Хроники Заводной Птицы - Мураками Харуки (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Кап! кап! кап! – слезы капали прямо в серебристую лужу из лунного света и растворялись в ней. Мне казалось, что слезинки всегда были частичками этого света. Летя к земле, они купались в лучах и красиво переливались, прямо как как кристаллы. Я вдруг заметила, что тень моя тоже плачет и каждая слезинка роняет свою четкую тень. Ты видел когда-нибудь тени от слез, Заводная Птица? Они не такие, как обычные тени. Ничего похожего. Они приходят из какого-то другого, далекого мира в наши сердца. Или нет. Мне пришло в голову: может, слезы, которые проливает моя тень, настоящие, а те, что из моих глаз льются, – просто тени? Думаю, ты ничего не понял, Заводная Птица. Что может случиться, когда глухой ночью семнадцатилетняя девчонка нагишом ревет под луной? Да ничего.
Вот что произошло час назад в этой комнате. А сейчас я сижу за столом и пишу карандашом это письмо (одетая, конечно).
Ну, пока, Заводная Птица! Как бы это сказать… Вместе с лесной утиной братией желаю тебе тепла и счастья. Если с тобой что-нибудь случится, зови меня в следующий раз громче, не стесняйся.
Спокойной ночи».
39. Два вида новостей
•
Исчезнувшее без следа
– Корица притащил тебя сюда, – сказала Мускатный Орех.
Первое, что я почувствовал, придя в себя, была боль во всех ее разнообразных проявлениях, боль, которая скручивала и ломала мое тело. Болели ножевые раны, каждый сустав, каждая косточка, каждый мускул. Должно быть, спасаясь бегством от преследователей, в темноте я несколько раз крепко обо что-то приложился. Но то была какая-то неправильная боль – нечто очень близкое к боли, однако с уверенностью назвать это болью было нельзя.
Дальше я понял, что нахожусь в «резиденции», лежу на диване в «примерочной», одетый в незнакомую новую темно-синюю пижаму и накрытый одеялом. Шторы раздвинуты, через окно в комнату вливается яркое утреннее солнце. Наверное, часов десять. Свежий воздух, время продолжает свой ход… Как это все? В голове не укладывалось.
– Корица притащил тебя сюда, – повторила Мускатный Орех. – Раны у тебя не очень серьезные. Та, что на плече, довольно глубокая, но, к счастью, сосуды не задеты. А на лице – вообще пустяк, царапина. Чтобы не осталось шрамов, Корица их зашил – иголка с ниткой оказались под рукой. Вполне прилично получилось. Нитку можешь сам через несколько дней вытащить или в больницу сходи.
Я открыл было рот, но язык не слушался. Удалось только втянуть в себя воздух и выдохнуть, издав резкий, неприятный звук.
– Тебе лучше пока лежать спокойно и не разговаривать, – продолжала Мускатный Орех, сидевшая рядом на стуле, положив нога на ногу. – Корица сказал, что ты слишком долго просидел в колодце, и все могло кончиться очень плохо. Меня ни о чем не спрашивай. Я толком ничего не знаю. Посреди ночи раздался звонок, я вызвала такси и примчалась сюда. А что происходило до этого, мне неизвестно. Одежда на тебе была вся мокрая и в крови. Мы ее выбросили.
Судя по ее костюму – не такому изысканному, как обычно, – она, похоже, в самом деле собиралась впопыхах. Кремовый кашемировый свитер, под ним – мужская рубашка в полоску, шерстяная юбка оливково-зеленого цвета. Никаких украшений, волосы наспех собраны сзади в пучок. Немного заспанное лицо. Но все равно вид у нее был как на фотографии в каталоге. Мускатный Орех сунула в рот сигарету, прикурила, по обыкновению резко щелкнув золотой зажигалкой, и, прищурив глаза, затянулась. Услышав щелчок зажигалки, я убедился, что действительно не умер. По всей видимости, Корица вызволил меня из колодца в самый последний момент.
– Корица все понимает и чувствует, – сказала она. – И в отличие от нас с тобой, всегда серьезно взвешивает разные варианты и возможности развития событий. Но даже ему не пришло в голову, что вода так неожиданно затопит колодец. Такой возможности он не предполагал. Поэтому еще немного – и ты бы погиб. Мальчик даже запаниковал. Я его таким никогда не видела.
