ПЯТЬ НОЧЕЙ (СИ) - Куламбаев Серик Алтайевич "Серик Куламбаев" (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
В итоге остались только я и контуженный в Афгане Макар. На несколько лет старше меня, застрявший в чувстве ещё не исполненного долга, он был полной моей противоположностью. Родился в каком-то колхозе, то ли Рыбинске, то ли Рыбачьем, ловил, полагаю, в детстве щук, уговаривал исполнить желание. Те отказывались. Стал их казнить: потрошить, вешать, поедать внутренности – один хрен, желания не сбывались. Перешёл на лягушек. Нашёл всё-таки одну, Оксаной назвал. Царевной она, разумеется, не стала, в чём он, подлюка, и был виноват, но научила его жрать траву и принимать ванны. Пыталась отвадить мужа от пьянства: водила к бабкам на заговоры, кодировала, но он же контуженный – если в пятницу не выпьет, то в субботу идёт на штурм Кандагара. После затяжных и кровопролитных боёв, психушки и ЛТП3 неприятель оставил Пятницу. За прочие священные дни бои продолжались с переменным успехом.
Удивляюсь, как этому алкоголику удалось не промотать накопления нулевых. Наверное, всё-таки жена. Построили на отсуженном пятачке трёхэтажное здание, стали сдавать комнаты в аренду, открыли ателье. Крутятся-вертятся, живут не хуже других. Глядя на них, я тоже решил заиметь себе «свечной заводик». Прикупил колхозной земли по смехотворной цене и веселюсь теперь без остановки – цены всё смешнее и смешнее.
Редакция
В отличие от многих рупоров свободной4 демократической прессы, обитателей стеклянных ферм с мифическими социальными лифтами, издательство нашей газеты не обласкано вниманием благодетелей и влачит своё существование в кирпичной постройке середины ХХ века. Застрявший в прошлом столетии коллектив вынужден пользоваться служебной лестницей, поднимаясь на третий этаж, в нашу редакцию.
Многочисленные инквизиторы правильного бытия в лицах и физиономиях налоговиков, пожарников, СЭС и прочих аббревиатур выставляют нам непомерные счета, налагая всё новые и новые санкции. Но санкции, как известно, незаконны и несправедливы только в отношении государственного аппарата. Надеюсь, теперь-то государство нас понимает.
Интернет с его вездесущими блогерами, социальными сетями и всезнающей из достоверных анонимных источников Wikipediей пытается низвести нас до уровня упаковочного материала. Выручают пенсионеры, привыкшие к шелесту газетных страниц, но и они считают нас рудиментом исчезающей цивилизации.
Каменному топору когда-то пришли на смену орудия из бронзы. Но кто помнит произведения искусств, созданные при помощи бронзы? Камнем тесались блоки египетских пирамид, разрушались неприступные стены, булыжниками сносились правительства. Камни есть в почках, на Луне, и философский камень, надо полагать, тоже из камня. А бронза? Что хотя бы сделано из бронзы? Разве что антикварные бюстики, приютившиеся на полках телевизионного бесогона. Бесы повозмущались, но что тут поделаешь, если у того на столе несколько прямых телефонов, и все с производителем «черных лебедей». Белые так, для имиджу.
В борьбе за кусок насущного хлеба каждый выживший репортёр способен рождать мини-шедевры, доверяя их неисправимой бумаге. Интимная близость капризной кофеварки стимулирует простату головного мозга, вызывая прилив интеллектуального тестостерона. А в словесной дуэли с соперниками за место у окна посредственность убивается в самом заурядном сценаристе горячих новостей.
Главный редактор Мосин, для которого конец света наступает каждое утро, ещё в конце нулевых смирился с фактом, что повлиять на тонущее состояние нашей посудины ни он, ни бухгалтерия, ни всемогущий бизнес-план не в состоянии. Спасательные гранты, предоставленные изданиям вроде нашего, приводили к смене редакционной политики и, как правило, самого главного редактора. А такую несправедливость по отношению к своему детищу Мосин позволить не мог. С чиновничьей грацией он перекладывал ответственность и неудачи на соратников и с утомлённостью тягловой лошади присваивал любой случайно заблудившийся успех.
