Звездное тяготение - Горбачев Николай (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные TXT) 📗
– Песня "Стань таким…"
Шмелиное гудение смолкло. Курносый баянист поправил на плече ремень, низко, точно прислушиваясь, склонился ухом к лакированной деке, взял первый аккорд. Потом победно глянул на певицу: мол, можно начинать.
У Нади оказался несильный, но приятный голос. Сложив впереди руки по-детски, ладошка к ладошке, будто зажала в них что-то и сейчас спросит: "Отгадай!", она пела с чувством, вкладывая все свое умение и старание:
просила настойчиво, но с достоинством, голос ее высоко, на срыве вибрировал, и от этого сильней подмывало, поскребывало у меня сердце.
Надя закончила. Пушкарев замолотил, не жалея рук, хлопки у него получались резкие, с металлическим звуком – выделялись из всех других. Все это я слышал и сознавал отдаленно, ровно в полусне.
Вернул в чувство насмешливо-веселый голос Пушкарева:
– Проснись! Здорово пела, руками хоть поработай!
С запозданием, когда Надя уже мелькнула за кулисы, успел хлопнуть раза три.
– Ты что, действительно спал? – нагнулся он ко мне. – А сначала показалось: или с первого раза влип или знаешь ее.
– Видел, когда с ночных возвращались.
Он уставился на меня с удивлением и любопытством, но ничего не сказал: или понял, что правда, или потому, что конферансье объявил очередной номер. Впрочем, все равно.
После концерта публика валом повалила из клуба в единственную дверь. Парни и девчата принялись освобождать зал для танцев – со смехом и визгом перетаскивали скамьи в дальний угол, наваливая одна на другую.
Пушкарев потянул меня на воздух – освежиться и покурить, а когда снова зашли в клуб, в углу уже возвышался штабель скамеек, часть их была расставлена вдоль стен – на них сидели ребята. Радиола с хрипом, тягуче, будто из последних сил, выдавливала звуки какого-то старого танго. Четыре пары танцевали посередине, танцевали как-то серьезно и тщательно.
Я чувствовал себя просто и свободно – минутное настроение, возникшее тогда под впечатлением песни, улетучилось. Мой защитительный критицизм давал и тут себя знать: какое мне дело до всех, думал я, пусть смотрят, это не в кафе с пустым карманом, тут мне твердо известно, что умею и как. Или… оттого, что сказал себе: не думать больше об Ийке, мне все равно, как она поведет себя? Она свободна, как и я, мы не связаны никакими ненужными словами и обетами, и я вот буду танцевать… Оглядел зал – Нади не было. Напротив двери у противоположной стенки сидела девушка с завитой, в кудряшках головой, подведенными бровями и мушкой на левой щеке.
Пушкарев шепнул разгоряченно:
– Ты выбрал?
– Иду на мушку!
Дурашливо, ничего не поняв, он гмыкнул. С внутренней улыбкой я прошел через весь зал к той самой девушке с мушкой. От меня, не скрылись ее боязливый трепет, торопливое движение навстречу. Догадался – она ждала, что подойду. С готовностью поднялась. Неужели ее желания передались мне? Телепатия сделала свое дело? Впрочем, что бы ни было, я знаю себе цену. И вот она, эта девушка с искусственной мушкой и теплой покорной ладошкой, лежавшей в моей руке, лишний раз подтверждала правоту моих мыслей…
На мои побасенки, которые без умолку рассказывал ей на протяжении всего танца, она заученно улыбалась, показывая свои редкие, но отменно чистые голубовато-фарфоровые зубки.
Отвел ее на место. А когда радиола грянула медью "Амурские волны", увидел у самой сцены Надю – все в том же фиолетовом платье. Неужели она сидела там, а я не заметил?…
Она равнодушно, нехотя поднялась, когда вырос перед ней и подчеркнуто поклонился. Рука ее легла мне на плечо, почти не дотрагиваясь до него, и мы закружились. После нас вставали новые пары. Пушкарев тоже завертелся с моей первой партнершей.
Я видел строго сдвинутые Надины брови, так что над ними образовались ямочки, коса мягко, шелковисто щекотала мою руку, касавшуюся Надиной спины. Она меня явно не узнавала. Не удивительно: с той случайной встречи на дороге после ночных занятий прошло немало времени.
