Заир - Коэльо Пауло (серия книг .txt) 📗
Когда юноша замолчал, зазвучали ударные инструменты — барабаны и поднос с «бахромой», — и ритм был очень похож на тот, который сопровождает африканские религиозные церемонии.
Одетые в белое фигуры кружились на месте, и зрители, несмотря на то что зал был переполнен, расступались, чтобы широкие юбки без помехи плескались в воздухе. Ритм ускорился, четверо кружились все быстрей, издавали звуки на неведомом мне языке — словно напрямую разговаривали с ангелами или с той, кто была названа Госпожой.
Мой сосед поднялся и тоже начал танцевать, бормоча невнятные слова. Десять-двенадцать человек последовали его примеру, а прочие смотрели на них с почтительным восхищением.
Не знаю, сколько длился этот танец, но ритм удивительно совпадал с ударами моего сердца, и я испытывал почти неодолимое желание двигаться, говорить всякий вздор — и лишь самоконтроль вместе с опасением показаться смешным не дал мне закружиться вокруг собственной оси. И с небывалой прежде отчетливостью видел я перед собой своего Заира — Эстер улыбалась мне и просила, чтобы восславил «Госпожу».
Я изо всех сил противился тому, чтобы принять участие в этом неведомом ритуале. Старался сосредоточиться на своей цели — ведь я пришел сюда, чтобы поговорить с Михаилом, чтобы он отвел меня к моему Заиру, — но вскоре почувствовал, что больше не могу сидеть неподвижно. Поднялся со стула, но едва лишь, одолевая стеснение и скованность, сделал первые па, как музыка оборвалась.
В зале, где тускло горели четыре свечи, слышалось тяжелое дыхание запыхавшихся людей, но вот оно выровнялось, зажегся свет — и показалось, будто все стало как обычно. Я видел, как стаканы наполнились пивом, вином, водой, как дети вновь принялись бегать по залу, и люди принялись разговаривать, словно ничего — совершенно ничего — особенного не происходило минуту назад.
— Наша встреча подходит к концу, — произнесла та девушка, которая зажигала свечи. — Последняя история — за Альмой.
Альмой оказалась женщина, державшая бронзовый поднос. По ее выговору можно было понять, что она — с Востока.
— У одного человека был буйвол с могучими рогами. Вот бы сесть между ними, думал человек, мне казалось бы тогда, что я сижу на троне. И вот однажды, когда буйвол на что-то отвлекся, человек подскочил к нему и исполнил свое желание. В тот же миг буйвол поднялся и далеко отшвырнул человека.
Увидев это, жена его заплакала.
«Не плачь, — сказал он ей. — Мне больно, однако я осуществил свое желание».
Публика потянулась к выходу. Я спросил своего соседа о его ощущениях.
— Сами знаете. Вы же пишете об этом в своих книгах. Я не знал, однако слукавил:
— Может быть, и знаю. Но хочу убедиться.
Он поглядел на меня так, словно внезапно усомнился, что я — тот самый писатель, чьи книги он читал, и лишь потом ответил:
— Я вступил в контакт с энергией Вселенной. Бог прошел через мою душу.
И вышел, чтобы не объяснять произнесенных им слов.
В пустом зале остались лишь четверо актеров, двое музыкантов и я. Женщины отправились в туалетную комнату — наверное, переодеваться. Мужчины снимали свои белые одеяния прямо здесь. Потом они спрятали канделябры и свои инструменты в два больших чемодана.
Человек постарше, который во время представления играл на барабане, стал считать деньги, раскладывая их на равные кучки. Мне показалось, что Михаил только теперь заметил мое присутствие.
— Я ждал, что вы придете.
— И, должно быть, знаете причину.
— Пропустив через свое тело божественную энергию, я знаю все. Знаю, как начинаются войны, как зарождается любовь. Знаю, почему мужчина отыскивает женщину, которую любит.
Я чувствую, что вновь иду по лезвию ножа. Если он знает, что меня привел сюда Заир, он не может не сознавать, что его отношения с Эстер — под угрозой.
— Поговорим как мужчина с мужчиной? Как мужчины, которые оспаривают нечто ценное?
