Как закалялась сталь 2 и 1/2 - Кочергин Андрей Николаевич (книги онлайн .TXT) 📗
— Волоки их всех сюда. Последний бой — он трудный самый…
То ли мускулистая фигура, то ли явный идиотизм ситуации сыграли свою роль, но бабулыса в который раз нежно улыбнулась и всего лишь обронила:
— Вот же долбоёб!..
Затем взяла ведро и, по-утиному переваливаясь, грузно покатила свое тело за свежей порцией воды.
Потом они подружатся, она окажется милейшим и безобидным человеком, что вовсе не означает, что она считала психов настоящими людьми.
Медсестры были молоды и страшноваты, а потому сексуально переполнены. Через пару дней он рке смело хватал их за ягодицы, а они вяло отбивались, не скрывая возбуждения. В итоге дверь, ведущая на улицу через пищеблок, была для него открыта, несмотря на тюремную дисциплину в организации. Свободой не злоупотреблял, но его до странного пугала перспектива потери физической формы. В ту пору он имел 72 с половиной килограмма вполне тренированного мяса и вовсе не хотел изменений этого положения вещей. Открывал пищеблок, забирал спортивную форму из кухонного стола и бегал пятнадцатикилометровые кроссы за час (то есть по четыре минуты на километр — о как!), убивая свои тяжелые служебные мысли и, возможно, лишние калории. Дурдом находился в лесу, рядом имелось даже небольшое озеро, где вполне можно было искупаться после пробежки.
Обследование шло своим чередом После недели ударной, сверхплановой сдачи анализов он попал на прием к своему лечащему врачу — обладательнице еврейской наружности, несексуальных лет и деревянного неподвижного лица. У дамы была красивая славянская фамилия Шмидт, ученая степень кандидата медицинских наук и огромные очки, через которые она воорркенно-мерцающе смотрела на «проявления объективной реальности, данной нам в ощущениях» (В. И. Ленин). За все время пребывания в дурке больной так и не отделался от навязчивого, но вполне естественного желания спереть эти самые очки и выжечь на подоконнике: «Слава КПСС!»
— А что, молодой человек, почему-таки вы не сняли с шеи золотую цепь с крестом? Вы что, с распорядком не близко знакомы?
— Да нет, знаком. Просто я человек набожный, а крест у меня только золотой, другого нет.
— А кому это интересно, я вас умоляю? Снять и сдать родственникам, сделайте такое нежное одолжение, на первом же свидании. Да, еще одно! Иду я на службу в прекрасном настроении и вдруг вижу молодого человека, бегущего по лесу, очень похожего на вас. Вы бежать не можете, потому как у нас больные по лесу не бегают — они у нас уже даже не сидят, они у нас уже лежат! Так это, видимо, брат-близнец. Вы ему таки передайте, что если он еще раз будет замечен в окрестностях больницы, то вам изменят режим содержания.
— А что за режим?
— Еще один вопрос, и будет что внукам рассказать, если, конечно, маразм к тому времени в ежика пыхтящего не превратит.
Пришлось предусмотрительно замолчать. Служба в разведподразделении формирует простые и надежные навыки. Его больше никто не видел в лесу, никто не знал, когда и насколько «болезный» исчезал из поля зрения Пиночета.
Так величали старшую медсестру, всеслышащую и всевидящую гром-бабу. Эта тетя была ветераном психиатрического фронта, сидящим в отдельном (!) микроскопическом кабинете, сделанном, видимо, с пятимиллиметровым припуском от ширины ее необъятных ягодиц.
Навыки навыками, но он не учел фискальные способы сбора информации. Какая-то больная сволочь накапала администрации, что в хозблоке хранится спортивная форма Девку уволили или перевели в другое отделение, а его вызвала к себе Пиночет. Ситуация отягощалась тем, что времена были еще тяжелые. Кроссовки не просто стоили денег, их было не купить, не говоря уж про трусы и майку с волшебным названием «Nike».
— Твое?
— Мое…
— А что это ты так на меня зыркаешь? Сейчас возьмешь ножницы и все порежешь на тряпки, а ботинки эти аляпистые — пополам.
— Что-о?!
— Молчать! Сейчас санитаров вызову! В клетку, в клетку упакую!
