Две недели в другом городе - Шоу Ирвин (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗

— В Вашингтоне, — с деланным ужасом произнес Джек. — О Господи.

— Ты хочешь жить в Вашингтоне?

— Нет, — отозвался Джек.

— Когда мне исполнится восемнадцать лет, — заявил мальчик, — я пересеку la barriere de son. [1]

— Я хочу сказать тебе кое-что, — произнесла Элен. — Ты вовсе не огорчен отлетом. Я наблюдала за тобой последние три дня. Ты рад возможности уехать.

— Я рад возможности заработать, — поправил жену Джек.

— Дело не только в этом.

— Еще я буду рад помочь Делани, — добавил Джек. — Если окажусь в силах, конечно.

— И это еще не все.

На красивом лице Элен появилась грусть. Смирение и грусть, подумал он.

— Ты рад случаю покинуть меня. Нас. — Рукой, обтянутой перчаткой, Элен указала на детей.

— Послушай, Элен…

— Не навсегда. Я не то имела в виду. На время. Ради этого ты даже готов ухудшить отношения с Джо Моррисоном.

— Я не стану отвечать на это, — устало промолвил он.

— Знаешь, — продолжила она, — ты не спал со мной уже более двух недель.

— Вот почему я не хотел, чтобы кто-то провожал меня в аэропорту. Из-за таких вот разговоров.

— Кто-то, — сказала Элен.

— Ты.

— Прежде, — заговорила она ласково, сдержанно, без осуждения, — в последние полчаса перед отъездом ты любил меня. Когда все чемоданы уже собраны. Ты это помнишь?

— Да, помню.

— Мне больше нравится «Эр Франс», — сказал мальчик. — Голубой — цвет скорости.

— Ты еще любишь меня? — негромко спросила Элен, подавшись вперед и заглянув мужу в глаза.

Джек посмотрел на нее. Его рассудок признавал, что она очень красива. У Элен были крупные серые глаза, высокие скулы и густые, подстриженные по-девичьи черные волосы. Но в этот миг он не любил ее. «Сейчас, — подумал Джек, — я не люблю никого. Разве что детей. Но это нечто инстинктивное. Хотя нет, не совсем инстинктивное». Из трех своих детей он любил только этих двух. Двух из трех. Вполне пристойное соотношение.

— Конечно, люблю, — ответил Джек.

Она чуть заметно улыбнулась. У нее была прелестная, доверчивая улыбка.

— Возвращайся с лучшим настроением, — попросила Элен.

Диктор по-английски и по-французски пригласил пассажиров, летящих рейсом 804 Париж — Рим, пройти таможенный досмотр. С чувством благодарности Джек оплатил счет, поцеловал детей, жену и направился к стойке.

— Желаю хорошо провести время, cheri. [2]

«Элен ухитрилась произнести это так, — подумал Джек, — словно меня ждет отпуск».

Пройдя досмотр, Джек направился по мокрому бетону к самолету. Пассажиры уже поднимались по трапу, держа в руках посадочные талоны, журналы, пальто, ручную кладь с наклейками авиакомпании.

Когда лайнер начал выруливать на взлет, Джек увидел в иллюминатор жену и детей; стоя возле ресторана, они махали руками, и их яркие пальто оживляли серый фон.

Он тоже помахал рукой, затем, откинувшись на спинку кресла, облегченно вздохнул. Все могло быть гораздо хуже, подумал Джек, когда самолет начал набирать скорость.

— Хотите чаю?

В голосе стюардессы звучала профессиональная приветливость.

— Что у вас за пирожные, моя дорогая? — спросила старушка, направляющаяся в Дамаск.

— С вишневым вареньем, — ответила стюардесса.

— Сейчас мы пролетаем над Монбланом, — раздался голос в динамике. — Справа вы можете увидеть вечные снега.

— Мне, пожалуйста, одно пирожное и бурбон со льдом, — сказала маленькая старушка.

Она сидела слева и не стала подниматься из кресла, чтобы посмотреть на вечные снега.

— Славный получится полдник, — добавила она и захихикала. На высоте двадцати пяти тысяч футов она была способна на поступок, на который никогда не решилась бы у себя дома, в Портленде, штат Орегон.