Мускатный Орех едва заметно улыбнулась.
– Я уверена – он тебя любит.
Она еще что-то говорила, но я уже ничего не слышал. Заломило в глазах, веки, налившись страшной тяжестью, закрылись, и я, как на лифте, стал погружаться в темноту.
Чтобы восстановиться, моему телу понадобилось ровно два дня. Все это время Мускатный Орех ухаживала за мной. Я не имел сил подняться, разговаривать, не мог есть – лишь выпил несколько глотков апельсинового сока да сжевал пару кусочков персика из банки. Вечером она уезжала домой, а утром возвращалась. Ночью возле меня делать было нечего, потому что я спал как убитый. Впрочем, не только ночью, но по большей части и днем. Наверное, для выздоровления сон нужен был мне в первую очередь.
Корицу я так ни разу и не видел. Мне показалось, что он – не знаю почему – намеренно избегал встречи со мной. Я слышал, как въезжала в ворота его машина – через окно доносилось специфическое басовитое урчание мотора, какое бывает только у «порша». На «мерседесе» он больше не ездил; привозил и увозил мать, доставлял одежду и продукты на своей машине. Но в дом не входил, передавал все, что привез, Мускатному Ореху в прихожей и тут же уезжал.
– С «резиденцией» мы скоро расстанемся, – заявила она. – А моими дамами опять придется заниматься мне. Значит, так тому и быть. Ничего другого не остается, буду продолжать, пока есть силы. Это судьба. А тебе с нами, наверное, делать больше нечего. Вот кончится все, поправишься, и будет лучше, если забудешь о нас поскорее. Потому что… Да, совсем забыла тебе сказать. О твоем брате – точнее, о брате твоей жены. О Нобору Ватая.
Мускатный Орех принесла из другой комнаты газету и положила на стол.
– Вот, Корица привез. Вчера в Нагасаки твоего шурина хватил удар. Его отвезли в больницу, но он до сих пор без сознания. В газете пишут, что неизвестно, выздоровеет он или нет.
Нагасаки? Я с трудом понимал, что она говорит. Собрался что-то сказать, но слова где-то застряли. Удар с Нобору Ватая должен был случиться на Акасаке. При чем здесь Нагасаки?
– Ватая-сан выступал в Нагасаки с лекцией перед большой аудиторией, и после нее состоялся обед с организаторами, во время которого он неожиданно рухнул как подкошенный. Его отправили в ближайшую больницу. Что-то вроде инсульта. Говорят, у него с рождения какие-то проблемы с сосудами головного мозга. Пишут, что, наверное, какое-то время будет прикован к постели. Может случиться, речь у него не восстановится, даже если сознание вернется. Так что вполне возможно, что его политической карьере конец. Жаль, еще такой молодой. Я тебе газеты оставлю, станет лучше – сам почитаешь.
Сказанное дошло до меня не сразу. В сознании слишком ярко стояли кадры теленовостей, увиденные мною в вестибюле отеля: офис Нобору Ватая на Акасаке, толпа полицейских, центральный вход в больницу, напряженный голос диктора… Но постепенно я объяснил, внушил себе: «То были новости того мира». В реальности, в этом мире, я вовсе не бил его битой. Значит, в реальности не будет никакого полицейского расследования и арестовывать меня никто не будет. У человека случилось кровоизлияние в мозг, у всех на виду. Преступлением здесь и не пахнет. Можно вздохнуть с облегчением. Ведь человек, напавший на Нобору Ватая, о котором говорил диктор по телевизору, походил на меня как две капли воды, а алиби у меня не было.
Между тем, что я забил кого-то в том мире до смерти, и ударом, свалившим Нобору Ватая, определенно должна быть взаимосвязь. Наверняка я убил нечто жившее внутри него или накрепко с ним связанное. И похоже, он предчувствовал это – его все время мучили кошмарные сны. Но то, что я совершил, не лишило его жизни. Он каким-то образом выжил, удержался на самом краю. А нужно было до конца перекрыть ему кислород. Что же будет с Кумико? Неужели, пока он жив, она не сможет вырваться оттуда? Освободиться от его колдовских пут, протянувшихся из мрака забытья?