— Ах ты, сучка толстомордая, об меня, как о бомжа вонючего, ноги вытирать?! — он подался грудью на человекообразную свинью с крестом во лбу.
Пиночет пронзительно заверещала, налившись соком, поразительно напоминая Синьора Помидора из цветного мультфильма. Она заслонилась короткими пухлыми ручками и на одной ноте выводила, закрыв для уверенности поросячьи глазки:
— Сааааниииитааарыыы!..
Зрелище было настолько уморительным, что он прыснул и буквально загнулся в припадке гомерического хохота. Прибежавшие санитары оторопели. Картина была еще та Заливающийся слезами, скрюченный в конвульсиях хохота знакомый им «военный», и потерявшая дар речи и возможность подняться со стула, нервно всхлипывающая и булькающая соплями Пиночет…
— Что случилось?
— Да ничего, скучно было. Я состроил рожу и спрашиваю: «Галина Васильевна, а как вы относитесь к анальному сексу?» Ну и глаза вот так, и губу закусил. Откуда я мог знать, что на нее былое нахлынет и каскадный мультиоргазм накроет. Вон как колбасит сердешную. Принесите ей ведро для анализов, а мне — утку и кислородную подушку.
Санитары ползали по полу, а у него случился тот приступ смеха, который убивает пресс, не дает дышать, а когда через пять-десять минут, взяв себя в руки, замолкнешь, стоит взглянуть в пунцовое лицо соседа, и вот уже снова бьешься в судорогах, прося окружающих о пощаде.
Форму не порезали, а просто отправили на склад, а вот с ним стало происходить что-то неладное. Он вдруг стал «притормаживать». Идя «на горшок», натыкался на кресло или стену и замирал в оцепенении, ощущая себя частью неживой природы. Хорошо еще, под себя ухитрялся не надудонить, видимо, сказывались железная воля и годы тренировок!
Как-то с утра, находясь еще в относительной прозрачности мыслей, он попытался проанализировать причину такого глобального отупения. Скорее всего, «это» не в пище, а в тех витаминках-таблетках, которые Пиночет выдает. Неужели травит, падла?
Прежде чем проглотить пригоршню, он попытался визуально определить, что пьет. Надо сказать, к приему лекарств в дурдоме относятся, как к полковому знамени — с трепетом и соответственной ритуальной частью. Больной берет горсть «колес» левой рукой, закидывается и запивает из одноразового стаканчика в правой руке, после этого следует показать руки и открыть рот. В особых случаях Пиночет берет какую-то медицинскую хреновину и ковыряется в полости рта — вдруг больной по растерянности чего не проглотил. «Они, психи, чисто дети незапланированные, живут исключительно с одним девизом: «Время срать, а мы не ели!» Овощи беспонтовые! Что с них взять, кроме бакпосева?».
Среди обычных и знакомых витаминов, реланиума, ноотропила и глюконата кальция он заметил забавные белые капсулки. Точно такие же лежали в чудовищной по размеру банке с надписью на латыни, что-то вроде «неулептил», и примечанием на русском: «Только для клиник». Как фокусник Акопян, он непринужденно зажал это маленькое «муравьиное яйцо» между пальцев и картинно выпил препараты.
— Рот покажи, — процедила «бомба».
— Вот ведь какие фетиши у людей есть. Кто овечьи шарики под языком катает, кто соседские носки нюхает, а кто пломбы у молодых людей считает! Да будьте любезны, как псих — психу! Да с нашим пониманием, все для милых дам!..
Так он избежал первого за неделю впадения в столбняк. Нашел матерого шизика и выяснил у него, что эти малюсенькие капсулы — швейцарский корректор поведения, синтетический наркотик, забивающий психику до состояния полного отсутствия на этой планете. Недопитые капсулы с восторгом принимались местными наркотами и имели бешеный успех.
Месть «кота Леопольда», видимо, не ограничилась только выходкой с таблетками. После очередного обхода его отправили для беседы к светилу отечественных помешательств. Профессор оказался артистично-болезным на голову дядькой, он картинно обхватывал колено бледными пальцами и задавал вопросы, кульминационно закатив глаза. После неведомых ключевых вопросов профессор так расчувствовался, что запрокинул в итоге голову и устремил манерную бородку в потолок. Как со стула не падал — только ему известно, ну и Эмиль Кио, наверное, в курсе…
