Средний пол - Евгенидис Джеффри (мир бесплатных книг txt) 📗
— Будут эвакуированы только граждане Франции. Оформление виз начнется немедленно.
Когда раздается стук, все подпрыгивают от неожиданности. Степан подходит к окну и выглядывает.
— Наверное, это папа.
— Впусти его! Скорей! — говорит Туки. Гарегин бросается вниз, перепрыгивая через две ступени. У двери он останавливается, переводит дух и открывает ее. Сначала ему ничего не удается разглядеть. Затем раздается слабое шипение и оглушительный гром. Ему кажется, что этот звук не имеет к нему никакого отношения, но потом замечает, что на пол вдруг падает оторвавшаяся от его рубашки пуговица. Гарегин наклоняется, и тут же его рот заполняется теплой жидкостью. Он чувствует, что его отрывают от пола, и это ощущение вызывает у него детские воспоминания, когда отец подбрасывал его в воздух, поэтому он говорит: «Папа, пуговица», но затем его поднимают еще выше, и он успевает заметить стальной штык, когда тот входит в его грудь. Отблески огня играют на дуле винтовки и освещают восторженное лицо солдата.
Огонь подбирается к толпе на причале. Загорается крыша американского консульства. Языки пламени карабкаются по кинотеатру, пожирая его шатер. Толпа отступает от распространяющегося жара. Но Левти, ощутивший предоставившуюся возможность, непоколебим.
— Никто не узнает, — повторяет он. — Кто может узнать? Кроме нас никого не осталось.
— Это неправильно.
Крыши обваливаются, люди кричат, но Левти упорно приникает к уху сестры.
— Ты обещала мне подыскать хорошенькую гречанку. Ну так это ты и есть.
Слева от них человек бросается в воду, пытаясь утопиться, справа рожает женщина, которую муж прикрывает своим пиджаком. Повсюду раздаются крики «Горим! Горим!». Дездемона указывает на огонь.
— Слишком поздно, Левти. Теперь уже ничто не имеет значения.
— Но если мы выживем? Тогда ты выйдешь за меня?
Она кивает. И это решает все. Левти бегом бросается в сторону огня.
Лекало видоискателя мечется взад и вперед, выхватывая отдаленные фигуры беззвучно кричащих и протягивающих с мольбой руки беженцев.
— Они же заживо поджарят этих несчастных.
— Разрешите взять на борт пловца, сэр.
— Запрещаю, Филипс. Стоит взять одного — и придется брать всех.
— Это девочка, сэр.
— Какого возраста?
— На вид лет десять-одиннадцать.
Майор Артур Максвелл опускает бинокль. Треугольные желваки вздуваются на его скулах и снова исчезают.
— Взгляните на нее, сэр.
— Филипс, мы не можем руководствоваться эмоциями. На кон поставлено нечто большее.
— Взгляните на нее, сэр.
Майор Максвелл бросает взгляд на капитана Филипса, и крылья его носа начинают раздуваться. Затем он хлопает себя рукой по бедру и направляется к борту.
Луч прожектора скользит по воде, очерчивая круг видимости. Вода в его свете выглядит бесцветным бульоном, в котором плавают самые разнообразные предметы: ярко-оранжевый апельсин, мужская шляпа с остатками экскрементов на полях, обрывки бумаги. И вдруг среди этой безжизненной материи возникает она — намокшее розовое платье выглядит красным, волосы облепили маленькую головку. Ее глаза уже не выражают мольбу, она просто смотрит. Маленькие ножки взбивают воду как плавники.
Оружейный огонь с берега то и дело вздымает вокруг нее фонтанчики. Но она не обращает на это никакого внимания.
— Выключите прожектор.
Свет гаснет, и стрельба прекращается. Майор Максвелл смотрит на часы.
— Сейчас 21.15. Я ухожу в свою каюту, Филипс, и пробуду там до 7.00. Если за это время беженка будет поднята на борт, я не буду об этом знать. Понятно?
— Понятно, сэр.
Доктору Филобозяну даже не пришло в голову, что изуродованное тело, через которое он переступил на улице, это его младший сын. Он увидел только, что дверь его дома открыта. Войдя в прихожую, он остановился и прислушался. Вокруг была тишина. Медленно, не выпуская из рук саквояжа, он поднялся по лестнице. Свет горел, и гостиная была ярко освещена. Туки ждала его на диване. Голова ее была закинута назад, словно она заливалась смехом, открывая рану, в глубине которой поблескивало дыхательное горло. Степан сидел за столом, и его правая рука, в которой он держал охранное письмо, была пригвождена к столешнице кухонным ножом. Доктор Филобозян сделал шаг и поскользнулся, только тут заметив кровавый след, тянувшийся в коридор. Он прошел по нему до спальни и там обнаружил своих дочерей. Они нагие лежали навзничь. Груди их были вырезаны. Рука Розы была протянута к сестре, словно она пыталась поправить серебряную ленту на ее голове.
