Атлант расправил плечи. Трилогия. - Рэнд Айн (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Кормилица спросил его на заводе:
— Мистер Риарден, что такое нравственный принцип?
— То, что причиняет множество неприятностей.
Парнишка пожал плечами и со смехом произнес:
— Боже, какое получилось чудесное шоу! Ну и задали вы им трепку, мистер Риарден! Я сидел у приемника и вопил.
— Как ты понял, что это победа?
— Но ведь вы победили, правда?
— Ты в этом уверен?
— Конечно, уверен.
— То, что убеждает тебя в победе, и есть нравственный принцип.
Газеты молчали. После преувеличенного внимания, которое они уделяли предстоящему суду, они вели себя так, словно говорить о нем уже нет никакой необходимости. Все опубликовали короткие сообщения на разных полосах, изложенные таким языком, что никто из читателей не смог бы догадаться о противоречивости процесса.
Бизнесмены, с которыми он встречался, казалось, старались избегать разговоров о суде. Некоторые вообще его никак не комментировали. Отворачивались, скрывая под напускным безразличием свое тайное негодование, будто боялись, что даже простой взгляд на Риардена могут интерпретировать как точку зрения. Другие изрекали:
— По моему мнению, Риарден, вы поступили неумно… Мне кажется, что сейчас не время заводить врагов… Мы не можем позволить себе вызывать недовольство.
— Чье недовольство? — спрашивал он.
— Не думаю, что правительству это понравится…
— Увидите, какие будут последствия…
— Ну, я не знаю… Общество не примет этого…
— Вы еще увидите, как люди примут произошедшее…
— Ну, не знаю… Мы так старались не давать оснований для всех этих обвинений в личной наживе, а вы сами дали врагу оружие против нас…
— Может, вы готовы согласиться с врагом, что у вас нет права на личную прибыль и собственность?
— О, нет. Нет, конечно, нет, зачем доводить все до крайности? Всегда есть золотая середина.
— Золотая середина между вами и вашими убийцами?
— К чему такие слова?
— Я сказал на процессе правду или неправду?
— Ваши слова можно неправильно понять и извратить.
— Так правду я сказал или нет?
— Публика слишком тупа, чтобы в этом разобраться.
— Так правду я сказал или нет?
— Сейчас, когда народ голодает, не время похваляться богатством. Это может толкнуть людей на захват всего и вся.
— Но разве разговоры о том, что вы не имеете права на богатство, а они имеют, не могут подстрекать людей?
— Я не знаю…
— Мне не нравится то, что вы сказали на процессе, — заявил еще один.
— Я вообще с вами не согласен, — отрезал третий. — Я лично горжусь тем, что тружусь на благо общества, а не для собственной наживы. Мне нравится думать, что у меня есть более высокая цель, чем просто зарабатывать себе на трехразовое питание и лимузин «хэммонд».
— А мне не нравится идея об отмене директив и контроля, — высказался четвертый. — Они, конечно, перегибают палку, но чтобы работать совсем без контроля? Я не могу с этим согласиться. Считаю, что немного контроля необходимо. Ровно столько, чтобы обеспечить общественное благо.
— Прошу меня простить, господа, — сказал Риарден, — за то, что спасу ваши головы заодно со своей.
Группа бизнесменов, возглавляемая мистером Моуэном, не высказалась относительно судебного процесса. Но спустя неделю они с большой помпой объявили, что финансируют строительство центра развлечений и отдыха для детей безработных.
Бертрам Скаддер не упомянул в своей колонке судебный процесс. Но по прошествии десяти дней он написал среди коротких заметок в рубрике «Разное»: «Сама идея о публичной значимости мистера Хэнка Риардена могла возникнуть из-за того факта, что из всех социальных групп он, по-видимому, самый непопулярный среди своих коллег-бизнесменов. Его старомодный ярлык безжалостности кажется слишком шокирующим даже самым хищным промышленным баронам».
* * *
Однажды декабрьским вечером, когда улица за окном напоминала больное горло, кашляющее автомобильными сигналами в предрождественских пробках, Риарден сидел в своем номере в отеле «Уэйн-Фолкленд», пытаясь побороть врага, более страшного, чем усталость или страх: отвращение, возникающее при мысли о необходимости иметь дело с людьми.