— А вы что-нибудь хотите, мистер Эндрюс?

Стюардесса улыбнулась, склонив голову в сторону Монблана.

— Нет, спасибо, — ответил Джек.

Он хотел виски, но когда маленькая старушка попросила бурбон, Джек внезапно испытал отвращение к любой пище, принимаемой в самолете.

Джек посмотрел вниз на белую вершину Монблана; она лежала среди облаков в окружении других, менее высоких пиков. Внизу медленно проплывали Альпы; вершины, отбрасывающие четкие синие тени, сменяли одна другую, а над ними висело громадное круглое солнце. Казалось, снова наступил ледниковый период.

Джек задернул шторку, откинулся назад, вернувшись Мыслями к событиям, из-за которых он оказался в этом самолете. Из газет он давно знал о том, что Морис Делани находится в Риме; последние пять-шесть лет Джек не получал от него писем. Неделю назад, услышав в телефонной трубке на фоне помех голос Клары, жены Делани, звонившей из Рима, Джек удивился.

— Морис сейчас не может подойти к аппарату, — сказала Клара, когда закончился обмен первыми, ничего не значащими фразами, — он все объяснит в письме. Он просит тебя поскорее приехать сюда, Джек. Он говорит, что ты — единственный человек, способный помочь ему. Морис в отчаянии. Здешние люди доводят его до безумия. Он заставил их назначить тебе гонорар в пять тысяч долларов — это достаточно за две недели?

Джек рассмеялся.

— Почему ты смеешься?

— Не обращай внимания, Клара.

— Он очень надеется на тебя, Джек Что мне сказать ему?

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы приехать. Завтра телеграфирую ответ.

На следующий день, договорившись с Моррисоном, Джек послал телеграмму в Рим.

В письме, полученном Джеком, Делани излагал свою просьбу. Джеку дело показалось незначительным; его легкость не соответствовала вознаграждению в пять тысяч долларов. Несомненно, это приглашение связано с другими, более важными причинами, подумал Джек. Однако Делами не торопился их раскрывать.

Откинувшись с комфортом на спинку кресла в салоне первого класса — билет оплачивала кинокомпания, — Джек с наслаждением ощутил, что на две недели ему удалось убежать от однообразия своей работы и семейной жизни.

Он радовался предстоящей встрече с Делани, который в прошлом был его лучшим другом. Джек любил его. «Люблю», — поправил он себя. Работа, связанная с Морисом, не могла быть скучной и однообразной.

Джек расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, задев при этом рукой толстый конверт, торчавший из нагрудного кармана, на его лице появилась гримаса раздражения. Лучше сделать это сейчас, решил он. В Риме у него не будет свободного времени.

Джек вытащил из кармана письмо, которое за последние два дня уже прочитал трижды. Прежде чем снова взяться за него, он уставился на конверт с адресом, выведенным неестественно красивым почерком его первой жены. «Из трех жен, — подумал Джек, — две доставляют мне хлопоты. Две из трех. Устойчивое соотношение». Вздохнув, он вынул письмо из конверта и принялся читать.

«Дорогой Джек!

Представляю, как ты удивишься, получив мое письмо после столь продолжительного молчания, но речь идет о деле, которое касается или должно касаться тебя в той же мере, что и меня, поскольку Стив — не только мой сын, но и твой тоже, хотя все эти годы ты не слишком интересовался им; ты не можешь оставаться совершенно безучастным к тому, как он распоряжается своей жизнью».

Дойдя до отмеченного слова, Джек снова вздохнул. Стиль его первой жены не улучшился за прошедшие годы.

«Я сделала все зависящее от меня, чтобы повлиять на Стива, и в результате оказалась на грани нервного срыва. Уильям, неизменно более любящий, корректный и терпимый в отношении Стива, чем большинство знакомых мне настоящих отцов, также всячески пытался воздействовать на него. Но Стив с раннего детства проявлял ледяное презрение к Уильяму, и все мои старания изменить его отношение оставались безрезультатными».

Джек не без ехидства улыбнулся и продолжил чтение.