Мое столетие - Грасс Гюнтер (книги бесплатно без онлайн txt) 📗

Я не стал долго раздумывать, я заплатил за снова перевязанные шнурком открытки так называемую любительскую цену, и Куртхен Мюлленхаупт, чей развал всегда отличался от других, подмигнул мне.

1902

В Любеке это стало своего рода небольшим событием, когда я, еще пребывая в статусе гимназиста, приобрел свою первую соломенную шляпу, специально предназначенную для прогулок к Мельничным воротам или к берегам Траве. Не мягкую, велюровую, не котелок, а плоскую, желтую, как лютик, сияющую соломенную шляпу, которая, лишь недавно войдя в моду, именовалась либо благородно «канотье», либо простонародно «циркулярная пила». Дамы тоже носили украшенные цветами соломенные шляпки, но одновременно — или еще долго после этого — затягивались в корсет на китовом усе; лишь немногие из них, преимущественно перед гимназией Катаринеум, осмеливались, подстрекая к насмешкам нас, старшеклассников, разгуливать в прозрачных одеждах.

В ту пору многое еще было внове. Так, например, единая государственная почта выпустила в обращение единые марки, на которых в профиль была изображена богиня Германия с закованной в латы грудью. И поскольку решительно во всем был объявлен прогресс, многие носители соломенных шляп с любопытством ожидали, что будет дальше. Моей шляпе немало довелось пережить и увидеть. Я сдвигал ее на затылок, когда глазел на первый Цеппелин. В кафе Нидереггер я клал ее рядом с только что вышедшими из печати и весьма возбуждающими бюргерский дух «Будденброками». Далее, уже будучи студентом, я прогуливал ее по дорожкам недавно открытого Хагенбековского зоопарка, и в этой своего рода униформе мог наблюдать обезьян и верблюдов на открытых, неогороженных участках, а верблюды и обезьяны со своей стороны высокомерно наблюдали меня, укрытого соломенной шляпой.

Однажды я перепутал и взял чужую в зале для фехтования, другой раз я забыл ее в кафе Альстерпавильон. Многие шляпы весьма пострадали от холодного пота перед экзаменами. Одна соломенная шляпа сменяла другую и я изысканно или всего лишь небрежно снимал ее перед дамами. Потом я начал сдвигать ее набекрень, как это делал Бастер Киттон в немом кино, вот только меня ничто не наполняло смертельной скорбью, а напротив, с поводом и без повода побуждало к смеху, так что к временам Гёттингена, где по сдаче второго экзамена покинув университет уже как носитель очков, я скорей походил на Гарольда Ллойда, который много лет спустя будет киногенично болтаться на башенных часах в соломенной шляпе, зацепившись за часовую стрелку.

Снова попав в Гамбург, я оказался одним из множества носителей соломенных шляп, которые собрались на торжественное открытие Эльбского туннеля. От Коммерческого центра до Шпайхерштадта, от суда до прокуратуры мы гоняли с нашими циркулярными пилами и бросали их в воздух, когда самый большой в мире североатлантический скоростной корабль «Император» впервые вышел из гавани.

Впрочем поводов для подбрасывания шляпы в воздух встречалось предостаточно. А когда ведя под руку пасторскую дочку, которая впоследствии вышла за ветеринара, я прогуливался по берегу Эльбы в районе Бланкенезе — уж и не помню, весной то было или осенью — порыв ветра сорвал у меня с головы это легковесное украшение. Оно катилось, оно плыло. Я помчался за ним — но тщетно. Я видел, что его несет вниз по течению, я был безутешен, как ни силилась Элизабет, которой в ту пору принадлежало мое сердце, меня утешить.

Лишь став референдарием, а впоследствии асессором, я начал приобретать себе шляпы более высокого качества, с меткой фирмы, вделанной в ленту. Соломенные шляпы все не выходили и не выходили из моды до тех пор, пока великое множество этих шляп в больших и малых городах — лично я в Шверине, как служащий Верховного суда — не собралось: каждая группа вокруг своего жандарма, который на исходе лета прямо посреди улицы зачитывал нам с листа указ Его Императорского Величества о переходе на военное положение. Тут многие подбросили в воздух свои циркулярные пилы, ощутили избавление от унылых будней гражданской жизни и вполне добровольно — причем многие навсегда — сменили свои желтые, как лютик, соломенные шляпы на защитно-серые шлемы, именуемые «шишаками».

1903

На Троицу, сразу после половины пятого, начинался финал.

