Грачи улетели - Носов Сергей Анатольевич (книга регистрации txt) 📗

Только сейчас Борис Петрович заметил, что рубашка у его собеседника застегнута не на ту пуговицу.

– Этот с ним? – вопрос задавался служительницам, а относился, Борис Петрович верно подметил, к нему – к Борису Петровичу.

– Рядом стояли.

– Любезный, пойдем, – первый взял под локоть сухопарого, – вас же просили не появляться.

Он был достаточно нежен.

Или недостаточно нежен – для бывшего при исполнении. Второй решительно шагнул к Борису Петровичу:

– Прошу прощения, документы.

Борис Петрович, сверкнув очками, объявил:

– Я – директор школы!

– Документы, пожалуйста.

– Я преподаю историю Санкт-Петербурга!..

Про математику почему-то не решился говорить; да и решился бы – не успел бы:

– Документы, глухой?!

Полез в карман пиджака (почему же глухой?), вспоминая, есть ли там паспорт (кстати, старый, не новый – в тот год придумали обмен паспортов, а Борис Петрович не успел еще обменять, знаете ли, загруженность на работе и в паспортный стол надо час отстоять, и, вообще, можно повежливее… почему же глухой?); в этот момент как заорет сухопарый:

– Уберите Малевича из-под стекла, ёб вашу мать! [2] Борис Петрович остолбенел, разинув рот. А тот ловко вывернулся из достаточно-недостаточно нежного милицейского удержания и предпринял отчаянную попытку схватить руками картину стоимостью в миллион долларов. Не успел – мент подсечкой сбил его на пол.

Забыв о Борисе Петровиче, второй бросился на помощь первому, а Борис Петрович пришел мгновенно в себя и, не будь дураком, стремглав кинулся вон из зала. Он сбежал по деревянной лестнице вниз, шарахнулся от иностранцев, толпящихся возле киоска, и рванул в Белый зал. “Молодой человек!” – воззвала к нему здешняя служительница и осталась далеко за спиной. Борис Петрович помчался мимо каких-то бюро, на ходу отмечая, что это бюро не какие-то, а Рентгена (не того, которым просвечивают, а того, который мебельный мастер), проскочил Золотую гостиную, потом – Малиновую, где выставлен фарфоровый сервиз “Зеленая лягушка”, через будуар вбежал в спальню и там перешел на шаг, потому что увидел милиционера, охранявшего выставку русского ювелирного искусства начала ХХ века. В темном коридоре со шпалерами Борис Петрович ускорил шаг, а под конец опять побежал, чтобы миновать скорее ротонду и Петровскую галерею и смешаться в Фельдмаршальском зале с народом. Это ему удалось. На Посольской лестнице Борис Петрович снял очки, посчитав их своей особой приметой, о которой уже могли передать на выход всю правду по рации. Уповая на заурядность своей внешности, он пересек вестибюль и, миновав милицейский пост, торопливо вышел на улицу.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Щукин снял трубку. Услышал:

– Дядя Тепа на проводе. Как жизнь.

– Херово, – отвечал Щукин традиционно.

– Хорошо, – согласился Дядя Тепа и сразу же взял быка за рога. – Ты мне говорил, у тебя какой-то детальки не хватает, не помнишь, какой?

– Какой детальки?

– Какой-то передней…

– Поострить позвонил?

– Подожди. Ты говорил, что будешь сам делать детальку для старой машинки…

– Для “Ленинграда”.

– Да! Как называется?

– Передняя собачка называется.

– Ну так вот! – обрадовался Дядя Тепа. – Передняя собачка, – повторил кому-то в сторону. – А помнишь, ты мне показывал каталог деталей этой машинки, которая “Ленинград”? Он какого года издания?

– Тридцать третьего. Купил в “Букинисте”.

– Тридцать третьего, – повторил Дядя Тепа удовлетворенно. – И там перечислены все детали?

– Семьсот шестьдесят шесть, – ответил Щукин по памяти.

– Отлично. Ты бы не мог продиктовать мне, как называется та контора?

– Какая контора?

– Там сказано, что в какой-то конторе можно заказать по почте запасные детали. Как она называется?

– Во-первых, не называется, а называлась. А во-вторых, на кой хер, Дядя Тепа?

– Продиктуй, пожалуйста.

Щукин выдвинул ящик письменного стола, вынул потрепанный каталог, открыл на последней странице.

– Записывай. Конторы и магазины треста МЕТАЛЛОСБЫТШ… – Тут он запнулся и прочитал сначала, уже по слогам: – МЕТАЛЛОСБЫТШИРПОТРЕБ. Хорошее название.

– Адрес, пожалуйста, – сказал Дядя Тепа. – Там должен быть адрес.

