Не климат выбирали, а судьбу (СИ) - Фрейдзон Овсей Леонидович (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
Долгое время Галь надеялся, что обретёт, всё же чувствительность и даже встанет на ноги, но, увы, чаяньям не дано было осуществиться.
Молодой профессор, сделавший ему уникальную операцию и вернувший его к почти нормальной жизни, долгое время питал надежды вместе с Галем и его близкими, но два месяца назад вынес окончательный вердикт — на данном этапе шансов не осталось, не смотря на все титанические усилия пациента, который, не щадя времени и силы, изнурял себя массажами, физиотерапией, физическими упражнениями и различными процедурами с помощью современной техники.
Обидней всего, что на каком-то восстановительном этапе, Галь вдруг стал чувствовать в ногах боль при уколах, лёгкую щекотку на ступнях и даже иногда удавалось пошевелить пальцами.
Увы, увы, это продолжалось только несколько дней, а потом всё вернулось к полной атрофии нижних конечностей.
Профессор развёл руками — какой-то раздробленный шейный позвонок окончательно передавил нерв, отвечающий за чувствительность ног.
Молодой талантливый специалист заверил Галя, что, возможно, в будущем они ещё вернутся к этому вопросу, но на данном этапе новая операция грозит неминуемым летальным исходом для пациента и он на себя подобную ответственность не берёт.
Галь мужественно встретил приговор эскулапа, ничем и никому не выдал бурю эмоций, которая бушевала в его душе, хотя две вещи его по-настоящему тяготили и порой даже доводили до мыслей о суициде.
Трудно укладывались в его голове их будущие отношения с Верой и вынужденная нынешняя бездеятельность.
Парень тяжело вздохнул, тряхнул головой и выпрямился в кресле.
Не спеша, закатил коляску под навес, укрывшись от палящего светила, и по-хозяйски огляделся.
Привычным движением снял со специального постамента гантели, набрал на них рекордные на сегодняшний день для него десять килограмм и начал ежедневную тренировку, разводя в сторону и поднимая руки вверх, выбрасывая гантели вперёд и возвращая к груди.
Мышцы приятно наливались силой и энергией под воздействием многократно повторяющихся упражнений.
Пол часа, отведённых для этих занятий, Галь изнурял своё тело и руки необходимой для него зарядкой, обливаясь потом и краснея от натуги.
Волевым усилием он отгонял от себя непрошенные мысли о том, что вся эта суета, на самом деле, мышиная возня, не стоящая таких трудозатрат, от которых у него, особенно поначалу, страшно ныли все отвыкшие от нагрузок мышцы.
Если бы не его сумасшедшее желание до сих пор нравится любимой девушке своей энергией и физической формой, то давно бы уже забросил эти жалкие потуги казаться нормальным человеком.
Из сумки-холодильника достал коробку с апельсиновым соком и с жадностью начал пить прямо с ёмкости, даже не подумав налить благодатную прохладную жидкость в стакан.
— Галюш, ну, как не стыдно, ведь я тебя воспитывала культурным мальчиком, а ты позволяешь себе такие хамские фокусы…
— Мамочка, прости своего непутёвого сыночка, думал, что меня никто не видит, а ты вечно на страже порядка.
Гиля подошла к сыну, забрала из его рук коробку с соком и стащила с него мокрую от пота футболку.
Затем, влажным полотенцем обтёрла его мускулистое тело и протянула свежую майку.
— Сынок, хочешь что-нибудь перекусить, тогда я тебе принесу, а то я собралась до Хаи прогуляться, партию в бридж сыграть, к ней две подруги из Хайфы прибыли.
— Нет, мамочка, можешь отправляться со спокойной душой, ты же знаешь, если что-нибудь понадобится, сам справлюсь, но я хотел бы с тобой серьёзно поговорить пока Вера не приехала.
Мать с сыном взмахом рук издалека поприветствовали Абрама, вышедшего на крыльцо с садовыми ножницами и с лёгкой алюминиевой стремянкой.
Тот, ответно кивнул, и не стал к ним приближаться, а устремился в другой конец пардеса, где его ожидала намеченная на сегодня работа.
Гиля, из стоящих в ряд сложенных шезлонгов, взяла крайний и, разложив, уселась напротив сына:
— Галюш, что ты маешься и понапрасну изводишь душу, страдая от комплекса неполноценности.
Слава богу, ты остался жив и не только — по-прежнему красивый, сильный и далеко не дурак.
А ведь у тебя были все шансы стать и тем, и другим, и третьим…
— Мама, ты же понимаешь, дело совсем не в этом, я хочу поговорить с тобой о своём ближайшем будущем.
— Сынок, ты имеешь в виду ваши отношения с Верой и предстоящую свадьбу?
— Да, именно это.
Гиля не стала сразу же отвечать ему на поставленные ребром вопросы, а огляделась вокруг, как будто ища ответы в синем прозрачном небе, в свежей зелени листьев и травы, в ярком многоцветье и в спелых плодах, свисающих с деревьев и кустов.
Наконец, она прямо взглянула в глаза сына и нежно взяла в свои руки, его натруженные гантелями ладони:
— Сынок, я последний человек, который не хочет тебе добра.
Мы с твоим отцом постоянно говорим между собой о твоём будущем и, конечно же, рядом с симпатичной и душевной девушкой, а именно такой, проявила себя наша Вера.
Мы же тебе во всех подробностях рассказывали, как во время твоего страшного пребывания под воздействием морфия, когда ты лежал практически невменяемым, и после операции, когда стало известно, что твои ноги остались неподвижными, мы с отцом неоднократно пытались заводить разговор с девушкой, но всё оказалось напрасным.
Ты же хорошо знаешь своего прямолинейного отца…
Тот, нисколько не смягчая слов, прямо сказал Вере, что её ждёт в будущем сложная жизнь рядом с тяжёлым инвалидом.
Вся эта бравада и мнимое великодушие вскорости после свадьбы закончатся и начнутся взаимные упрёки…
— Мама, но в чём мне её упрекать?
Я ведь Веру люблю безумно и если бы мог, то носил бы свою любимую на руках.
— В том-то и дело, что не можешь, а со временем, живя со своим комплексом неполноценности, превратишься в брюзгу и нытика.
Сидя долгое время в доме, ожидая свою любимую с учёбы, а потом с работы, ты постепенно прекратишь следить за собой, опустишься, забывая лишний раз помыться, побриться и заняться физическими упражнениями.
— Мама, но почему ты так думаешь, что я превращусь в того жалкого субъекта, о котором я сейчас услышал от тебя?
— Галюш, я не думаю так, а жутко этого боюсь и постоянно гоню от себя подобные мысли.
А, вот, твой папа, не хочет витать в облаках, режет напрямую и я каждую ночь засыпаю в слезах.
— Мама, у меня иногда создаётся такое впечатление, что лучше было бы для всех, если бы я умер во время операции.
Вы бы какое-то время оплакали сыночка и постепенно смирились с мыслью, что меня уже нет, а так, я стал для вас гнойным нарывом — страшно смотреть, а ещё страшней вскрыть…
— Галь, прекрати напускать на себя вид несчастного человека.
Помолчи парочку минуток и послушай меня, а потом будешь сыпать своими гадкими сравнениями.
Гиля по-настоящему рассердилась и, выпустив из своих ладоней руки сына, вскочила на ноги и заходила взад-вперёд по тесному пространству под навесом.
— Ты, хотел серьёзно поговорить со мной, но внемлешь только себе.
К этому мы, скорей всего, ещё с тобой вернёмся, а пока выслушай спокойно то, что я, собственно говоря, и хотела сказать с самого начала нашего разговора.
