Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок» - Флэгг Фэнни (чтение книг TXT) 📗
Руфь молчала.
— Ну пожалуйста, не сердись на меня!
— Не сердись? — Руфь обняла Иджи: — Ох, Иджи, я не сержусь. Я просто не могу представить, как буду жить, если с тобой что-нибудь случится. Правда!
У Иджи сердце застучало так, что чуть не выскочило из груди.
Когда они съели цыпленка, картофельный салат, печенье и почти весь мед, Руфь прислонилась спиной к стволу, а Иджи положила голову ей на колени.
— Знаешь, Руфь, ради тебя я могла бы убить. Любого, кто тебя когда-нибудь обидит, я сразу убью и никогда не пожалею об этом.
— Ой, Иджи, что за ужасы ты говоришь!
— Никакие не ужасы. Мне кажется, лучше убивать из-за любви, чем от ненависти. Ты не согласна?
— Я думаю, что вообще не надо никого убивать, ни по какой причине.
— Ладно, тогда я бы умерла ради тебя. Как ты думаешь, можно умереть ради любви?
— Нет, нельзя.
— А в Библии написано, что Иисус Христос умер ради любви.
— Это другое дело.
— Ничего не другое. Я согласна умереть хоть сейчас. Была бы единственным в мире покойником с улыбкой на лице.
— Не говори глупостей.
— Но я же могла сегодня умереть, разве нет?
Руфь взяла её за руку и улыбнулась.
— Моя Иджи — заклинательница пчел.
— Я — заклинательница пчел?
— Ты — заклинательница. Я слышала, что такие люди бывают, но видеть не доводилось.
— А это плохо?
— Не-ет, это прекрасно! Разве ты не знаешь?
— Вообще-то я думала, что это со мной что-то не то, может, я псих какой-то.
— Нет, это замечательно. — Руфь наклонилась и прошептала ей на ухо: — Заклинательница пчел, вот ты кто, старушка Иджи Тредгуд…
Иджи улыбнулась и посмотрела в чистое синее небо, и глаза у неё тоже стали синими. Она была так счастлива, как теплым летним днем могут быть счастливы только влюбленные.
29 августа 1924 г.
Забавно получается: многие живут рядом с человеком и не замечают, в какой момент они начали любить его. Про себя Руфь знала это с точностью до минуты. Она полюбила Иджи, когда та улыбнулась ей и протянула кувшин с медом. Чувства, которые Руфь старательно прятала, о которых старалась не думать, внезапно нахлынули на нее, и в этот миг она поняла, что любит. Поэтому и заплакала тогда. Никогда она не испытывала ничего подобного, и скорее всего, больше никогда не испытает.
А теперь, месяц спустя, из-за этого ей приходится уезжать. Иджи совсем девчонка, шестнадцать лет, она вряд ли соображает, что говорит. Она не понимает, о чем просит, умоляя Руфь остаться жить с ними. Но Руфь-то все понимала и сказала себе: уезжай, и чем скорее, тем лучше.
Она не знала, почему ей хотелось быть рядом с Иджи — только с Иджи и ни с кем другим. Хотелось — и все тут. Она молилась об этом, плакала, просила, но, как ни крути, ответ был один: надо ехать домой и выходить замуж за Фрэнка Беннета — молодого человека, с которым она обручена — и попытаться стать хорошей женой и матерью. Руфь была уверена: что бы Иджи ни говорила, она сумеет себя переломить и заживет нормальной жизнью. И Руфь приняла единственно правильное решение.
Когда она сказала Иджи, что завтра утром уезжает, та просто обезумела. Заперлась в своей комнате и стала бить и крушить все, что под руку подвернется. Грохот стоял по всему дому.
Руфь сидела у себя на кровати, сжав до боли руки, когда в комнату вошла мама.
— Руфь, пожалуйста, пойди к ней, поговори. Ни меня, ни отца она не впускает, а дети к ней идти боятся. Ну пожалуйста, милая, а то вдруг она, не дай Бог, что-нибудь с собой сделает.
Они услышали, как что-то упало на пол и разбилось. Мама умоляюще посмотрела на Руфь.
