Утрата - Маканин Владимир Семенович (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
Когда выбрались, он закричал:
— Вали на работу! А если Алешка пугать будет — не верьте. У меня, рванины, все обдумано: прошмыгнем под рекой, как нитка в иголку!
Алешка смолчал.
Но тут начал вопить Тимка, которого за кражу и утайку водки Пекалов лишил выпивки на весь нынешний день:
— Дно проседает!..
От жгучей жажды Тимка купался беспрерывно. С камнем в руках он, задержав дыхание, опускался на дно над самым подкопом, оттолкнувшись от дна, он всплывал и опять опускался: он как бы плясал там с камнем в обнимку. Кричал Тимка сдуру, на дне была обычная тина, и, ясное дело, тина под ногами проседает, но когда Пекалов, ища поддержки, оглянулся на Алешку, тот промолчал, вроде бы дурака даже и поддерживая.
— Дно проседает! — орал Тимка.
И вот рассевшиеся на берегу там и тут пьяндыги заворчали:
— Это ж куда ты нас, Пекалов, гонишь, это ты что ж — на смерть гонишь?
Им вроде бы впервые пришла в головы мысль, что произойдет обвал и вода их в подкопе затопит. «Братцы, да что ж такое — неужто за шкуру трясетесь?» — лживо смеялся и подбадривал их Пекалов; он был перепуган; суетный, он не сразу понял, что хитрят, страх в них был невелик, зато же велико было давнее желание, чтобы он прибавил водки. Отчаянные людишки, они теперь кривлялись и выкобенивались. Улучили-таки свою минуту. И деться Пекалову было некуда: к вечеру он удвоил выдачу водки. На этот раз водку в бутылях и еду Пекалов и Ярыга из трактира еле приволокли.
Тогда же Пекалов отозвал Алешку в сторону и прямо спросил:
— Уйти надумал?
— Надумал.
— А ты, парень, слабак, — вдруг озлился Пекалов; от растерянности он сорвал голос, он шипел: — Иди, иди к своей лютой бабе, пусть утешит! Катись!
Он и расчета Алешке не дал, теперь он экономил вдвойне.
Неудачливый и пустой, застрявший в малом поселке, Пекалов был пьяница и больше ничего: без денег, без имени, без совести. Он и пил-то без особого разгула или там удали: во всем серенький. И солдатка Настя при нем была безликая, никакая.
— А вот я все думал, Настя... — разглагольствовал Пекалов. — А вот пройдет, Настя, много-много годов — а удивятся ли люди тому, что и в наше время было так сладко выпивать в постели, а?
Приподнявшийся на подушке Пекалов наливал себе водки, а ей красного; полулежа они выпивали, после чего он в охотку курил. Он посмеивался, а она стыдливо натягивала на себя одеяло.
— Чего ты прячешься в жару-то такую?
— Страмно, — сказала она тихо.
От болтовни Пекалов легко переходил к нытью. Он подумал о работягах, которых в подкопе все меньше. И пьяно вдруг заплакал:
— Разбегутся они, Настя. Все сбегут... Ни черта не получится.
— Ну и ладно.
— Разбегутся...
— Ну и ладно, говорю. Давай поласкаемся.
Она и одеялко скинула, а он все плакал: на ребенка был похож, когда сильно пьяный.
Оставшийся без мало-мальски понимающего в деле человека, Пекалов хорохорился, бодрился, однако в конце дня из подкопа послышался гул голосов, шум, и когда Пекалов сунулся туда, навстречу бежали его пьяндыги. Обнаружилась течь: один из забойщиков почувствовал вдруг ожог — упавшая сверху капля была холодной, но показалась ему каплей кипятка. «Братцы! Каплет!» — крикнул он, после чего и началась паника. Пекалов останавливал их, кричал, уверял, что выдумки, его сшибли, наступали на руки, он визжал, а из темноты оставшиеся там пьяндыги крикнули: «А ты ступай сюда сам, проверь!»; весь дрожа, Пекалов пролез вперед, просунулся, и ему тоже капнуло горячим на лоб. Капнуло еще. Капли падали там и здесь.
Теперь повалили к выходу все, Пекалов с ними — упускать их было сейчас никак нельзя. От реки веяло холодом, как и от земли. А на вечернем небе тучи натянулись к дождю. «Эка невидаль, — выкрикивал Пекалов, — ну каплет! С неба вон тоже каплет!» — но никто работать не хотел: дождемся, мол, утра, а там будет видно. Они и не посмотрели на небо. И конечно, они опять намекнули, чтобы Пекалов не жилил на водке: добавь, мол. Пекалов обещал все что угодно. Пекалов все еще дрожал. Ярыга тоже уговаривал; земля, мол, слоями идет, сейчас мягкая и потому сквозь нее каплет, а далее заново твердая, — давай, мужики!..
