Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка - Мак-Канн Кейт
Поняв, что Мадлен нет на ее кровати, я пошла в нашу спальню, проверить, не перебралась ли она на нашу кровать. Это бы объяснило и открытую дверь. Когда я не нашла ее и там, меня захлестнула первая волна паники. Когда я вбежала в детскую, шторы на окнах колыхнулись от порыва ветра. Сердце мое сжалось, когда я поняла, что окна за ними распахнуты настежь, а жалюзи с внешней стороны подняты. Тошнота, неверие, страх. Ледяной ужас. О Боже, нет! Пожалуйста, нет!
На кровати Мадлен верхний угол покрывала был откинут треугольником. Кот-соня и ее розовое одеяльце были на месте, там же, где они находились, когда мы целовали ее на ночь. Я, не помня себя, кинулась ко второй кровати, стоявшей по другую сторону кроваток близнецов, которые мирно спали, потом выглянула в окно. Не знаю, что я ожидала там увидеть.
Отказываясь признать то, что мне уже стало понятно, и, наверное, автоматически переключившись в знакомый режим врача, оказывающего неотложную помощь, я быстро прошла по всему номеру, методично исключая все прочие возможности и вычеркивая в уме пункт за пунктом, хотя сердцем уже чувствовала, что это бессмысленно. Я проверила шкаф в детской комнате, побежала в кухню и открыла все дверцы буфета. Потом обыскала шкаф в нашей спальне и зашла в ванную. На все ушло не больше пятнадцати секунд. После этого я выбежала через стеклянные двери и бросилась к Джерри и нашим друзьям. Едва заметив наш столик, я начала кричать: «Мадлен пропала! Ее забрали!» Все на секунду замерли, быть может, не в силах понять, как такое могло случиться. Помню, что Джерри сказал: «Она наверняка где-то там!» Но у меня к этому времени уже началась истерика: «Ее нет! Она пропала!»
Все бросились в наш номер, кроме Дайан, оставшейся в «Тапасе», и Джейн, которая до этого ушла проверять своих детей. Помню, какую острую обиду я ощутила, когда Дэвид сказал: «Давайте как следует осмотрим номер!» Я это уже сделала и знала, знала, что Мадлен похитили. Я выбежала на улицу и стала метаться по парковке, крича в отчаянии: «Мадлен! Мадлен!» Там было так холодно, так ветрено! Я все представляла ее в пижамке с короткими рукавами и осликом Иа на груди, и думала, как ей должно быть сейчас холодно. Сейчас это не укладывается в голове, но в ту минуту мне вдруг подумалось, что было бы лучше, если бы она надела пижамку с Барби, у которой длинные рукава. Страх разрывал меня на части.
Тем временем в детской Джерри опустил жалюзи на открытом окне. Выбежав на улицу, он с ужасом обнаружил, что они поднимаются и опускаются не только изнутри, как мы думали, но и снаружи. Джерри, Дэвид, Рассел и Мэтт разбились на пары и обежали вокруг корпуса. Вернулись они через несколько минут. В десять минут одиннадцатого Джерри попросил Мэтта сбегать к администратору и вызвать полицию. Крики и шум к этому времени уже услышали другие отдыхающие и служащие гостиницы. Поняв, что стряслась какая-то беда, люди стали выходить из номеров. Отчетливо помню, как, рыдая, я твердила: «Нет, нет, нет!» Я изо всех сил старалась заглушить терзавший меня внутренний голос, который неумолимо повторял: «Ее больше нет! Ее больше нет!» И даже когда темные тучи сгустились надо мной, я молила: «Нет, нет! Господи, верни мне мою Мадлен!»
Мы с Джерри вошли в гостиную и обнялись, совершенно раздавленные случившимся. Я не могла взять себя в руки и тем более успокаивать Джерри, на которого было больно смотреть. Он надломленным голосом звал нашу девочку, а я все повторяла: «Это мы виноваты! Мы не смогли ее уберечь!» На это Фиона, которая стояла рядом, со слезами на глазах говорила: «Вы не виноваты, Кейт! Вы не виноваты!»
К этому времени все работники компании «Марк Уорнер» уже были на ногах. Некоторых подняли с постели. Ближе к половине одиннадцатого задействовали план «Поиск пропавшего ребенка»: группы людей отправились прочесывать комплекс и окрестности. В 22:35 полиции еще не было, поэтому Джерри попросил Мэтта сходить к администратору и узнать, что происходит. К нам на веранду пришел Джон Хилл, управляющий комплекса. Я помню, что кричала на него, требовала что-то делать, спрашивала, где полиция. Он отвечал, что полиция уже в пути и скоро будет здесь, но я чувствовала, что ему ожидание тоже давалось нелегко. Минуты казались часами.
