Дом Аниты - Лурье Борис (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
18. Пикник эсэсовцев
Рабби Бухенвальд сидит посередине, греясь на приятном солнышке, а мы, слуги, сидим вокруг. Мы все сняли головные уборы, обнажив чисто выбритые бороздки на скальпах.
Умиротворение. Все кажется ясным, простым и красивым. Вести беседу вовсе незачем. Молочные коктейли восхитительны. Заполнив желудки, мы обнимаем друг друга, садимся поудобнее и наслаждаемся днем, творением Божьим, лениво наблюдая за катящимися мимо нас многочисленными колясками.
Неподалеку в древесной тени, под плакучими ивами, я вижу группу растянувшихся на траве эсэсовцев с подругами-заключенными. Укрывшись от солнца, мужчины расстегнули мундиры. Вокруг белой скатерти валяются бутылки и корзинки.
Иногда оттуда долетает веселье: смех, жевание или бульканье — спиртное пьют из горла.
Эсэсовцы говорят по-немецки. Ветер доносит обрывки разговоров. Подружки заключенных болтают главным образом между собой, лишь изредка обращаясь к своим спутникам. Кажется, девушки общаются без труда, хотя говорят на незнакомых нам языках.
Хотя они ужасно истощены и ослабели от недоедания, а их движения заторможены, похоже, им весело.
В этой группе отдыхающих долго царит мир. Затем одна девушка-заключенная хватается за нож и начинает колоть им своего спутника. Но эсэсовец не реагирует. Он лежит себе на траве, не кричит, не отбивается. Остальных мужчин сцена, видимо, забавляет.
Рабби Бухенвальд всплескивает руками, а затем беспомощно их роняет. Потом обнимает нас за плечи.
— Какой чудесный день, — говорит наш рыжебородый раввин, вставая и уже намереваясь уходить. — Мы встретимся снова? Полагаю, да.
И тут он заливается румянцем:
— Не забудьте отнести Аните клубничный коктейль. Скажите, что от меня.
19. Краткая история современного еврейства
Мне очень плохо.
Обращение наших брутально настроенных Хозяек с еврейкой Джуди Стоун наводит на мысль о том, как мало знаю я о судьбе еврейских граждан Европы — откуда, видимо, и происхожу.
В помутневшей памяти всплывает воспоминание о том, как евреи собирались на работу — в надлежащем платье, согласно общепринятой моде или правилам. Их лавки, где они обслуживали население, всегда были безукоризненно чисты, их служба подобострастна. Их дети были хорошо воспитаны, вежливы и образованы.
Евреи глубоко уважали государство и трепетали перед символами власти, госучреждениями и чиновниками. Государство, в свою очередь, терпело их, закрывало глаза на их присутствие — порой даже, если надо было, награждало их почестями и званиями.
Тогда почти все евреи Западной Европы успешно приближались к тому, чтобы стать полноправными членами надежного среднего класса.
Иначе обстояло дело в Восточной Европе, особенно в Польше и России, где евреи выказывали чрезмерную гордость, полагая себя независимой нацией. Они упорно отказывались ассимилироваться. По сути, они составляли нацию внутри нации.
Они фанатично блюли свою древнюю религию. Невежественные, в лохмотьях, рассеянные по захолустным и заболоченным городкам и далеким от мира селениям, они предпочитали жить летом в грязи, а пресловутой русской зимой — в снегах. Только бы сохранить свою самобытность.
Но когда к власти пришли кровавые большевики{51}, восточноевропейские евреи быстро переменились. Они отказались от своего сепаратистского фанатизма и очутились на передовой революции.
Все это я помню.
Но еще я слышал, что во время Второй мировой войны немецкие военные вместе с предвзятым местным населением уничтожили значительную часть евреев Востока.
Впрочем, не всех — многие успели бежать или спаслись под крылом у Советов; эти увидели, как большевики выиграли войну с нацистами.