Но те стояли на своем:
— С утра посмотрим.
Накрапывающий дождик кончился — был мягкий закат; когда Пекалов прошел мимо той улочки, где жила солдатка, она уже была в огороде. Согнувшись, Настя ковырялась в размокших грядках. Пекалов легонечко свистнул — она оглянулась, а он уже шел мимо. Увидела.
Он пришел в свой домишко, где и стены уже старели и где былую жизнь со всех сторон подтачивали ветхость, бедность, безденежье. И все же это был дом. Он глянул на портрет родителя: удачник! Да и брат, говорят, в Астрахани уж дела делает... А ему, пустельге, даже подкоп не дается. Ах, если в сделать, красивая могла бы выйти штука — на ту сторону Урала да и гуляй! Дальше этого «гуляй!» мысль Пекалова никак не шла: он и понятия не имел, зачем туда рыть подкоп, зачем там людям «гулять» да и где — на болотах?.. Оставив дверь открытой, чтобы в его отсутствие Настя могла войти, Пекалов отправился к богатому мужику Салкову. Тот жил близко.
— Меблишку мою не схочешь ли купить? — Пекалов как вошел, так и спросил.
— Нет.
Салков еще не знал что и как, но он очень хорошо знал, что Пекалов тварь маленькая, знал, что он в разоренье и что падает, а уж если человек падает, у него можно задешево купить не только мебель.
— И полдомишки моего, а? — спросил Пекалов, теперь и сам пробуя поддеть на крючок.
— Полдомишки?..
И с места стронулось, а как только речь зашла о цене. Пекалов сказал, оборачиваясь: никаких-де полдомишек, дом продаю целиком и сразу, так и покупай, — берешь, что ли?..
— А деньги?
— Деньги немедля, — раскрылся Пекалов. Деньги, мол, немедля, а купчую хоть и завтра.
— Покупаю.
Они поторговались, а потом и позвали человека быть свидетелем, после чего Салков сразу же нашел готовые и выложил: ах, богат как! Передав деньги, Салков еще и спросил: уезжаешь разве? к отцу небось и к брату?
— Точно: к отцу и к брату. Дельце там есть.
— Ну и верно, милый, верно поступаешь. Там ты развернешься вовсю. Народец-то у нас дрянь, уж какая дрянь непонимающая, а там-то ты развернешься! — льстиво пел Селков, пока Пекалов не ушёл. А едва хлопнула за ним дверь, Салков, конечно же, подумал, что этот недоумок, тварь эта развернется разве что в могиле, там все прямые лежат.
Пекалов послал какого-то мальчишку за выпивкой и закуской, сам пошел домой. Настя уже ждала. Сидела и покусывала уголок платка, толстоватая, скучная, но не без красоты. Стать в ней была. А как выпьешь, кроме стати, ничего и не надо, считал Пекалов, сам еще молодой.
— Ах ты, красавица моя! — стал восторгаться Пекалов, так как выпивку и еду уже принесли, и никто им не мешал, и предчувствие было хорошее. — Красавица моя! А ведь забудешь меня, как только деньги мои истают, а? — Он смеялся: мол, еще не завтра они истают, смотри — и вытаскивал кипы бумажек и потрясал ими, хвастая.
Она молчала. Покусывала платок. Скромница. А, видно, понимала, что идет на убыль и что после сорения деньгами ему только и осталась она, Настя-солдатка, — он целовал ее, а она все скромничала, пока он не раздел силой, бубня о том, как, мол, нам хорошо, и как замечательно, и неужели в будущем люди этого хорошего в нас не поймут...
В густых сумерках он стал собираться, выпроводил Настю и спешно вышел. Он шел, пьяненький, и пьяной памятью огибал дома. На окраине прибавил шагу. Чуть ли не побежал. Только выйдя к реке, он понял, что ночь, и что, конечно, никто в такой час не роет, и чего это он спешил — ах да, проверить!
Гремя под сапогами речной галькой, он раздвигал руками кусты, а едва вышел к зеву подкопа — наткнулся на Ярыгу.
— Ну?.. Не разбежались?
— Нет. Спят вон, в кустах.
— Слава богу!
Шагнув на бугор, Пекалов сел там на камень и закурил, расслабившийся после спешки.
