Животная пища - Барлоу Джон Перри (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
– Она только-только вернулась. Летала весь день, бедняжка. Весь день! – заявил Лонгстаф, раздумывая, как далеко можно зайти в этой невинной шутке. – А вы точно не видели ее у Башен? – Он присел на корточки и погладил Киску по голове. – Да, мы тебя там не раз встречали, верно я говорю? – Затем снова обратился к гостям: – Мы ее постоянно там видим, когда идем на работу.
Через десять минут подобной пустой болтовни два пенса показались зрителям достойной платой. Они были поражены и смотрели на кошку так, словно она нарушила все законы природы, а не только зоологии. И Лонгстаф вдруг обнаружил в себе новый дар. Чем подробнее он описывал волшебные полеты кошки – преодоленные расстояния, скорость и высоту, – чем больше небылиц он громоздил друг на друга, одна чуднее другой, тем сильнее публика молила его не утруждать бедное животное. «Знамо дело, она устала! – кричали зрители. – Полетаешь тут! Дайте ей отдышаться!» Что ж, она действительно утомилась – ей было нелегко переварить два куска торта. А одиннадцать посетителей между тем разболтали всему Дьюсберри о летающей кошке.
В тот вечер Лонгстаф рассказал семье о случившемся, громко хохоча и представляя, как шарабан колесит вокруг Башен, а пассажиры поднимают суматоху всякий раз, когда по небу пролетает ворона.
– Но это же правда! – заверещали девочки, прыгая на месте. Им не терпелось доказать родителям, что кошка и вправду умеет летать.
Взрослые всплеснули руками, словно бы изумившись до глубины души. Тогда девочки поведали им о том, как она перелетает с одного стойла на другое, а иногда спрыгивает с чердака и планирует до самого пола, взмахивая крыльями перед посадкой. Дети стали упрашивать, чтобы на следующий день их повезли к Башням.
Лонгстаф не знал, что и подумать. Он не мог заставить Киску летать, но и разочаровывать дочек не желал – они не должны уличить отца в обмане. И тогда было решено поиграть в прыжки. К счастью, игра положила конец всем разговорам о летающих котах.
Флора освободила стол и сняла с него плотную бархатную скатерть, обнажив массивные тяжелые доски. Пока девочки визжали от нетерпения, отец и мать готовились к игре: он заправил края брюк в подтяжки для носков и снял пиджак, а она подобрала подол юбки. Затем оба встали лицом к столу. Дети стали считать до трех, а Флора и Джон замерли на полусогнутых ногах, готовясь к прыжку. На «три» они взмыли в воздух – при этом отец закричал так громко, что, будь кто в соседней комнате, он бы точно заподозрил убийство. В прыжке оба поджали ноги и эффектно приземлились прямо на стол. Невероятное зрелище. Девочки восхищенно зааплодировали, а Лонгстаф, покосившись на жену, чуть улыбнулся: совершив такой чистый прыжок, она бросила ему вызов. И он его принял.
Немного передохнув, родители спустились на пол. И пошло-поехало: раз, два, три… Прыжок! Одобрительные возгласы девочек. На этот раз Джон слез почти сразу же, но Флора не торопилась и напомнила мужу, что если он быстро устанет, то победа останется за ней. Потом она тоже спустилась, и они вновь запрыгнули на стол. Каблуки грохнули по дереву, раздались ободряющие вопли детей. Раз, два, три… Прыжок! Флора постепенно выдыхалась. Но не Лонгстаф. Тот скакал, точно шимпанзе, забыв обо всем на свете и что-то бубня под нос. Он смотрел прямо перед собой.
Флора утомленно шлепнулась на стул, и Джон был объяапен победителем. Но это его не остановило. Он прыгал как заведенный, не обращая внимания на крики семьи. Вверх-вниз, вверх-вниз. С каждым новым приливом сил Лонгстаф делал глубокий вдох и что-то мычал. Вверх-вниз, без остановки. Пот пропитал его рубашку и сбегал по лицу.
– Смо-три-те! – заорал он.
И девочки посмотрели – озадаченно. Флора подошла как можно ближе к столу, но была не в силах унять мужа.
– Я… могу… летать!!!
III
Высокий и тонкий, лицо вытянутое, как у крысы, нюхает воздух и бесшумно волочит за собой хвост. Мне показалось, что он уже уходит, когда сзади что-то зашуршало. Человек-крыса замер. Я услышал один-единственный шаг, и свет померк.