Очередь была длинной и двигалась медленно. У Левти было время повторить все необходимые слова. Он восстанавливал грамматику, бросая взгляды в свой разговорник. Он быстро осваивал урок первый «Приветствия» и, когда достиг стола чиновника, уже был готов.
— Имя?
— Элевтериос Стефанидис.
— Место рождения?
— Париж.
Чиновник поднял голову.
— Паспорт.
— Все погибло в огне. Я потерял все свои документы. — Левти сжал губы и резко выдохнул, как, по его наблюдениям, это делали французы. — Посмотрите, что на мне. Я лишился всех своих костюмов.
Чиновник криво улыбнулся и поставил печать.
— Проходите.
— Со мной еще жена.
— Полагаю, она тоже родилась в Париже?
— Естественно.
— Как ее зовут?
— Дездемона.
— Дездемона Стефанидис?
— Да. У нее та же фамилия, что и у меня.
Когда он вернулся с визами, Дездемона была не одна. Рядом с ней на чемодане сидел мужчина.
— Он пытался броситься в воду. Я его еле остановила.
— Они не умеют читать. Они неграмотные, — повторял обезумевший окровавленный мужчина с перевязанной рукой.
Левти попытался найти рану, но так и не смог. Он размотал серебристую ленту, которой была обмотана его рука, и отшвырнул ее прочь.
— Они не смогли прочитать письмо, — повторил мужчина и посмотрел на Левти, который тут же узнал его.
— Это опять вы? — изумился французский чиновник.
— Мой кузен, — промолвил Левти на чудовищном французском. И чиновник поставил штамп еще на одну визу.
Моторная лодка довезла их до корабля. Левти держал доктора Филобозяна, который норовил броситься в воду и утопиться. Дездемона открыла свою шкатулку и развернула яйца шелкопрядов, чтобы посмотреть, что с ними делается. Рядом в черной воде плыли люди. Те, что были живы, взывали о помощи. Прожектор высветил мальчика, взбиравшегося по якорной цепи боевого корабля. Но моряки вылили на него солярку, и он соскользнул вниз.
Трое новоявленных граждан Франции взирали с палубы «Жана Барта» на горящий город. Пожар продолжался в течение еще трех дней и был виден с расстояния в пятьдесят миль. Моряки ошибочно принимали поднимавшийся дым за гигантский горный кряж. В стране, куда они направлялись, уничтожение Смирны не сходило с первых полос в течение двух дней, пока его не затмило дело Холлса — Миллс (тело протестантского священника Холлса было обнаружено в спальне привлекательной хористки мисс Миллс). Полковник военно-морского флота Соединенных Штатов Марк Бристоль, обеспокоенный сохранением американо-турецких отношений, выпустил пресс-релиз, в котором утверждал, что «при том, что количество погибших вследствие убийств, пожаров и казней определить невозможно, их общее число не превышает двух тысяч». Американский консул Джордж Хортон назвал большую цифру. Из четырехсот тысяч христиан, проживавших в Смирне до пожара, к первому октября осталась ровно половина. Хортон ополовинил эту цифру и назвал число погибших в сто тысяч.
Якоря были подняты. И палуба задрожала под ногами, когда двигатели эсминца начали давать задний ход. Дездемона и Левти глядели на удалявшуюся Малую Азию.
Когда эсминец проходил мимо «Железного герцога», английский военный оркестр заиграл вальс.
ШЕЛКОВЫЙ ПУТЬ
Согласно древней китайской легенде, однажды в 2640 году до Рождества Христова принцесса Ши Линь-цзы сидела под тутовым деревом, когда вдруг в ее чашку с чаем упал кокон тутового шелкопряда. А когда она попыталась вытащить его, то заметила, что он начинает раскручиваться в горячей жидкости. Принцесса отдала один конец нити своей служанке и велела ей отойти. Служанка вышла из покоев принцессы во двор, затем миновала дворцовые ворота, и только когда она удалилась от Запретного города на полмили, нить закончилась. (На Западе эта легенда, слегка мутировав в течение трех тысячелетий, превратилась в историю о физике и яблоке. Впрочем, смысл остался тем же: великие открытия, будь то шелк или сила земного притяжения, всегда сваливаются с неба, и делают их люди, бездельничающие под деревьями.)
