечер к ужину Сет не вернулся. Никто ничего не сказал, как будто его пустой стул и раньше часто оставался никем не занят. Папа спросил, управилась ли я со всем, что не было сделано с утра в курятнике и на скотном дворе. Я сказала, что да, управилась. Дядя Ог промолчал. Когда мужчины ушли из кухни, я, разделавшись с посудой, побежала вверх по лестнице и захлопнула за собой дверь громче, чем следует, – хотела объявить всем, что ложусь спать пораньше. Затолкав под одеяло подушку так, чтобы по форме было похоже на человека, и надев дополнительный свитер, я на цыпочках спустилась обратно, бесшумно натянула ботинки и шерстяное пальто и выскользнула в заднюю дверь.
Пока я бежала через двор, меня колотила дрожь – то ли от октябрьского воздуха, холодного до боли в ноздрях, то ли от предвкушения скорых объятий Уила. К тому же я страшно нервничала и все время оглядывалась, всматриваясь в озаренную лунным светом ночь, – боялась, что за мной следят и я рискую привести Сета и его дружков прямиком к тому, кого они ищут. Когда впереди показался кривой тополь и внушающий спокойствие силуэт Уила, безмятежно прислонившегося к стволу, я успела так издергаться, что не выдержала и разрыдалась. Я бросилась к нему, и он поймал меня в распростертые объятия.
Мы укрылись среди ив и уселись друг напротив друга на небольшой просеке. Он держал мои руки в своих, и мы говорили о любви, об опасности, о Сете и таких, как он. Уил пригладил мне волосы и утер холодные слезы. Я смотрела в его нежные карие глаза и призывала на помощь всю свою отвагу: мне предстояло предать собственное сердце.
– Тебе надо уехать, – сказала я, одновременно искренне веря в эти слова и презирая себя за них.
Уил позволил моей идее повисеть в студеном воздухе между нами. А потом улыбнулся мне во весь рот – как во время нашей первой встречи на углу Норт-Лоры и Мейн-стрит и как там, в хижине, когда я стояла перед ним голая, – с благодарностью за что‐то такое, чего во мне до него не видел никто и никогда, и в особенности – не видела я сама. Мне казалось, я схожу с ума: то, о чем я его попросила, так не соответствовало тому, чего я хотела, что казалось, слова эти произнесла какая‐то другая девушка.
Уил покачал головой.
– Таких, как Сет, больше, чем ночью звезд на небе, – сказал он наконец, надеясь успокоить меня своим небрежным тоном, но эффект вышел совершенно обратный.
Ведь Уил был безусловно прав: куда бы он ни отправился, повсюду отыщется какой‐нибудь исполненный ненависти Сет, который захочет во всех своих бедах обвинить темнокожего парня вроде Уила. Мне стало ясно, что убегать он не станет.
– Я пойду за рекой, – сказал Уил. – Мой дед всегда говорил мне, что это – единственный выход.
Я кивнула, будто поняла, что он имеет в виду, и мы договорились о встрече на следующий день.
Одурманенная страстью и уверенностью Уила в том, что наша любовь преодолеет ярость Сета, я продолжала при всякой удобной возможности с ним встречаться. Здравый смысл кричал, что мы ведем себя как дураки, но мы не желали слушать. Я все же соблюдала осторожность. Ускользала из дома незамеченной – по крайней мере, мне так казалось. Сета почти не было видно. Свои обязанности по хозяйству он выполнял в еще более угрюмом и злобном настроении, чем обычно, а в доме объявлялся только иногда на обед или ужин, но по большей части носился как угорелый на своем родстере. Об “индейце” у нас говорить перестали, и с каждым днем мне становилось все проще убедить себя в том, во что мне так хотелось верить: что Сет забыл про Уила.
Не знаю, во время которой из наших встреч я невольно привела к нему Сета. Но спустя неделю после того, как Уил сжимал в ивах мои ладони и говорил, что никогда не уедет из Айолы, спустя ровно неделю – час в час – после того, как он отер слезы с моей щеки и попытался поцелуем прогнать мои страхи, Уил на наше условленное место не пришел.
