Зов прерий - Ясуока Сётаро (лучшие книги TXT) 📗
Неудача первого дня заставила меня отказаться от визитов в компании. Я понял, что если не бессмысленно, то по меньшей мере неразумно добиваться встречи обязательно с президентом, чтобы поступить на службу. Но я не осмелился сказать матери о сделанных выводах. Стоило ли разочаровывать ее, когда это все равно ничего не изменило бы к лучшему? Я убивал время, бродя по токийским улицам, заходил в какой-нибудь универмаг, в комнате отдыха съедал взятый с собой завтрак и возвращался домой. Потом подумал, что этого все же недостаточно, и решил, гуляя по Токио, время от времени позванивать в различные компании и учреждения. Как правило, номера телефонов государственных учреждений были заняты – может, из-за неполадок на телефонной станции. Но со временем я стал вешать трубку даже в тех редких случаях, когда соединяли сразу. Все равно никакого толку от этих разговоров не будет, бормотал я, кладя в карман возвращенную автоматом монетку, и, чувствуя себя мелким воришкой, выбегал из телефонной будки.
Наверное, посторонним в эти минуты я казался помешанным. Мне и самому все это начинало казаться все более странным и бессмысленным… Последние дни, выходя из дома с узелком, в котором мать давала мне с собой завтрак, я думал о странном психическом состоянии, какое охватывало меня, когда я снимал телефонную трубку. Для чего я вообще это делал? Ради чего каждый день ездил в Токио на электричке, обходил телефонные будки и вечером, не чуя от усталости ног, возвращался домой? Вначале для того, чтобы оправдаться перед матерью, а также со зла на ее непробиваемое упрямство. Ну разве это не смешно – тридцатилетний оболтус должен держаться за мамочкин подол? В то же время бесплодное сидение дома не укрепило бы моей самостоятельности. Во всяком случае, моей величайшей виной перед матерью было то, что я в тридцать лет все еще не мог устроиться на работу. И ничего не оставалось, кроме как, надеясь на счастливый случай, каждый день пытаться продать себя – авось кто-нибудь подберет!
Но чем дольше я бродил по городу, тем меньше оставалось надежд на этот счастливый случай. Задрав голову, я оглядывал бесчисленные окна небоскребов, и мне казалось невероятным чудом, что там, за этими окнами, трудятся люди, множество людей. Неужели в стольких компаниях и учреждениях для меня не найдется одного-единственного местечка, думал я. Ну а если меня все же возьмут на работу, смогу ли я выдержать при своей-то болезни? Одного моего друга приняли в редакцию газеты, а через шесть месяцев у него начались такие же неполадки с легкими, как и у меня. Год он лечился, потом полгода работал – и снова на год в больницу. При этом он регулярно получал жалованье. Я с завистью вспоминаю теперь его слова: «При таком здоровье трудно рассчитывать на карьеру, поэтому на службе я стараюсь не перетруждать себя». По вечерам, в час, когда закрываются учреждения и конторы, я прислушиваюсь к звону часов-табелей, внимательно разглядываю толпы выходящих наружу чиновников. Выражение их лиц и даже манера одеваться кажутся мне значительными, как бы санкционированными свыше. Однажды в этой толпе я заметил своего бывшего однокашника С, с которым учился в университете. Я подошел к нему и спросил: «Как делишки?» С. вздрогнул от неожиданности – видно, в голосе у меня прозвучала нескрываемая зависть – и с выражением обиженного ребенка, у которого хотят отобрать конфетку, сказал:
– Идут понемногу. Есть работа, нет – все равно день-деньской просиживаю за столом. Но если открыто ничего не делать, на тебя начнут показывать пальцем: мол, зазря получает жалованье, поэтому надо изображать занятость. Вот я и надписываю пустые конверты, а потом рву их и выбрасываю в корзину, – удрученно пояснил он.
– Вот оно как. Ну и работа у служащего… – сочувственно протянул я, а про себя подумал: «Не такое уж плохое занятие. А вообще-то ты, мой бывший однокашник С, делаешь то же, что и я: надписываешь пустые конверты и выбрасываешь их в корзину, а я звоню по телефону и, услышав короткие гудки, выхожу из телефонной будки».
