Краткая история тракторов по-украински - Левицкая Марина (е книги .TXT) 📗
— Не нову. Подержану. Между прочим, не очень дорогу. За тысячу фунтов. Понимаешь, у нас «лада» не считаеться шьикарной машиной. — (Отец полагал, что у него легкий французский акцент, и в слове «шикарный» произносил «ш» мягко). — Чересчур большой кузов для такого маленького двигателя. Недостаточне потребление топлива. Устаревша трансмиссия. Но для Украины «лада» — хороша машина, потому шо там багато запчастей до нее. Може, ето даже не для ее брата. Може, она хоче ее продать и выручить хорошу прибыль.
— Значит, она ездит сейчас на двух машинах?
— Не. «Лада» стоить у гараже. А «ровер» на дорожке.
— Но у нее нет денег, чтобы заплатить за телефон.
— Ага, телефон. Ето цела проблема. Дуже багато розговаривае. З мужем, з братом, з сестрою, з дядей, з тетей, з подругой, з двоюродною сестрою. Иногда по-украинськи, но в основном по-руськи. — Как будто он оплатил бы счет, если бы она говорила по-украински. — Дурацки розговоры. Пустопорожня болтовня. — Наверное, он заплатил бы, если бы она говорила о Шопенгауэре и Ницше.
— Папа, скажи ей, что если она не заплатит, то телефон отключат.
— Гм-м, да. — Он сказал «да», но в его тоне прозвучало «нет».
Он не мог этого сделать. Не смел ей перечить. Или, возможно, не желал. Ему просто хотелось пожаловаться, чтобы мы ему посочувствовали.
— Тебе нужно быть с ней пожестче. — Я ощущала его сопротивление даже через трубку, но продолжала твердить: — Она ничего не понимает. Считает, что на Западе все — миллионеры.
— Ага.
Через несколько дней он позвонил опять. «Ровер» снова сломался. На этот раз полетела гидравлическая тормозная система. Ему нужно было занять еще денег.
— З пенсии верну.
— Ты представляешь? — жаловалась я Майку. — Они оба совсем спятили. Оба! Ну почему я не родилась в нормальной семье?
— Подумай, как тебе было бы скучно.
— Мне кажется, со скукой я бы как-нибудь справилась. Но я не в состоянии терпеть это всю свою жизнь.
— Только не принимай близко к сердцу. В одном ты можешь быть уверена — дальше будет только хуже. — Он взял в холодильнике банку холодного пива и разлил по двум стаканам. — Нужно дать ему возможность немного поразвлечься. Не надо вмешиваться.
Впоследствии я пожалела о том, что не вмешалась вовремя.
Я не могла уследить за развитием событий по телефону. Пора было нанести очередной визит. На этот раз я отца не предупредила.
Когда мы приехали, Валентины дома не было, но Станислав сидел наверху в своей комнате и делал домашнее задание, низко склонившись над тетрадью. Он прилежно занимался. Славный мальчик.
— Станислав, — сказала я, — что там с этой машиной? С ней целая куча проблем.
— Никаких проблем. Сейчас усё хорошо. Усё починили. — Он приятно улыбнулся своим щербатым ртом.
— Станислав, неужели ты не можешь убедить маму в том, что маленькая машина намного надежнее этой блестящей громадины, которую так дорого содержать? Ты же знаешь, у моего отца не так уж много денег.
— Сейчас уже все окей. Это очень красива машина.
— Но может, вам больше подошла бы такая надежная машина, как «форд-фиеста»?
— Не, «форд-фиеста» — погана машина. Когда мы ехали сюда по трассе, то видели страшну аварию между «фордом-фиестой» и «ягуаром», и «ягуар» роздавив «форда-фиесту». Так шо чим больше машина, тем лучче.
Он это серьезно?
— Но, Станислав, мой отец не может позволить себе большую машину.
— А я думаю, шо может. — Обворожительная улыбка. — Денег у него хвате. Он же дав денег Анне? — Его очки сползли на кончик носа. Станислав поправил их и холодно посмотрел мне в глаза. Возможно, не такой уж и славный мальчик.
— Да, но… — Что я могла сказать? — …Ему же виднее.
— От именно.
На лестнице послышались быстрые шаги, и в спальню ворвалась Валентина. Она принялась ругать Станислава за то, что со мной разговаривал:
— Хвате болтать з етой любопытной плоскогрудой вороною. Од нее вечно одни неприятности.