Я мерила шагами стылую ноябрьскую ночь, ждала, ходила взад-вперед перед кривым тополем, светила фонариком в молчаливые поля и придорожные канавы и вскоре поняла, что он уже не появится. Я бросилась проверить нашу поляну среди ив, добежала до границы фруктового сада, до поворота ручья, до берега Ганнисона, до голубой ели на холме, до каждого уединенного уголка, где мы когда‐либо встречались, и, перебегая из одной точки в другую, я молилась о том, что просто неправильно поняла, где именно было назначено свидание.
Наконец, запыхавшись от бега, я открыла ворота Руби-Элис, чем вызвала бешеный лай и суету среди животных, дремавших во дворе. Дверь в старый сарай была открыта, но внутри, когда я выкрикнула имя Уила, пошевелились лишь несколько куриц и взметнулась перепуганная летучая мышь. В доме горел тусклый огонек. Мне так хотелось, чтобы Уил был там и встретил меня, как в тот теплый осенний день (всего несколько недель назад, хотя казалось, с тех пор прошла уже целая жизнь), когда я была так уверена, что найду его там, за этой розовой дверью. Я медленно, будто через болото, шла через двор, зная, что его нет и здесь. Заглянула в окно и увидела Руби-Элис, вытянувшуюся на диване: белое лицо и волосы мерцали, как луна, которой на небе в ту ночь не было. Она прижимала к груди одеяло и казалась одновременно мертвой и отчаянно хватающейся хоть за что‐нибудь земное.
Я рухнула на колени, у меня больше не осталось вариантов, кроме хижины, которая находилась так далеко и в таком труднодоступном месте в горах – практически на вершине мира. Заинтересовавшись моими рыданиями, ко мне подошла маленькая собачка и лизнула мою штанину. Я пнула ее ногой, и она зарычала.
Не помню, как я шла домой, как затаскивала себя вверх по лестнице и потом в кровать. Помню только, что далеко за полночь так там и лежала, не раздевшись, без сна и вся в слезах, когда через двор пророкотал родстер Сета. Грохот машины отозвался дрожью в оконном стекле и у меня в костях. Услышав, как открылась и закрылась боковая дверь, я вскочила с постели, выбежала из комнаты и бросилась вниз по лестнице, на кухню, к Сету.
Свет он не включал. Только по темному силуэту я догадалась, что он сидит, сгорбившись, на скамейке у задней двери, не сняв ни куртки, ни ботинок. Он, конечно, знал, что я стою в дверном проеме, но сидел тихо и неподвижно. От него разило виски, сигаретами и выхлопными газами. Я потянулась к выключателю, но в последний момент передумала. Мне не хотелось видеть его лицо. Я уже и без того знала все, что должна была узнать.
– Я тебя ненавижу, – сплюнула я в темноту, будто слова эти были кислой желчью, копившейся у меня внутри всю мою жизнь.
– Слышь, Тори, а я ведь кой-че получше огреб, чем эта их награда, – проговорил он заплетающимся языком и с неожиданной нежностью – так делятся с друзьями хорошими новостями. – Кой-че куда получше, – добавил он, после чего устало вздохнул и пьяно хихикнул. – Куда получше, – повторил он себе под нос с таким изумлением, просвечивающим сквозь пьяную гордость, будто сам себе не верил, и тут я вдруг содрогнулась от тошнотворного осознания, что Сет не просто выгнал моего Уила из города, не просто поймал его и сдал властям. Если бы я включила свет, то наверняка увидела бы у него на руках кровь.
Я развернулась и как в тумане поползла на четвереньках вверх по лестнице, едва ощущая под собой руки и ноги; пошатываясь, добралась по коридору до своей комнаты и, как больное животное, съежилась на кровати.
Потекли недели ожидания того дня, когда подтвердятся мои страхи, и все эти недели я двигалась по дому словно зомби: выполняла домашние дела так, будто тело мне не принадлежит, чувствовала себя больной и каждый подъем солнца, его движение по небу и закат сносила с отвращением.
– Заболела? – распахнул папа мою дверь как‐то утром, когда я не смогла подняться к завтраку.
Я приглушенно промычала из‐под одеяла.
– Съездить за доктором Бернетом? – спросил он.
– Нет, – просипела я.