Он сидел, не в силах отправиться на улицу, не в силах двинуться, будто прикованный к стулу и к своей комнате. Он часами старался избавиться от мысли, что настигала его с настойчивостью ностальгии: единственный человек, которого он хочет видеть, находится здесь, в отеле, несколькими этажами выше.
Он поймал себя на том, что, входя в отель или выходя из него, задерживается в фойе, околачиваясь без необходимости у почтовых ящиков и стоек с газетами, оглядываясь на потоки спешащих людей, надеясь увидеть среди них Франсиско д’Анкония. Заметил, что, нередко обедая в одиночку в ресторанах отеля, не сводит глаз с портьер у входа. Теперь, сидя у себя в номере, он думал о том, что их разделяет всего несколько этажей.
Он поднялся, возмущенно хохотнув. «Веду себя, как женщина, которая ожидает телефонного звонка и борется с желанием прервать пытку, первой сделав шаг навстречу», — подумал он. Наконец он решил, что причины, по которой он не может отправиться к Франсиско д’Анкония, если он действительно этого хочет, не существует. И все же, сказав себе, что сегодня пойдет к нему, Риарден почувствовал в охватившем его облегчении опасный оттенок капитуляции.
Шагнул к телефону, чтобы позвонить в номер Франсиско, но остановился. Не этого ему хотелось. Он желал просто войти непрошеным гостем, как Франсиско явился к нему в контору, словно установив между ними негласное право на подобные визиты.
По пути к лифту Риарден говорил себе: может, его нет в номере, а если он там и развлекается с девицей, вот будет фокус. Но это казалось нереальным, он не мог представить себе в такой ситуации человека, которого видел у разверстой огненной печи. Он самонадеянно поднялся в лифте на нужный этаж, прошел по коридору, чувствуя, как горечь растворяется в веселье, и постучал в дверь.
— Войдите! — раздался рассеянный голос Франсиско.
Риарден отворил дверь и остановился на пороге. Посреди комнаты на полу стояла одна из дорогущих ламп под атласным абажуром, бросая круг света на широкие листы чертежей. Франсиско д’Анкония в нарукавниках, с упавшей на лицо прядью волос, лежал на полу, опираясь на локти, покусывая кончик карандаша, погрузившись в изучение какой-то точки на чертеже. Он не поднял головы, казалось, позабыв о том, что в дверь стучали. Риарден попытался рассмотреть чертеж: изображение напоминало секцию плавильной печи. Он застыл, заинтригованный: если бы он нарисовал свой собственный образ Франсиско, картина была бы именно такой: целеустремленный молодой человек, задумавшийся над трудной задачей. В это мгновение Франсиско вскинул голову. В следующую секунду поднялся на колени, глядя на Риардена с невероятно радостной улыбкой. Затем быстро схватил чертеж и отбросил в сторону, торопливо перевернув изображением вниз.
— Я помешал? — спросил Риарден.
— Нисколько, входите, — Франсиско улыбался. Риарден внезапно уверился в том, что Франсиско его ожидал, ожидал победы, на которую не слишком надеялся.
— Чем занимаешься? — спросил Риарден.
— Так, развлекаюсь.
— Покажи мне.
— Нет, — он поднялся и отшвырнул чертеж ногой.
Риарден заметил, что, хоть его и раздражало хозяйское поведение Франсиско в его заводском кабинете, сам он сейчас грешил тем же: не объясняя причины своего визита, просто пересек комнату и уселся в кресло, непринужденно, словно у себя дома.
— Почему ты не пришел продолжить начатый разговор? — спросил он.
— Вы великолепно продолжили начатое без моей помощи.
— Ты имеешь в виду мой судебный процесс?
— Да, ваш процесс.
— Откуда ты знаешь? Тебя там не было.
Франсиско улыбнулся, потому что в вопросе скрывалось признание: я ждал, что ты придешь.
— Вы не предполагаете, что я слышал каждое слово по радио?
