Дай мне! (сборник) (СИ) - Денежкина Ирина (библиотека электронных книг txt, fb2) 📗
Она повторяла эти слова, как заведённая, каждый раз делая на них ещё большее ударение.
Лидия побежала к телефону…
Сквозь треск пробился глухой голос, представился, спросил, кто она. Ах, куратор? Прекрасно… Тогда вам надо срочно подъехать… Да… Адрес… Кто? Фамилии…
Лидия записывала негнущимися пальцами: «Еремеев, Фадеев, Жорин, Саблин, Пузанин, Дынин, Митников…»… Голос разделял, уточнял: «Еремеев, Фадеев, Митников – позже… Но почерк один. И там и там… Подъехать. Да, срочно… Не–мед–лен–но…».
Лидия схватила за руку комендантшу, та не сопротивлялась, и они побежали к воротам лагеря – там была остановка маршрутных такси.
Всё–таки участковый преувеличил масштаб происшествия. Сознательно или нет – Лидия не знала. Но, наверное, нет. Сломанные носы Лидия видела под повязками, а он вживую. И видел зубы в луже крови. Как сейчас стояло перед глазами: тёмная лужа, а в ней два маленьких обломка. Участковый был семейным человеком, у него тоже был сын, правда, шестилетний ещё, но всё равно…
Ночь тянулась невыносимо долго. Лидия бегала по гулким отсыревшим коридорам травмпункта, комендантша скакала следом. В глазах мелькали бинты и пятна зелёнки.
Кудрявость пострадал «заметнее» всех – это его зубы плавали в крови, причём передние. Ещё болели ссадины по всему телу и заплывший глаз.
Тарасу зашивали разбитую голову. Игнат валялся со сломанным носом, с опухшей кистью. «Перелом? Вывих?» – лихорадочно думала Лидия. Гена–Крокодил держался за распухшее лицо: оба глаза превратились в лиловые щёлочки, болели отбитые ноги. Тёма, весь порезанный, выл, а медсестра перебинтовывала сломанные пальцы. Глядя на его плаксивые гримасы и залитую кровью футболку «Metallica», Лидия кусала губы, чтобы не разреветься самой: «Да что же это, а?!?! Да чтоб они все провалились со своими носами и руками!».
Лёва Дынин сидел на стульчике и покорно смотрел на Лидию. Его голова представляла собой кокон, так как помимо заживающей скулы перемотано было также разорванное ухо и два уже зашитых шрама на голове. Пузатый был в шоке, сидел как пень, а врач пристраивал на место наполовину вырванный нос…
– …Где наше пиво? – плаксиво тянула Полинка.
– Ладно, сдохли они, наверное, – бросила сигарету Ирка. – Давайте спать!…
Лидия присела на крашеный серой краской стул. Перевела дух. Её просили подождать и она старалась «ждать», но вся сущность рвалась, требовала движения, чтоб хоть как–то разрядиться.
Участковый сел рядом.
– Кто их так? – выдохнула непослушным языком Лидия.
– По их показаниям – подростки, человек десять… Били цепями и палками… Ногами.
– По отдельности?…
– Четырёх человек подобрали у киосков на Морозова. Через полчаса новый вызов – недалеко от кафе «Двенадцать стульев». От киосков до «Стульев» – минут двадцать ходу, не больше. Если бегом – десять–пятнадцать. Одни и те же орудовали… – участковый вытер пот со лба. – Сволочи…
– А подростки – это по сколько лет? – спросила Лидия.
– От четырнадцати до восемнадцати… – тяжело дыша ответил участковый, вытирая платком покрасневшую шею. – Спасть не дают, малолетки хреновы… На лагерных лезут… Уроды. Жертвы абортов…
– Их поймают? – без надежды спросила Лидия.
Участковый отмахнулся.
– Не думаю… Никаких свидетелей… Ни–че–го… (он таким же тоном велел «не–мед–лен–но» приехать)…
Лидия задумалась. Точнее, сделала вид. Думать не могла. Участковый вдруг встрепенулся.
– А это не вашим семерым принадлежит?
Лидия отрывисто глянула и подавилась воздухом.
На ладони участкового лежала пряжка. Со звездой и буквами «В.С.» в самом углу.
– Нашёл у кафе, – пояснил участковый.
– Это… это… не… не наша… нет… – дрожа проговорила Лидия.
Участковый неловко положил ей руку на плечо.
– Да не волнуйтесь вы так… Всё заживёт… Всё пройдёт…
До конца смены оставалось две недели.