Она забыла, что я знаю украинский, или ей просто было плевать.
— Какая разница, Валентина, — сказала я. — Я хочу поговорить с тобой. Может, спустимся вниз?
Она пошла за мной в кухню. Станислав тоже спустился, но Валентина отправила его в соседнюю комнату, где папа подробно объяснял Майку сравнительную безопасность различных тормозных систем, упорно избегая упоминания о конкретных проблемах, возникших с «ровером», хотя Майк настойчиво пытался подвести к этому разговор.
— Про шо з тобой балакать? — Валентина встала прямо напротив меня. Ее красная губная помада размазалась в уголках рта.
— Мне кажется, ты знаешь, Валентина.
— Знаю? Шо я знаю?
Я собралась здраво все обсудить, хладнокровно представить веские доводы и добиться в конце концов любезного признания вины — покаянной улыбки и согласия с необходимостью перемен. Но я испытывала только жгучую, слепую ярость, и хладнокровие мне изменило. В голову ударила кровь.
— Тебе самой за себя не соромно? — Я перешла на украинско-английский суржик — беглый и отрывистый.
— Со-оромно! Со-оромно! — фыркнула она. — Тебе должно буть соромно, а не мине. Чого ты не ходишь до мамы на могилу? Чого не плачешь, не носишь цветов? Чого ты сюды лизешь?
Мысль о том, что мама лежит забытая в холодной земле, тогда как эта самозванка хозяйствует у нее на кухне, вызвала у меня новый приступ бешенства:
— Не смий говорить за мою маму! Не смий даже упоминать за нее своим противным ротом — полуфабрикатов объилась!
— В тебя вмерла маты. Твой батько женився на мени. Тебе не нравиться. Ты мишаеш. Я понимаю. Я ж не дура.
Она тоже говорила на суржике. Мы лаяли друг на друга, как две дворняжки.
— Валентина, почему ты издашь на двух машинах, а у моего батька не хватае грошей, шоб заплатить за ремонт одной? Почему ты балакаешь по телефону з Украиной, а он просе у меня грошей на оплату счетов? Объясни наконец!
— Он давав тебе гроши. А сичас ты их ему виддаешь, — съязвил большой красный рот.
— Почему мой батько должен платить за твои машины? Оплачивать твои телефонии счета? У тебя есть работа. Ты зарабатываешь гроши. Ты должна вносить свою лепту в семейный бюджет. — Я накрутила себя — меня охватил праведный гнев, и из уст посыпалась диковинная смесь английских и украинских слов.
— Твой батько ничего мине не покупав! — Она наклонилась и заорала мне прямо в лицо, обдавая брызгами слюны. Я почувствовала запах подмышек и лака для волос. — Ни машины! Ни украшений! Ни одёжи! — (Она говорила «одьожи».) — Ни косметики! Ни билья! — Она задрала верх футболки и показала свирепые груди, торчавшие словно две боеголовки из реактивной установки — зеленого атласного бюстгальтера с эластичными вставками, перетянутого ленточками, отделанного лайкрой и украшенного кружевцами.
— Я усё купую! Роблю и купую!
Когда дело дошло до грудей, я была вынуждена признать свое поражение. Я лишилась дара речи. В наступившей тишине услышала монотонный голос отца в соседней комнате. Он рассказывал Майку о карандашах в космосе. Я уже слышала эту историю сотни раз. Майк тоже.
— На заре освоения космичеського пространства, во время экспериментов з невесомостью, возникла одна интересна проблема. Американци обнаружили, шо з помощью обычной чернильной ручки нельзя делать заметки и вести записи без подачи самотеком. Учени провели тча-тельни изследования и у конце концов розроботали высо-котехнологичну ручку для работы в условиях невесомости. У России учени, столкнувшися з етой же самой проблемой, нашли друге решение. Заместо ручок они пользовались карандашами. Так руськи запустили карандаши у космос.
Как мой отец мог не замечать очевидного? Я повернулась к Валентине:
— Мой батько — безобидный человек. Придурковатый, но безобидный. Ты растратила все его гроши на блядске нижне белье и на блядску косметику! Може, тебе просто мало моего батька, а? Может, тебе нужен ще один мужик или, може, два, три, четыре? Я знаю, што ты з себя представляешь, и мой батько тоже скоро узнае. И тогда мы посмотрим!
