Атлант расправил плечи. Трилогия. - Рэнд Айн (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

— Весьма полезен, — кивнул доктор Феррис.

— А что станет со всеми инженерами, профессорами и прочими, когда вы закроете лаборатории? — поинтересовался Фред Киннан. — Что им придется делать, чтобы выжить, если все другие рабочие места и предпринимательство будут заморожены?

— Ох, — растерялся Уэсли Моуч и почесал в затылке. Потом обернулся к мистеру Уизерби. — Посадим их на пособие, Клем?

— Нет, — ответил мистер Уизерби. — Чего ради? Их не так много, чтобы они могли устроить бучу. Не стоит обращать на них внимания.

— Полагаю, — Моуч обернулся к доктору Феррису, — что вы сумеете нейтрализовать часть из них, Флойд?

— Некоторых, — медленно, словно наслаждаясь каждым произносимым звуком, ответил Феррис. — Только тех, кто станет с нами сотрудничать.

— А с остальными как? — спросил Фред Киннан.

— Им придется подождать, пока совет подыщет им какое-нибудь применение, — решил Уэсли Моуч.

— А что они станут есть, пока им придется ждать?

Моуч пожал плечами.

— Во время чрезвычайных ситуаций возможны жертвы. Этого никак не избежать.

— У нас есть на это право! — внезапно выкрикнул Таггерт, нарушив покой кабинета. — Нам это необходимо. Нам необходимо это, не так ли? — ответа не последовало. — У нас есть право защитить свои средства на существование! — снова никто ему не возразил, и в голосе Джима зазвучала просительная, визгливая настойчивость: — Мы впервые за многие столетия обретем безопасность. Каждый будет знать свое место и свою работу, равно как место и работу всех других; мы не сдадимся на милость какого-нибудь чудака, сбившегося с пути истинного и заявившегося с новой идеей. Никто не вышибет нас из бизнеса, не украдет наши рынки, не станет продавать дешевле, чем конкуренты, не сделает наши товары устаревшими. Никто не придет с предложением технической новинки, не заставит гадать, не останемся ли мы без последней рубашки, если купим ее или останемся без нее, если новинку купит кто-то другой! Нам не нужно будет решать. Никому не дадут права принимать решения. Все будет решено раз и навсегда, — он умоляюще переводил взгляд с одного лица на другое. — И без того сделано достаточно изобретений, для комфорта — более чем достаточно, так зачем позволять делать новые? К чему разрешать им выбивать почву у нас из-под ног? Зачем обрекать себя на бесконечную неуверенность? Только ради нескольких беспокойных амбициозных авантюристов? Должны ли мы принести довольство всего человечества в жертву алчности нескольких нонконформистов? Они нам не нужны. Они нам совершенно не нужны!.. Как бы мне хотелось, чтобы мы избавились от преклонения перед героями! Герои? На протяжении всей истории они не приносили ничего, кроме вреда. Они обрекали человечество на безумную гонку, не давая перевести дыхание, без отдыха, без избавления, без защищенности. Бежать, чтобы не отстать от них… всегда, без конца… едва мы их настигнем, как они снова впереди на целые годы… Они не оставили нам шанса… Они никогда не оставляют нам шанса… — его блуждающий взгляд остановился на окне. Но, глядя куда-то далеко, Джим не видел белого обелиска. — Мы одолели их. Мы победили. Это наш век. Наш мир. Мы обретем защищенность впервые за столетия, впервые с начала промышленной революции!

— Думаю, сейчас-то у нас антипромышленная революция, — поправил его Фред Киннан.

— Что за странные вещи вы говорите! — оборвал его Уэсли Моуч. — Мы не можем позволить себе произносить подобное публично.

— Не волнуйся, брат. Публично я такого не скажу.

— Это ошибочное утверждение, — заявил доктор Феррис. — Оно вызвано невежеством. Всеми специалистами давно было признано, что плановая экономика достигает максимальной продуктивности, а централизация ведет к супериндустриализации.

— Централизация замедляет ослабление монополий, — сообщил Бойль.

— Это как же? — протянул Киннан.