Уже целый месяц я бесцельно ездил в Токио и названивал по телефону в разные учреждения. Но в то утро, выходя из дому, я был настроен оптимистично. Я узнал, что создается новая компания по производству химического волокна (при технической помощи Америки). Штаты еще только укомплектовывались, к тому же в компании еще не было профсоюза – самые благоприятные условия для того, чтобы проникнуть в нее. На этот случай у меня в кармане, помимо все той же визитной карточки высокопоставленного чиновника, имелось рекомендательное письмо к президенту новой компании, опять-таки добытое моей неугомонной мамашей. Я и сам надеялся, что на этот раз дело выгорит. Я позвонил в компанию со станции Симбаси, и мне сразу же предложили приехать в контору и даже объяснили, как лучше до нее добраться. До сих пор я выступал в качестве просителя. Теперь же просили меня. Может, поэтому я не почувствовал себя подавленным, входя в огромное здание, где временно размещалась контора.
Приемная была обставлена более чем скромно, но мне предложили чай и сладости – такое случилось впервые. Начальник отдела кадров – пожилой человек с большими залысинами на лбу – протянул мне свою визитную карточку, сказав, что президент поручил ему принять меня, поскольку сам должен был срочно уехать на заседание в компанию М. Я в свою очередь вручил начальнику отдела кадров визитную карточку и рекомендательное письмо высокопоставленного чиновника, но тот визитную карточку не взял и, быстро пробежав глазами письмо, написанное крупными иероглифами на двух листах почтовой бумаги, сказал:
– Ну что же, все в порядке. Мы начали строительство завода в городе У. префектуры С. Вам надлежит в ближайшие дни выехать туда и ознакомиться с работой на месте. Он взял с полки карту и разложил ее на столе.
– Взгляните, здесь протекает река. Географические условия подходящие, – пояснял он, водя по карте толстым, поросшим черными волосками пальцем. Я плохо разбирался в картах и никак не мог уразуметь, где и что расположено, не говоря уж о том, что совершенно не понимал, при чем здесь «географические условия». Было ясно одно: меня берут на работу, и в радостном возбуждении я поддакивал и вставлял в разговор ничего не значащие словечки вроде «так-так», «совершенно верно».
– Знаете ли, – разоткровенничался начальник отдела кадров, – в этой компании мне работать легко. У нас самая современная техника, поэтому персонала понадобится самый минимум, да и с профсоюзом не будет возни… Простите, а какое учебное заведение вы окончили?
– Университет Л. Кстати, там учился и президент вашей компании.
Последнего можно было и не говорить, подумал я с запоздалым раскаянием.
– Университет Л.? – Лицо начальника отдела кадров омрачилось. – Насколько я помню, там не было инженерно-строительного факультета. Может, недавно появился?
– Да, после войны. – Я и сам точно не знал, был ли подобный факультет в университете, но сказал первое, что пришло в голову.
– Вот как? А какая же у вас специальность?
– Психология.
– Психология?! И чем же вы собираетесь заниматься в нашей компании? – сразу переходя на официальный тон, спросил начальник отдела кадров.
– Рекламой. Разъяснять населению преимущества новых товаров.
Лицо чиновника стало бесстрастным, и он, потеряв ко мне всякий интерес, процедил сквозь зубы:
– Наша компания в рекламе не нуждается. Скажите: приходилось ли вам изучать в университете прикладную химию или энергетику?
Тут мне все стало ясно. Они были уверены, что я получил техническое образование. Наверное, так написал мой рекомендатель. А может, просто не предполагали, что человек с гуманитарным образованием вздумает искать у них работу. Так или иначе, человек я для них был совершенно бесполезный.
Неприлично оставлять недоеденными раскрошившиеся сладости, но я брезгливо отодвинул тарелку и бросился вон из комнаты, не желая оставаться там ни одной минуты.
В тот день я бесцельно шатался по городу до самого вечера, не замечая ни улиц, ни площадей, по которым проходил.