Мы, лейпцигские, ехали ночным поездом: наша команда, три запасных игрока, тренер и два господина из Правления клуба. Ну, насчет спального вагона… Ясное дело, что все мы, даже и я, ехали третьим классом, мы и вообще-то с трудом наскребли денег для поездки. Впрочем, наши ребята безропотно растянулись на жестких полках, и почти до Ульцена я мог наслаждаться храповым концертом.

Поэтому в Альтону мы явились хоть и здорово измочаленные, но вполне бодрые духом. Как и принято, нас встретило более чем стандартное поле для тренировок, через которое даже вела усыпанная гравием дорожка. Никакие наши протесты не возымели действия. Господин Вер, беспристрастный представитель футбольного клуба «Альтона-93» уже успел оградить хотя и песчаное, но в остальном безупречно ровное поле канатом, а скамейку запасных, равно как и центральную линию поля, собственноручно разметил опилками.

За то обстоятельство, что нашим противником довелось стать ребятам из Праги, пражане должны поблагодарить господ склеротиков из Правления ФК Карлсруэ, которые купились на гнусный финт, поверили в лживую телеграмму, а потому и не прибыли со своей командой на квалификацию в Саксонию. Вот почему Немецкий футбольный союз не долго думая отправил на финальную встречу футбольный клуб «Прага». Впрочем, это была первая игра здесь, да еще при отличной погоде, так что господин Вер мог собрать в свою жестяную посудину кругленькую сумму примерно с двух тысяч зрителей. Но чтобы покрыть все расходы, пятисот марок без малого все же не хватило.

Первый прокол в самом начале: как раз перед свистком куда-то запропастился мяч. Пражане тут же заявили протест, хотя зрители больше смеялись, чем ругались. Столь же бурное ликование поднялось и когда кожаный шарик наконец-то занял свое место в центральном круге, а наш противник, имея за спиной ветер и солнце, предпринял первую атаку. Вскоре они появились перед нашими воротами, отдали передачу на левый угол штрафной, и лишь с большим трудом Райдт, наш долговязый вратарь, сумел спасти Лейпциг от быстрого гола. Мы предприняли контратаку, но правые пасы оказались слишком резкими. Потом пражанам удалось сделать гол из толкучки в штрафной площадке, и отквитать мы его сумели лишь перед самым перерывом после серии упорнейших атак на ворота Праги, у которой в лице Пика был вполне надежный вратарь.

А уж после смены ворот нас вообще было невозможно удержать. Менее чем за пять минут Стани и Ризо удалось трижды послать мяч в сетку, после того как Фридрих добыл нам второй гол, а до этого увеличил счет Стани, забив первый. Пражане, правда, после того, как наша сторона расслабилась, забили еще один гол, но — как уже было сказано — поезд ушел, и ликование не знало предела. Даже активный полузащитник Робичек, который, к слову сказать, грубо нарушил правила против Стани, не мог удержать наших ребят. После того, как господин Вер сделал замечание неблагородному Роби, Ризо незадолго перед финальным свистком забил седьмой мяч.

Пражане, которых раньше так хвалили, очень нас разочаровали, особенно их нападающие. Слишком много передач назад, слишком лениво — в штрафной площадке. Позднее все говорили, что героями дня были Стани и Ризо. Но это неправда. Вся команда сражалась как один человек, хотя Бруно Станишевский, который у нас назывался Стани, уже тогда дал нам понять, что с ходом времени сделают футболисты польского происхождения для немецкого футбола. Поскольку я еще долго оставался активным членом нашего правления, в последние годы отвечал за кассу, нередко присутствовал при играх на выезде, застал еще Фрица Щепана и его зятя Эрнста Куцорру, следовательно, видел в игре Шалькера Крейзеля и наблюдал его величайшие триумфы, могу спокойно сказать: начиная с альтонской встречи, немецкий футбол шел вверх и только вверх, причем не в последнюю очередь благодаря той радости, с которой играли онемеченные поляки, той Угрозе, которую они составляли для любых ворот. Но вернемся в Альтону: хорошая получилась игра, хотя и не очень великая. Но уже в те времена, когда УИM [1] Лейпциг вполне однозначно и бесспорно числился чемпионом Германии, не один журналист пытался разогреть свой супчик в кухне легенд. Во всяком случае, тот слух, что пражане провели всю предыдущую ночь в объятиях женщин на Санкт-Паули Репербан [2] и по этой причине, особенно во втором тайме, так слабо атаковали, оказался именно слухом. Собственной рукой беспристрастный господин Бер написал мне следующее: «Победили сильнейшие!»