Невидимки - Паланик Чак (книги онлайн .TXT) 📗
Прямо перед тем как Эви с криками выскочила на лестницу и выстрелила в Бренди Александр, я расплескала целый галлон духов «Шанель № 5» по ее спальне, подожгла пригласительный билет и бросила его на пол. Мгновение — и у меня в руках еще один шанс начать новую жизнь.
Забавно, но когда углубляешься в раздумья даже о самом крупном пожаре, какой когда бы то ни было знавало человечество, понимаешь, что он всего-навсего химическая реакция. Окисление. И сознаешь, что тело Жанны д'Арк просто соединилось однажды с кислородом.
Все еще вращаясь на полу, винтовка поворачивается стволом ко мне, к Бренди.
Независимо от того, насколько сильной кажется тебе твоя любовь к человеку, когда лужа крови, струящейся из его раны, растекается по полу настолько, что едва не касается тебя, ты невольно отстраняешься.
Кабы не эта жуткая драма, денек был бы чудесным. Сегодня тепло и солнечно, и сквозь раскрытую парадную дверь видны крыльцо и зеленая лужайка перед домом. С улицы тянет теплым запахом свежеподстрижен-ного газона, и слышны голоса выскочивших из дома гостей. К настоящему моменту все они похватали приглянувшиеся им сувениры — из хрусталя и серебра, — вылетели на улицу и дожидаются теперь приезда пожарной бригады и медработников.
Бренди разжимает одну из своих крупных, украшенных кольцами рук и прикладывает ее к ране, кровь из которой залила уже практически весь мраморный пол в холле.
— Черт! — восклицает Бренди. — В «Бон Марше» этот костюм теперь ни за что на свете не примут назад!
Эви отрывает ладони от лица, заляпанного черными отпечатками пальцев, перемазанного слезами и слюнями, и вопит:
— Ненавижу свою треклятую занудную жизнь! Эви поворачивается к Бренди Александр и орет:
— Займи мне местечко у окна, когда попадешь в ад! На черных щеках Эви образуются две чистые дорожки от слез. Она кричит:
— Эй, подруга! Почему же ты ничего мне не отвечаешь?
Как будто произошедшее — это еще вовсе не драма, драма, драма, Бренди Александр устремляет на меня, продолжающую сидеть возле нее на коленях, испуганный взгляд. Ее баклажанные глаза расширяются до невообразимых размеров.
Она спрашивает:
— Неужели Бренди Александр сейчас умрет?
Эви, Бренди и я. Все, что здесь творится, — обыкновенная борьба за право быть лучшей. Каждая из нас — это я, я, в первую очередь я. Убийца, жертва, свидетель. Каждая из нас считает, что именно ей должна принадлежать роль лидера.
Возможно, все люди в мире воспринимают себя точно так же.
Все это — зеркало. Зеркало на стене. Красота — сила, равно как деньги, равно как оружие.
Когда я читаю в газете заметку о том, как злоумышленник похитил молодую женщину, как издевался над ней, ограбил ее, а потом убил, и вижу на первой странице огромную фотографию несчастной, на которой она улыбается и радуется жизни, то невольно думаю не о чудовищности совершенного преступления, а совсем о другом: что если бы ее нос не походил на здоровенный утиный клюв, она была бы вполне ничего. Потом мне в голову приходит другая мысль: если бы меня похитили и зверски надо мной поиздевались, я тоже предпочла бы отдать Богу душу. Затем размышляю о том, что убийство — один из элементов естественного отбора.
Увлажняющая мазь, которой я пользуюсь, — суспензия неактивных зародышевых веществ в гидрогенизиро-ванном минеральном масле. Если я достаточно честна, значит, моя жизнь — это рассказ обо мне.
За исключением тех случаев, когда фотограф в моей голове кричит:
Покажи мне сопереживание!
Вспышка.
Покажи мне сочувствие!
Вспышка.
Покажи мне горькую правду!
Вспышка.
— Не дай мне умереть прямо здесь, на этом полу, — говорит Бренди, и ее крупные руки вцепляются в меня мертвой хваткой. — О, мои волосы! — стонет она. — На затылке они сильно примнутся!
Я прекрасно сознаю: Бренди с минуты на минуту может отправиться на тот свет, однако мне трудно в это поверить.
Завывания Эви становятся громче. Ко всему прочему, с улицы уже доносится рев сирены. У меня такое ощущение, что все эти звуки водружают мне на голову корону королевы Города Мигрени.
Винтовка продолжает вращаться на полу, но все медленнее и медленнее.
Бренди говорит:
— Бренди Александр мечтала прожить жизнь совсем по-другому. Она должна была быть знаменитой, лучшей из лучших. Перед смертью ей хотелось, чтобы ее хоть раз показали по телевидению в перерыве между таймами Кубка США по футболу. Показали попивающей диетическую колу, танцующей обнаженной медленный сексуальный танец.
Винтовка останавливается, ее ствол указывает в пустоту.
Эви хнычет, и Бренди выкрикивает:
— Заткнись!
— Сама заткнись! — орет в ответ Эви.
А огонь за ее спиной уже принимается поглощать расстеленную на лестнице ковровую дорожку.
Сирены гудят где-то совсем близко. Наверное, их тревожный вой слышен повсюду в Вест-Хиллз. Люди во дворе сбивают друг друга с ног, набирая 911. Каждому хочется прослыть героем. Но лица у всех растерянные. Никто не готов предстать перед телекамерами съемочной группы, которая вот-вот появится.
— Это твой последний шанс, дорогая, — говорит Бренди. Ее кровью залито все вокруг. — Ты любишь меня?
Когда предки задают тебе подобный вопрос, это означает, что ты перестаешь быть для них пупом земли.
Именно таким образом многие родители загоняют своих чад в опасную ловушку — возлагают на них роль своей главной поддержки в жизни.
Нависшее надо мной ожидание давит сильнее, чем сознание того, что я нахожусь в огромном доме, объятом пламенем. От меня хотят услышать всего лишь три самых затрепанных из всех известных миру слов, слов, встречающихся в любом манускрипте, в любом сценарии к фильму. Я не знаю, куда мне деваться. Три слова означают в данный момент так много. К ним сводится наше общение. И весь мой словарный запас. Я чувствую себя жутко беспомощной.
— Скажи же мне, — умоляет Бренди. — Ты любишь меня? Любишь ли ты меня по-настоящему?
Вот так напыщенно и преувеличенно вела себя Бренди Александр всю свою жизнь. Она была сплошным театром, а сейчас на глазах угасает.
Просто из желания немного подыграть ей я беру ее крупную руку в свою. Милый жест, хотя я тут же напрягаюсь, с испугом вспоминая о том, что вытекшая из Бренди кровь может содержать в себе болезнетворные микроорганизмы.