Я вижу, что он колеблется. И продолжаю:
— Я знаю, что больно ударюсь, вроде того человека, что хотел усесться между рогами буйвола. Но знаю, что заслуживаю этого. Заслуживаю из-за той боли, которую причинял, пусть и неосознанно. Не верю, что Эстер оставила бы меня, если бы я уважал ее любовь.
— Вы ничего не понимаете, — произнес Михаил.
От этой фразы я впадаю в бешенство. Как смеет этот юнец говорить взрослому, пожившему, испытанному жизнью человеку, что тот ничего не понимает?! Однако надо взять себя в руки, вытерпеть унижение, сделать все, что будет необходимо, ибо я не могу больше жить в окружении призраков, порожденных моим воображением, не могу допустить, чтобы Заир по-прежнему властвовал над всей моей вселенной.
— Может быть, я и в самом деле ничего не понимаю. Именно потому я здесь. Для того, чтобы понять. Чтобы через понимание освободиться от того, что произошло.
— Раньше вы понимали все, а потом вдруг перестали — по крайней мере так сказала мне Эстер. Для вас, как и для каждого мужа, пришел момент, когда жена стала восприниматься как часть обстановки или утвари.
Меня так и подмывает сказать: «Пусть бы она мне об этом и сказала. Пусть бы дала возможность исправить ошибку, а не променяла меня на юнца двадцати с чем-то лет, который очень скоро начнет поступать в точности, как поступал я». Однако произношу я совсем не эти слова:
— Я не верю, что это так. Вы прочли мою книгу, вы пришли в магазин, где я раздавал автографы, потому что знали, что я чувствую, и хотели успокоить меня. Сердце мое — в клочьях. Случалось ли вам слышать о Заире?
— Я — мусульманин. Это понятие мне известно.
— Так вот, Эстер занимает все пространство моей жизни. Я думал, что освобожусь от ее присутствия, если опишу все, что чувствую. Теперь для моей любви слова почти не нужны, но ни о чем другом я думать не могу. Прошу вас — я сделаю все, что вы захотите, но только объясните мне, почему она предпочла исчезнуть. Вы сами только что сказали — я ничего не понимаю.
Это было довольно тяжко — просить любовника моей жены, чтобы помог мне постичь произошедшее. Если бы Михаил не появился неделю назад в магазине, где я подписывал экземпляры своей книги, может, и было бы достаточно той минуты в соборе Витории, когда я принял свою любовь, когда я решил написать «Время раздирать и время сшивать». Судьба, однако, распорядилась иначе — и хватило всего лишь надежды на новую встречу с Эстер, чтобы нарушить шаткое равновесие.
— Давайте поужинаем вместе, — сказал Михаил после долгой паузы. — Вы и в самом деле ничего не понимаете. Но прошедшая сегодня через мое тело будет великодушна к тебе.
Мы условливаемся о встрече назавтра. На обратном пути я вспоминаю разговор с Эстер — месяца за три до ее исчезновения.
Мы тогда говорили о божественной энергии, проходящей через человеческое тело.
— У них и в самом деле теперь другие глаза. Да, в них по-прежнему — страх смерти, но, помимо и поверх страха, — готовность к самопожертвованию. Их жизнь обрела смысл, потому что им теперь есть за что отдавать ее.
— Ты говоришь о солдатах?
— О них. И — еще об одном. Это так ужасно, что я не могу его принять, но и притвориться, будто не вижу, — тоже не могу. Война — это ритуал. Ритуал крови, но также и любви.
— Ты с ума сошла.
— Возможно. Я знавала своих коллег — военных корреспондентов: они ездят из страны в страну, словно обыденность смерти сделалась частью их жизни. Они ничего не боятся, они встречают опасность как солдаты. И это все — ради новостей? Не верю. Они просто уже не могут обойтись без ощущения опасности, без духа приключения, без впрыска адреналина. Один из них — семейный человек, отец троих детей — объяснил мне, что лучше всего он чувствует себя на поле сражения, хотя обожает свою семью и часами готов говорить о жене и детях.
— Для меня это непостижимо. Я не хочу вмешиваться в твою жизнь, Эстер, но считаю: этот опыт не пойдет тебе на пользу.