Однажды утром в Нью-Корт пришел молодой человек. Долговязый, с худым лицом и усиками, придававшими ему сходство с уродливым грызуном. Он беззвучно проник во двор и огляделся. Лонгстаф ушел на работу, Флора с девочками отправились в город. Стояла тишина. Тут он увидел, что искал. Кошка сидела на старой раковине и грелась на солнышке. Человек внезапно затаил дыхание. Слишком внезапно. Животное почуяло подвох. Но в то же мгновение на Киску набросили мешок и потащили прочь со двора.
В мешке она зажмурила глаза, прижала крылья к ушам и свернулась в тугой узел.
Двое цыган вскочили на лошадей, которых оставили за домом. Это действительно были цыгане: загорелые обветренные лица, тонкие, внушающие недоверие усики. Через плотную сеть улиц воры стремительно покидали город. Матери подзывали детей, крепко прижимали их к себе и показывали на цыган пальцем, точно в них было что-то таинственное и чужеземное. Известно, что лучше и безопаснее всего наблюдать за пришельцами именно так – когда они уходят.
Один из цыган держал теплый мешок под мышкой, стараясь его не сдавливать, чтобы кошке было удобно. Они ехали до тех пор, пока городской лязг не стих, а отдельные домики не стали перемежаться целыми полями зелени. Наконец впереди показался лес, а на его краю – около дюжины фургонов. Некоторые были свежее выкрашены в синий и коричневый цвета, другие постарели и облупились, а один или два выглядели так, словно на них в течение многих лет выливали ведра с помоями. Никому бы и в голову не пришло, что там кто-то живет, если бы из тоненьких труб не курился голубой дым. Два тощих пса рыскали повсюду и деловито метили колеса фургонов.
Двое спешились, и пока один привязывал лошадей, второй с мешком в руках направился прямо в вагончик (из тех, что поновее). Тихонько поднявшись по ступеням, он вошел.
Внутри, в кресле, занимающем всю заднюю часть фургона, сидела громадная женщина.
– Что ж, заходи! Дай-ка взглянуть! – оживилась она и чуть приподняла свою тушу над креслом, но тут же грохнулась обратно – нечего зря тратить силы. Итак, она сидела. И не было ей конца – только некое общее шевеление всевозможных предметов, которые так или иначе принадлежали ее телу. Великанша переливалась через подлокотники мясистыми буграми, простиралась вверх и вниз, во всех направлениях. От нее будто осталось лишь огромное рыхлое лицо, приклеенное к ситцевым драпировкам фургона, и большим дряблым ртом вещал не человек, но само жилище.
Надо сказать, это делалось умышленно. Исполинская цыганка носила халаты – такие безразмерные и надетые таким образом, что было неясно, где начинается или кончается ее тело.
Молодой человек закрыл за собой дверь и положил мешок на пол. Не сказав ни слова, он извлек из него съежившееся животное. На первый взгляд кошка ничем не отличалась от других.
Великанша стала причмокивать, чтобы успокоить бедную киску. Наконец та приподняла голову и осмотрелась. Не увидев рядом никакой явной опасности, она слегка распрямила крылья, до сих пор плотно прижатые к спине.
Из огромной туши донесся глухой рокот – такой обычно издает человек, если хочет зарычать. Но то был смех. Он становился все громче, раскатистее и нес в себе столько радостного тепла, что кошка не испугалась, а наоборот, подползла к цыганке и прильнула к ее ногам.
– О, Макс! Максимилиан! Какое же чудо ты мне принес! – воскликнула та, погладив Киску – так гладят нечто невыразимо прекрасное. В кончиках пальцев приятно защекотало, когда они стали ерошить мех на рыжих крыльях.
Максимилиан – не самое подходящее имя для цыгана. Максимилиан не был цыганом вовсе. Да, он отпустил усики, но это, ясное дело, не в счет. А темная обветренная кожа свидетельствовала лишь о том, что Макс много времени проводил на улице. Больше ничего цыганского в его внешности не было.
С другой стороны, тетя Максимилиана была самой настоящей цыганкой, из знаменитой семьи Петронеллы. На протяжении долгих веков женщины этого клана передавали друг другу секреты гадания. Сказать по правде, она не была его теткой. Макс остался без родителей и в возрасте восьми или девяти лет забрел на ярмарку, где работала Петронелла. Он прицепился к великанше, а та, не в силах избавиться от несчастного мальчишки, в конце концов его приютила. Все остальные от сироты отказались, из деревни за ним никто не явился. Посему цыганке предстояло решить: то ли пощадить его, то ли обречь на гибель – что и говорить, тогда мальчик не мог о себе позаботиться.