В конце концов евреи разочаровались в большевизме. Для меня это загадка. Возможно, потому, что в далеком Израиле у евреев возникло собственное государство. Или потому, что в отдельных и прискорбных случаях советское руководство, точнее сталинисты, преследовали тех самых людей, которые восторженно приветствовали революцию. А может, российские евреи слушали американское радио и узнавали о том, как прекрасна и беспечна жизнь на Западе.
Сейчас в бывшей империи Сталина среди евреев нарастает волна недовольства. Я слышал, они жаждут не старого Бога, не новой родины в Израиле, но «котлов египетских» — передовых рабовладельческих режимов Запада, особенно самого позолоченного из них, наших Соединенных Штатов, и всего сильнее — нашей де-факто Столицы, нашего Вавилона-на-Гудзоне, Нью-Йорка!
Некоторые говорят, что американские евреи взяли на себя роль эксплуататоров; некоторые утверждают, что американские евреи гонятся за наживой и хитроумно добиваются своего. Но что же тут плохого? Это и движет экономикой. Разве мы на Западе не умеем это лучше всех? Столько добра — лишь руку протяни. Разве наша культура не зиждется на Свободном Предпринимательстве?
Даже в таких продвинутых авангардистских салонах — скажем, подобных нашему Дому Аниты, — встречаются ярые антисемиты, которые утверждают, что богатые евреи выставляют себя напоказ. Они — предмет зависти неимущих: чернокожих, которые едва слезли с пальм, и латиноамериканцев, нищих и еле спасшихся от голода.
Но эти богатые евреи в меньшинстве. В Нижнем Ист-Сайде Манхэттена, в Бруклине и Бронксе немало еврейских бедняков.
Так или иначе, евреи, которых видел я, особенно в Европе, ревностно играют ту роль, что назначила им жизнь: принимают все, что дают, горечь вместе со сладостью.
Я всегда считал евреев честными, трудолюбивыми, умными и законопослушными людьми. Из-за своего безнадежного статуса меньшинства они так и не развили в себе волю к власти. Они не подобострастны. Изо дня в день они упрямо выживают и усердно трудятся, поэтому их можно счесть самыми прилежными слугами.
Так, во времена Гитлера они естественным манером признали своих новых Хозяев. Они смирились со страшными гонениями и смертоубийством от рук новых владельцев. Как и полагается истинным слугам, они терпели свою трагедию до последнего.
Они не восставали, за исключением очень немногих, да и то — когда было уже поздно. Наверняка они и восстать толком не могли — я, как преданный слуга, понимаю, что мы, даже бунтуя, препятствуем полному уничтожению господской собственности{52}.
По всем этим причинам я отношусь к евреям с нежностью, стараюсь выказывать справедливость и сочувствие даже американским евреям. Которые, как я понимаю, — совсем иное племя, нежели их гонимые и смиренные европейские собратья.
20. После Иудейских войн
Сегодня на Пятой авеню парад. Не для ирландцев, поляков или литовцев, которые самовлюбленно маршируют в честь какой-нибудь годовщины. Нет, сегодня маршируют римские воины — они энергично шагают вперед, неся над головами тяжелых победоносных орлов. Впереди на коне — император Тит{53}.
Они только что вернулись с Иудейских войн.
Тротуары Пятой авеню забиты гражданами, которые пристально и безмолвно наблюдают из-за деревянных полицейских барьеров{54}. Они с опаской смотрят, как мимо тащатся усталые еврейские заключенные. Эти люди несут на плечах сокровища Храма{55}. Кое-кто не выдерживает и чуть не падает под грузом гигантской серебряной меноры.
Лица еврейских заключенных искажены бессильным гневом. Их бороды спутаны и неопрятны. Пот катится по их жилистым и худым телам. И все же, они маршируют, и редко кто из них падает.
Они не дают себе передышки. Время от времени на их искаженных болью лицах пробиваются улыбки, словно они пребывают в тихом экстазе от своего сверхчеловеческого бремени.
Эти еврейские заключенные маршируют в Метрополитен-музей, несут туда сокровища своего утраченного Храма. Все их ноши затем соберут и превратят в предметы искусства — ради назидания и общественного прогресса.
21. Падение Джуди Стоун