У меня вспыхнула игривая мысль: подурачиться, разыграть ее и вообще взять насмешливый тон. Нагнувшись к уху – рядом белая бархатистая мочка, – медленно и негромко декламирую:
– Знакомства миг, как легкий бриг: подует ветер – и унесет… Здравствуйте, Надя.
Брови ее недовольно дрогнули, она подняла глаза:
– Здравствуйте… – Тон был нерешительным, и, судя по строгому лицу, она с трудом вспоминала: почему ее знают? Но вдруг еще неуверенно, но радостно просветлела. – Вы из тех, что месяц назад на шоссе поломали какую-то там установку… ракетную, что ли?
– Зачем же так жестоко? Просто увидели хороших девушек у дороги и остановились.
Она почувствовала рисовку, тряхнула головой – коса соскользнула с моей руки – и снова посерьезнела.
– Вы на концерте были? Интересно, понравился?
– Мой сосед вас оценил: руки отбил от усердия. А за то, что я не сделал того же, обвинил меня, будто спал. Впрочем, бывает, и старик Гомер иногда подремывает.
– Да? А это не так?
– Это не так, когда птицы поют… Кажется, какой-то романс.
Насмешливо взглянув, она притворно вздохнула:
– Жаль, не всем дано знать романсы.
Приподнявшиеся на лбу брови подержались всего секунду и снова опустились. Они у нее, оказывается, очень подвижные – чувствительные к малейшим движениям души. А я вдруг подумал: "Наплевать на ее пикировку, даже хорошо, покручу мозги, и ладно. Вот сейчас там у нее в голове произошла зацепка, ее уже не сбросишь – надо думать, что и как… Словом, все идет… по нотам".
От нее я не отходил весь вечер. Мы танцевали, не пропуская ни одного танца, и под хриплые, простуженные звуки радиолы острословили, смеялись, шутили, перекидывались замечаниями и вопросами. На нас обратили внимание: нет-нет да и ловил на себе взгляды любопытных. А когда во время танца близко сходились с Пушкаревым (он упорно обхаживал девушку с мушкой), в его усиленных подмигиваниях читал и зависть, и поддержку.
В клубе томилась застоявшаяся духота, хотя окна были распахнуты настежь в загустевшую вечернюю синь; тучи юркой взбудораженной пыли плавали в электрическом свете; на свет залетали ночные бабочки, метались, ударяясь со звоном о плафоны под потолком.
После вальса Надя, разгоряченная – завитушки волос упали на лоб, – остановилась около входных дверей.
– Благодарю. Мне пора домой.
– Грызете гранит науки, слышал?
– Да.
– Нет повести печальнее на свете…
– Почему? – в голосе ее – веселое ожидание, в глазах – еле сдерживаемый смех.
– Науки сокращают жизнь, оставляют от студентов кожу, кости…
– По мне это не заметно!
– …и хвосты в виде несданных зачетов.
– Поклеп на весь честной студенческий род. Не потерплю!
– Готов встать к барьеру. Провожу вас?
– Не хочу брать грех на душу. Вы пришли танцевать? – Она прищурилась. – Не отказывайте себе в лишнем удовольствии. В жизни их так мало!
– Все ясно, – вздохнул я, стараясь придать своему голосу больше трагизма. – Говорят, коль сразу не пришелся девушке по вкусу, то после уж к ней не подъедешь и на козе!
Смех у нее наконец выплеснулся наружу, заливистый, чистый – побежали, перескакивая с камешка на камешек, ручейки. Смеялась, похлопывая ладошкой по груди. Нет, это была не та Надя – смущенная, скромно стоявшая тогда на дороге среди девчат. В душе похвалил себя: конечно, в этом моя заслуга.
Брови ее подрагивали. Встряхивая чуть запрокинутой назад головой, точно стремясь освободиться от тяжести косы, она повторяла:
– Хорошо! На козе даже…
И вдруг оборвала смех, взглянула с улыбкой, в которой было и изумление открытием, и неожиданно пришедшая милость.
– Опасный вы человек. Что с вами сделаешь…
Голос все тот же шутливый, но с грудными ломкими нотками. Усмехнулся, толкнув перед ней дверь: все идет по плану!