Меня настолько переполняли страх, ощущение беспомощности и отчаяние, что я стала бить кулаками по всему, что попадалось под руку, потом вышла на веранду и несколько раз ударила по металлическим перилам, чтобы физической болью заглушить непереносимую душевную боль. Джерри сходил в Мини-клуб, расположенный над приемной администратора, подумав, что, если Мадлен где-то оставили, она могла пойти в знакомое место. Наши друзья побежали в «Тапас», чтобы оттуда еще раз вызвать полицию.
Несмотря на ужас происходящего, необходимость разобраться в ситуации заставила наших друзей действовать спокойно и методично, они попытались восстановить некое подобие порядка в происходящем хаосе. Но что можно было сделать? Что нужно было сделать? Понимая, что от нас всего час с четвертью езды до границы с Испанией, а дальше простиралась не имеющая границ Европа, не говоря уже о том, что через Гибралтар было рукой подать до Северной Африки, Дэвид сказал: «Надо перекрыть дороги. Необходимо предупредить пограничников на границах с Испанией, Марокко и Алжиром». Позже Рассел спросил, есть ли у нас цифровые фотографии Мадлен и куда-то ушел с нашим фотоаппаратом.
Тем временем Джерри не находил себе места. Он попросил меня остаться в номере с близнецами, чтобы, если Мадлен найдут и вернут, я была на месте. Фиона сочла необходимым побыть со мной. Я вошла в нашу спальню, упала на колени рядом с кроватью и начала неистово молиться, прося Бога и Деву Марию защитить Мадлен и вернуть ее нам. В прошлом они слышали от меня много просьб, но ни одна моя мольба не была такой яростной и такой искренней, как эта.
Через какое-то время в комнату вошла Эмма Найтс, менеджер по обслуживанию, и села рядом со мной на кровать. Она очень переживала и всячески старалась утешить меня, но мое горе было таким острым, таким глубоко личным, что мне ее присутствие было неприятно. В ту минуту я хотела видеть рядом с собой только близких мне людей. Через некоторое время еще одна англичанка появилась на веранде. Она все пыталась обнять меня за талию. Эта женщина была пьяна, и от нее пахло сигаретным дымом. Помню, мне очень хотелось, чтобы она ушла.
Потом на одном из балконов появилась какая-то дама (это было до одиннадцати, когда полиция еще не приехала) и недовольным голосом произнесла: «Сколько можно шуметь? Что тут происходит?» Я попыталась настолько внятно, насколько позволяло мое состояние, объяснить, что мою девочку похитили, на что она будничным голосом произнесла: «А, понятно», как будто ей сказали, что на кухне с полки упала банка. Помню, что меня поразила и разозлила ее совершенно неадекватная реакция и нескрываемое безразличие. Я припоминаю, что мы с Фионой крикнули ей что-то лаконичное и недвусмысленное.
Я несколько раз заходила в детскую к Шону и Амели. Они оба лежали на животе, повернув голову набок и подогнув коленки. Несмотря на шум, свет и столпотворение, они даже не пошевелились. Мои близняшки всегда крепко спали, но как они могли не проснуться сейчас? Мне это показалось странным, и я, испугавшись, положила ладони им на спину, проверить, дышат ли они. «Может быть, Мадлен дали что-то успокоительное, чтобы она не шумела? Что, если они и близнецов усыпили?» — пронеслось у меня в голове.
Лишь около одиннадцати из ближайшего города, Лагуша, расположенного в пяти милях от «Оушен клаб», приехали двое полицейских. Они оба выглядели растерянными и, похоже, никак не могли сообразить, что происходит. Из-за языкового барьера мы не понимали друг друга, драгоценное время уходило, и, может быть, это несправедливо, но мне они совершенно не внушали доверия.
Мы лишь позже узнали, что эти двое были офицерами Guarda Nacional Republicana (GNR), Национальной республиканской гвардии (НРГ), которая по сути является военной полицией, наподобие жандармерии во Франции или Гражданской гвардии в Испании, и подчиняется министерству внутренних дел. Они занимаются патрулированием дорог, сдерживанием толпы во время протестных акций и исполняют правоохранительные функции в сельской местности, наподобие Алгарве, но уголовных расследований не проводят. В то время мы, конечно же, не были знакомы со структурой португальской полиции. Нам тогда было важно только то, что они полицейские.