– Москва, Средне-Кисловский, 2. Это московский сектор.

– А ленинградский?

– Канал Грибоедова, дом 6. Ты, надеюсь, не будешь туда писать?

– Как раз буду. Там еще был образец заказа.

– Да, просят соблюдать краткость. Образец: “Выслать мертвую собачку №243 (Сб. 3-27)”.

– Почему “мертвую”? Ты говорил “переднюю”.

– А есть еще задняя, есть еще пропускная собачка… толкающая… переднего хода…

– Мертвая собачка, – сказал Дядя Тепа в сторону. – Слушай, Щука, давай тебе вместо передней мертвую закажем. Мертвая круче. Я письмо пошлю.

– Лучше отправь письмо в Первую психиатрическую больницу имени Фореля, там моя бабушка работала.

– Это идея. Я уже отправил, знаешь, куда… В Ивановское книжное издательство…Чтобы прислали мне книгу “Молодые хозяева земли”… Воспоминания и очерки к сорокалетию комсомола… У меня тут сказки Гауфа, изданные в Иваново в 1959 году, там на последней странице список “Имеются в продаже”, вот я и делаю заказ… Еще повесть Шошина заказал, “Мы умеем любить”…

– Не знаю, как “Мы умеем любить”, а собачку тебе точно не пришлют.

– Плевать мне на твою собачку. Мне надо, чтобы ответ пришел. То есть чтобы письмо возвратилось. Ценность возвратившегося письма вырастет неимоверно!

– Какая ценность?

– Художественная!

– Щукин, привет! – Вырвала трубку Катрин. – Это мэйл-арт. Это круто! Рей Джонсон сам рисовал и отправлял по почте. Толстый приклеивает марки к деньгам… А Тепин посылает письма не живым людям, а в прошлое – неживым! Но только по их разрешениям, по их просьбам! Он называется “Возвращенные письма”!

– Кто называется? – спросил Щукин устало.

– Наш проект! Он ждет ответ! – кричала Катрин уже о Тепине. – И дождет ответ! Дождет ответ!

– Дождется! – кричал Дядя Тепа в телефонную трубку, поправляя Катрин.

Если бы Бориса Петровича спросили, счастливый ли он человек, Чибирев бы ответил:

– А как же. Я живу на Счастливой улице.

Обитателям соседнего проспекта Народного ополчения и в голову не могло прийти считать себя ополченцами, зато жители Счастливой улицы, как один, считали себя в душе счастливцами. Отчего бы не вспомнить персонажа из классики, как он говаривал, что все люди счастливы, но только не знают этого? Надо сказать человеку: ты счастливый, тогда и откроются глаза у него на собственное счастье. Верно: жить на Счастливой улице полезно даже в отношении терапевтическом. Хорошо повторять перед сном: “Мой адрес: Счастливая улица, дом один”. Тренировка памяти с одной стороны, с другой – аутотренинг.

Не случайно на Счастливой улице недавно появилось казино; можно испытать свое счастье в плане рулетки, “Блэк Джэка” и покера. Борис Петрович в казино не ходил. Он даже с одноруким бандитом никогда не играл. Он человек увлекающийся, но не азартный.

Рядом расположенные улицы носят по большей части героические имена – улица Танкиста Хрустицкого, улица Подводника Кузьмина, улица Солдата Корзуна… Никому из них, из этих воинов, не суждено было стать ветеранами, так что близлежащий проспект Ветеранов – это уже не про них и тем более не про Леонида Александровича Голикова и Зинаиду Мартыновну Портнову, чьи имена в названиях соответствующих улиц употреблены не иначе как в уменьшительной, закрепляющей юный возраст героев грамматической форме, словно в укор обреченным стареть день ото дня потребителям телепрограмм о соблазнительном миллионе, разновозрастным дядям и тетям с этих самых улиц – Лени Голикова и Зины Портновой. Каково жить в районе, где названия проездов сплошь и рядом напоминают тебе о пролитой за тебя крови? Ничего, нормально жить. Потому что уже давно ничего ни о чем не напоминает. Отделившись от конкретных живых людей, вернее, как раз не живых, а смертью, сказано, храбрых погибших, их обобществленные имена претерпевают причудливое публичное существование, им уготовано соотноситься черт знает с чем и быть маркерами суеты, которую принято называть повседневностью. И вот уже Подводник Кузьмин почти Почтальон Печкин. Или просто Кузьмич, с этикетки одноименной водки. На Подводника Кузьмина носят воду – ведрами – на четвертый этаж, потому что прорвало трубу. А на Танкиста Хрустицкого накрыли притон наркоторговцев. В квартире пенсионерки на Лени Голикова сгорела мебель. Закрыт проезд по Зине Портновой. Человек перестал быть тем, кем был, а стал адресом.