Дашку, Дарью, Дарью Сергеевну, настоящее журналистское недоразумение, когда-то пристроила в редакцию стажёром её бабка – уборщица баба Аня. Дашкины родители подались в прихожане какой-то новаторской «церкви», оставили годовалую дочку на попечение Анны Николаевны и растворились без следа в новом религиозном измерении. Но бабка – тот ещё персонаж. Сварливая казачка, орудуя шваброй, словно штыком, прокладывала себе путь в любую литературную келью и бесцеремонно расставляла всех на свои места. Грязная обувь подвергалась стерилизации в половом ведре, а анонимные окурки оказывались в карманах самых разыскиваемых курильщиков. Мне достался KENT, с откушенным фильтром, радужный от соплей и крови. Не выдержав такого насилия, офис смиренно подчинился воле нового властелина порядка.
Пролетарская внучка начала своё культурное восхождение с простейших компетенций: разносила кофе, мыла посуду, копировала горы бумажного хлама. В общем, выполняла посильную работу, соответствующую её интеллектуальному уровню. Но и шансов не упускала. Начитавшись книжек по менеджменту, PR, HR, захвату и удержанию аудитории, наш «просвещённый» падаван встревал в занудные дискуссии гигантов журналистики. Она изводила их своим нахальством, бросала язвительные насмешки, обвиняя в непроходимой тяжести их нудятины. Лауреаты забытых премий посмеивались, цитировали классиков и вымирали, унося с собой тайны своей хрестоматийной плодовитости.
Главред то ли с глубокого бодуна, то ли в депрессивном отчаянии, преподнёс Дарье новенькую ставку специалиста по изучению общественного мнения. После чего её неугомонный пыл изгнал не только заслуженных, но и подававших надежды. Количество «воды» сокращалось, зато «актуальный» стало модным словом в похудевшем издании.
Время шло, менялся формат газеты, коллектив, целевая аудитория, но положение не улучшалось. Чего нельзя было сказать о Дарье Сергеевне. После трёх удачных разводов, помимо нескромного «наследства», ей достались дочь Олеся и кресло заместителя главного редактора. И поскольку замуж Дарья больше не собиралась, мы и стали исполнять обязанности её семьи.
С Дарьей Сергеевной мы подружились, когда она была ещё Дашкой, а я – восходящей звездой отечественной журналистики. Мне всегда нравились её безбашенность и темперамент. Искушённая в беспощадных любовных баталиях, она без труда играла собственными эмоциями. Неловкие движения, умоляющий взгляд, сбивчивое дыхание и гранитная осанка. Именно с таким видом и словами «Саш, ты же знаешь, с каким трепетом я к тебе отношусь» Дарья Сергеевна вручила мне приказ о переводе на полставки при условии неизменной нагрузки.
Противостоять её натиску было невозможно, а сбежать с этого тонущего корабля не хватило смелости.
С прочими дармоедами хранительница казны была не столь сентиментальна. Внутренняя неудовлетворённость сублимировалась в бесконечное дрочево всего живого и ползающего. Иногда ласково, согнув жертву в позу принимающей стороны. Иногда с элементами экзорцизма, изгоняя безмятежную душу к дьяволу за искоркой адского пламени. А в особых случаях – с галлюциногенным моделированием, заполняя каждый байт головного мозга жертвы детализированной картиной пылающего мира. После чего покалеченный разум способен был выдавать некоторое время вполне душедробительные сюжеты.
Может быть, за счёт Дарьиного оголтелого энтузиазма, подкреплённого холодной рассудительностью, и держалась наша редакция. Сотрудники, привыкшие к творческой безалаберности, стали приходить на работу вовремя, вызывая регулярную овуляцию свежих идей. Аромат воинствующего нигилизма, зашифрованной похоти, мстительной зависти – всего того, что не дает настоящему репортёру спокойно спать по ночам, выливался в интригующие описания жизни общества.
Прожекторы светской хроники разжигали костры любопытства. В ярком, но недолговечном пламени сгорали родословные русских борзых, восходящих к Рюриковичам; аукционы столового серебра с вензелями красноармейской звёздочки и, разумеется, богемные тусовки с поющими жёнами и не в меру одарёнными детьми.