Бойль не заметил насмешливого тона и ответил всерьез:

— Она мешает ослаблению монополии. Ведет к демократизации промышленности. Все становится доступным для всех. Например, сейчас, в наше время, когда ощущается такая нехватка железной руды, есть ли смысл тратить деньги, труд и национальные ресурсы на изготовление устаревшей стали, когда существует металл намного лучший, который я мог бы производить? Этот металл нужен всем, но получить его никто не может. Можно ли при сложившемся положении говорить о хорошей экономике или достаточной эффективности демократической справедливости? Почему бы не разрешить производить этот металл мне, и почему бы людям не получать его, когда он необходим? Только из-за частной монополии одного эгоистичного индивидуума? Должны ли мы жертвовать своими правами ради его личных интересов?

— Брось ты, брат, — остановил его Киннан. — Я уже читал эту трескотню в тех же газетах, что и ты.

— Мне не нравится ваша позиция, — внезапно озлился Бойль с тем выражением, которое в баре предвещает скорое начало мордобоя. Он выпрямился в кресле, мысленно чувствуя поддержку отпечатанных на желтоватой бумаге «пунктов», не покидавших его воображения: — Во времена крайней нужды народа можем ли мы тратить усилия общества на производство устаревших продуктов? Можем ли мы оставить большинство в нужде, в то время как меньшинство отнимает у нас лучшие продукты и методы? Остановит ли нас предрассудок патентного права? Разве не очевидно, что частная промышленность не способна справиться с экономическим кризисом? Как долго, например, мы собираемся мириться с вопиющей нехваткой сплава Риардена? Сам Риарден не в силах удовлетворить огромный спрос на него. Когда мы положим конец экономической несправедливости и особым привилегиям? Почему только одному Риардену разрешено производить его металл?.. Мне не нравится ваша позиция, — заключил Бойль. — Поскольку мы уважаем права рабочих, мы хотим, чтобы вы уважали права промышленников.

— Какие права, каких промышленников? — гнул свое Киннан.

— Я склонен думать, — поспешно вмешался доктор Феррис, — что «Пункт второй», возможно, наиболее важен для всех присутствующих. Мы должны положить конец пресловутой практике промышленников, покидающих бизнес и исчезающих неизвестно куда. Мы должны остановить их, чтобы не допустить разорения всей нашей экономики.

— Почему они так поступают? — нервничал Таггерт. — Зачем?

— Никто этого не знает, — ответил доктор Феррис. — У нас нет ни информации, ни объяснений происходящему. Но бегству следует положить конец. Во времена кризиса экономическая служба столь же необходима стране, сколь военная. Всякий уклоняющийся от нее должен быть признан дезертиром. Я рекомендовал ввести для таких людей наказание в виде смертной казни, но Уэсли не согласился.

— Спокойно, парень, — медленно проговорил Фред Киннан каким-то странным тоном. Он неожиданно замер, сложив руки, и посмотрел на Ферриса так, что все в комнате вдруг поняли: доктор Феррис предложил убивать людей. — Только не говори мне о смертной казни в промышленности.

Доктор Феррис пожал плечами.

— Мы не должны принимать крайних мер, — поспешно вставил Моуч. — Мы не хотим напугать людей. Мы хотим, чтобы они встали на нашу сторону. Главная проблема сейчас — примут ли они вообще нашу директиву?

— Примут, — отрезал доктор Феррис.

— Я немного волнуюсь, — проговорил Юджин Лоусон, — о «Пункте третьем» и «Пункте четвертом». Все, что касается патентов, изложено прекрасно. Но меня тревожит положение об авторских правах. Это вызовет антагонизм интеллектуалов. Это опасно. Это вопрос духовности. Не означает ли смысл «Пункта четвертого», что отныне не будут написаны и опубликованы новые книги?

— Да, — ответил Моуч, — означает. Мы не можем делать исключение для издательского бизнеса. Это такая же промышленность, как и всякая другая. Когда мы говорим «нет» новым продуктам, это должно означать «нет» новым продуктам, в чем бы они ни выражались.

— Но это вопрос духовности, — в голосе Лоусона звучало не разумное уважение, а благоговейный страх.

— Мы не вмешиваемся ни в чью духовность. Но, когда вы печатаете книгу на бумаге, она становится материальным объектом, товаром, а если мы сделаем исключение для одного товара, то не сможем удержать в узде остальные.