«Заживёт… – согласилась про себя Лидия. – И хорошо, что не наши… Чужие… Что ж я могла сделать?…» Она лежала, глядя на приближающийся мутный рассвет в зеркало шкафа. Успокаивала себя, уговаривала. Запрещала думать про последствия… Про «крутых пап». Все за кого–то прячутся, вот и наглеют. Митников – за Тараса и Кудрявость. Дынин – за свою троицу… Коля Ёжиков – за папу… А ей, Лидии, за кого?
Она резко поднялась на постели.
«А ведь Сеткину ничего не было бы, ни–че–го! – размеренно, как участковый, подумала она. – Кого ему бояться?! Его отец – зам. директора… А родители всех остальных – его подчинённые… Сеткин – вне конкурса… Ему ни–че–го не будет!… А ей, Лидии?»
Участковый был прав, зажило. Уезжали мальчики вполне здоровые, если не считать шрамов и выбитых зубов. Да ещё пальцев Тёмы.
Но это, Лидия вздыхала, мелочи. Комендантша соглашалась, мелко кивала головой.
…Игнат, Тарас, Кудрявость, Дынин и Ко смеялись, как ни в чём не бывало. Стаскивали с поезда чемоданы и сумки на перрон. Катя Моисеева записывала телефон Игната. «Двадцать три, четырнадцать, восемнадцать…». Хотя не четырнадцать, а тридцать семь. Но подумаешь – одна цифра… Игнат рассеянно улыбался. Тарас жевал спичку, поглядывая на Клару и на Ирку. Стасик Галкин стоял рядом с чемоданом, напряжённый и красный.
Олеся вертела головой.
Мокрый некрасивый рот с приподнятой верхней губой, заячьи зубы. Очки, перемотанные скотчем…
– Олесь… – прошептал Валерочка, когда они отошли от толпы. – Ты это…
– Что? – вглядывалась в его лицо Олеся.
Он был тоже при параде: под свою короткую курточку надел свежую футболку, отросший ёжик пытался пригладить. Олеся не могла понять: нравится ли ей этот некрасивый глист или вызывает отвращение? Хотелось одновременно и притиснуться к его приоткрытым губам, и ударить эти губы какой–нибудь грязной доской.
Он молчал.
Потом весело прикусил губу, огляделся.
– Телефон не дашь?
– Зачем?
– Позвонить, – не удивился вопросу Валерочка. Он загорел, плечи развернулись, вместо постоянной лёгкой радости на лице появился налёт самодовольства. «Крут,» – подумала Олеся скептически. Она замечала, что Игнат, Тарас и Кудрявость обходят тему «fuck da Sетkin» в разговорах со всякими Кларами и Катями (фу!…), хотя раньше хвалились. А приехали подбитые – и ни одного гудка со своей платформы. Сеткин сидел в столовой рядом с ними, его не замечали, не чморили, как раньше. Удивительно.
Полинка весело смеялась мелким смехом, обнимая Гену–Крокодила. Обещала звонить и писать. Встретиться как–нибудь. Обязательно. Рядом пыхтела Оля Клюева. Её Тёма куда–то свинтил, видимо, решив, что «курортный роман» должен оставаться в рамках жанра. Рядом с Олей прыгали Дынин и Пузатый, вместе с ними Клара Петрова. Она–то что забыла в этой компании?
– Дашь телефон–то? – повторил Валерочка, поправляя на плече рюкзак.
– Пятьдесят три, ноль три, десять, – ответила Олеся, глядя в его треснувшие очки. Увидела за ними глаза – светло–серые, с золотистыми прожилками. Валерочка записал на ладони. Жирно, каждую цифру обвёл.
Ну и что, что не десять, а семьдесят шесть. Одна цифра. Подумаешь.
Олеся поправила чёлку, пригвоздила к носу очки. Валерочка козырнул и пошёл к толпе.
Лидия последний раз собирала заводских ребят в колонны, весело, от предстоящей разлуки с ними, командовала и напоминала, чтоб не забыли вещи. Мальчики и девочки построились и пошли за Лидией к выходу. Загорелые, румяные, с округлившимися щеками.
– Мама! – весело воскликнул Стасик Галкин…
Song for lovers
Но все равно, лучше уж так сдохнуть,
Чем никого никогда не любя.
Дельфин
Я ждала сосиску. Динамики надрывались, выводя «You can’t say, I didn’t give it, I won’t wait another minute!»
Позвонил Олег и сказал, что если я сейчас же не приеду, он спрыгнет из окна. При этом он мне не поклонник какой–нибудь. Просто знакомый. Я ему сказала:
