Мальчик из Брюгге - Синуэ Жильбер (библиотека книг TXT) 📗
— Рожье! Робер! Какая радость! — Он внезапно остановился и показал мальчику на новоприбывших: — Ян, представляю тебе фламандских гениев! Однажды, когда ты состаришься, сможешь сказать своим детям: я видел их, я видел Вейдена и Кампена!
Он отступил на шаг.
— Позвольте полюбоваться вами. Ты, Рожье, ни капельки не изменился, все те же элегантность и внимание к деталям, что проглядывают на твоих картинах. — С видом знатока он пощупал рукава его верхней одежды. — Сшито во Франции, сразу видно.
— Куплено по дешевке у торговца в Турне. Но можешь успокоиться, другой вещи такого качества у меня нет. Я надел это в твою честь.
Ван Эйк указал на пурпурный камень, украшавший его головной убор:
— Ну конечно! Рубин! Вижу, ты преуспеваешь в Брюс селе!
Грех жаловаться.
— Еще бы. Только одному художнику из десяти благоволит удача. Храни Господь наших меценатов! — Повернувшись к Роберу, он продолжил: — Ну а у тебя, как всегда, животик, но ни одного седого волоска. Мне кажется, мы с тобой расстались только вчера.
— Льстец! Мне уже за шестьдесят. Не доверяй внешности, я седею изнутри.
Вспомнив о присутствии Петруса, Ван Эйк воскликнул:
— Собрат Петрус Кристус! Он пока молод, но, поверьте, от него многого можно ждать.
Явно смущенный Петрус поздоровался с обоими мужчинами, а Ван Эйк крикнул в сторону:
— Маргарет! Иди-ка посмотри, кто к нам пришел! — Яну он приказал: — А теперь оставь нас. Продолжай работать над автопортретом, который еще не закончен.
Мальчик исчез, а в дверях появилась Маргарет.
— Какое счастье снова увидеть вас! — И сразу же спросила Кампена: — Как поживает дама Изабель?
— Хорошо. Только скучно ей без ребенка.
— Охотно верю. Но между нами, разве не предпочли вы бурную жизнь?
На лице турнейца появилось удивленное выражение.
— Не вижу, чем политика могла бы помешать мне быть внимательным отцом.
— Э, нет, — произнес Ван Эйк, — тебе не хватает самооценки. Трудно представить, что стало бы с твоим потомством после осуждения, которому ты подвергся за участие в мятеже против засилья аристократов. Бегство в Прованс… запрещение участвовать в общественной деятельности, изгнание на год из Турне…
— Насчет последнего ты ошибаешься. Я отделался штрафом.
Ван Эйк не очень убедительно согласился. Он знал, что не только политические злоключения отражались на жизни его друга. Последнее осуждение явилось результатом внебрачной связи с молодой француженкой Лоранс Полет.
— А вы, Рожье, — поинтересовалась Маргарет, — вы все еще живете среди «kiekenfretters» — «пожирателей цыплят»?
— Да, в Брюсселе. Уже пять лет. Но я серьезно подумываю перебраться в Италию. В Рим скорее всего.
— Бог мой! По какой причине?
— Потому что мне уже стукнуло сорок и пришло время повидать мир.
— Он прав, — одобрил Ван Эйк. — Короткие путешествия не приносят вдохновения. А в Риме делаются чудесные вещи. Во время последней поездки я встретил…
— Прости, — прервала его Маргарет. — Вы, разумеется, отужинаете с нами?
Они согласились.
— Мы даже злоупотребим вашим гостеприимством, уточнил Кампен. — Прежде чем прийти к вам, мы обегали все гостиницы и постоялые дворы и нигде не нашли ни одной свободной комнаты.
— Неудивительно. Сегодня начало ярмарки, и Брюгге захвачен торгашами, прибывшими со всей Европы. Но не беспокойтесь, мы выйдем из положения… Сейчас я вас покину: служанка ждет моих распоряжений.
Едва Маргарет вышла, Ван Эйк продолжил:
— Итак, я говорил, что встретил там весьма интересных художников. Они, конечно, еще не овладели искусством искусств, как мы. Но их успехи в работе с темперой достойны похвалы.
Странно, но восхищение художника не вызвало ответного восторга. Оба мужчины только слушали. Было заметно, что их мысли далеко отсюда. Мэтр подумал, что, вероятно, сказывается усталость от поездки, а возможно, такое демонстративное равнодушие вызвано тайным чувством соперничества, дремавшим в каждом фламандском художнике и просыпавшимся, когда при нем говорили о художниках с юга; впрочем, чувство это было взаимным. И все же перед ним сидели два великих художника. У Робера Кампена была большая мастерская, из которой вышли художники неоспоримых качеств; среди них… Рожье. Известность Кампена еще только росла, и хотя сегодня он переживал не лучшее время своей жизни, его слава среди молодых художников не уменьшалась. Что касается Рожье, то, несмотря на молодость, он был уже знаменит, богат и осыпан милостями больше, чем Кампен.
Пребывая в неведении, Ван Эйк предпочел сменить тему:
— Скажи-ка, Рожье, правду говорят, что твой старший сын стал монахом картезианского ордена в Герине?
— Да. Он сделал то, что должен был сделать я в молодые годы.
— Фландрия лишилась бы великого художника, и мы никогда бы не любовались твоим величественным «Благовещением».
Ван Эйк чуть не отпустил шутливое замечание по поводу двух деталей этого произведения, полностью «заимствованных», по его мнению, с написанной им самим картины четы Арнольфини, — в частности, пурпурный цвет кровати и чеканка на паникадиле, — но удержался, предвидя реакцию, которую вызовет такое замечание.
— Долго ли собираетесь пробыть в Брюгге? Ярмарка…
Он не закончил фразы. Рожье Ван дер Вейден быстро встал и подошел к окну, будто чего-то остерегаясь. Его движение только утвердило Ван Эйка в его опасениях.
— Что случилось? — Он повернулся к Кампену: — Вы здесь не случайно, не так ли? Не ради удовольствия?
Турнеец заморгал, словно его выдернули из сна:
— Ты не ошибаешься. Происходит нечто серьезное. Ты, очевидно, в курсе событий, потрясающих Фландрию вот уже несколько месяцев.
— Ты имеешь в виду смерть наших собратьев? Это трагедия, я знаю. Какой-нибудь сумасшедший…
— Увы, нет. Здесь видна не рука сумасшедшего, еще меньше — не отдельный случай. Дело гораздо серьезнее. Один из моих подмастерьев подвергся нападению четыре дня назад. В тот же день, что и Николас Слутер, и практически в тот же час. Он все еще находится между жизнью и смертью.
Ван Эйк изумленно уставился на него:
— Это невероятно…
— И тем не менее это правда, — подтвердил Ван дер Вейден. — Он холодно добавил: — Думаю, придет и моя очередь. — И вынул из сумочки сложенное письмо. — На, читай.
— «Мы не варвары. Отрекись, твоя душа предназначена всемогущему Богу». Но что это значит?
— Я много размышлял. Думаю, угроза связана с моим планом отъезда в Рим.
— Рим? Варварская страна?
— Другого объяснения я не вижу.
— Что-то необычное! Но почему? За что? Убийца…
— Убийцы, — уточнил Кампен. — Я не наделен сатанинской властью, поэтому не могу понять, каким образом один и тот же тип может одновременно находиться в разных местах в один день и в один час.
— В таком случае где же тут связь с Римом? С Италией?
Молчание было ему ответом.
— Месть? — предположил Петрус.
— Маловероятно! — бросил Рожье. — Между жертвами на первый взгляд нет ничего общего, кроме живописи.
День клонился к вечеру, темнело, лица просматривались лишь частично.
Кампен спросил:
— А ты, Ян, не получал угрозы?
После неуловимого колебания мэтр ответил:
— Нет. Похоже, эти преступления имеют отношение к Италии. Вы намеревались поехать туда. Может быть, это предупреждение?
— Слутер вынашивал такой план?
— Чтобы узнать, мы должны спросить его вдову. Только она может ответить. И…
— Вспомнил! Слутер был женат на флорентийке…
— Опять Италия, — заметил Рожье. — И сразу задал вопрос Кампену: — А твой подмастерье?
— Он ни разу не упомянул об этой стране. К тому же я полагаю несвоевременным уезжать за границу в начале последнего года обучения.
Ван Эйк поднял руки и устало уронил их:
— Ладно. Что вы предлагаете? Если вы проделали такой путь, значит, подумали о решении.
— Действительно, — сказал Рожье. — Он коротко вздохнул и выпалил: — Герцог!