— Ох, Руфь, она там как бешеный зверь. Ну прошу тебя, пойди, может, тебе удастся хоть немного её успокоить.
В дверях появилась Нинни.
— Мама, Эсси Ру говорит, что Иджи разбила лампу. — Она взглянула на Руфь, как бы извиняясь. — Думаю, это она из-за твоего отъезда так огорчилась.
Руфь медленно шла по коридору. Джулиан, Милдред, Пэтси Рут и Эсси Ру прятались за дверями своих спален, — только головы торчали с застывшими от ужаса глазами.
Мама и Нинни остановились в конце коридора. Нинни заткнула уши. Руфь тихонько постучала. Из комнаты донесся вопль Иджи:
— Оставьте меня в покое, черт подери! — И что-то тяжелое ударилось о дверь.
Мама кашлянула и мягко сказала:
— Давайте спустимся в гостиную, пусть они побудут одни.
Дети поспешно скатились по лестнице. Руфь опять постучала.
— Иджи, это я.
— Убирайся!
— Мне надо с тобой поговорить.
— Нет! Оставь меня в покое!
— Пожалуйста, не будь такой.
— А ну отвали от моей двери! Я серьезно! — И что-то опять вдребезги разбилось о дверь.
— Пожалуйста, впусти меня.
— Я сказала нет!
— Ну, пожалуйста, милая.
— Нет!
— Иджи, сию минуту открой эту чертову дверь, слышишь!
Наступила тишина, потом дверь медленно отворилась. Руфь вошла и увидела, что Иджи устроила в комнате настоящий погром. Некоторые предметы были разбиты дважды.
— Ну зачем ты так? Ты же знала, что когда-нибудь мне придется уехать.
— Тогда почему мне нельзя с тобой?
— Я уже объясняла.
— Тогда останься.
— Не могу.
Иджи закричала изо всех сил:
— Почему?!
— Не могла бы ты орать немного потише? Ты пугаешь меня и маму, на весь дом слышно.
— А мне плевать.
— А мне нет. Почему ты ведешь себя как ребенок?
— Да потому что люблю тебя и не хочу, чтобы ты уезжала!
— Иджи, ты с ума сошла? Что люди могут подумать о взрослой девочке, которая ведет себя как не знаю кто?
— А мне плевать!
Руфь стала поднимать с пола вещи.
— Почему тебе надо выходить замуж за этого парня?
— Я тебе уже объяснила.
— Почему?
— Потому что я хочу этого, вот почему.
— Да ты же его не любишь!
— Люблю.
— Нет, не любишь. Ты любишь меня… сама знаешь. Сама знаешь!
— Иджи, я люблю его и выйду за него замуж.
Иджи, совсем потеряв голову, начала рыдать и кричать:
— Ты врунья, я ненавижу тебя! Лучше бы ты умерла! Не хочу тебя видеть, никогда, никогда! Я тебя ненавижу!
Руфь взяла её за плечи и сильно встряхнула. Слезы текли по лицу Иджи, она продолжала кричать:
— Ненавижу тебя! Чтоб ты сгнила в аду!
Руфь сказала негромко:
— Прекрати, слышишь? — И неожиданно для себя ударила Иджи по лицу — изо всех сил.
Иджи ошеломленно смотрела на неё и молчала. Они стояли, глядя друг на друга, и больше всего в эту минуту Руфи хотелось схватить девушку и прижать к себе — как можно крепче. Но она знала, что если сделает это, тогда наверняка не сможет уехать.
Поэтому она приняла самое трудное решение в своей жизни: повернулась и вышла, закрыв за собой дверь.
Старое шоссе Монтгомери,
Бирмингем, штат Алабама
9 февраля 1986 г.
Эвелин принесла коробку тэко, [14] которые продавались в трех кварталах от нее, и миссис Тредгуд просто растаяла от восторга.
— Это первая заграничная еда, которую я пробую, если не считать франко-американских спагетти, м-м-м, вкусно. — Она внимательно разглядывала тэко. — А он величиной с гамбургер «Кристалл», правда, похоже?
Эвелин не терпелось услышать, что дальше случилось с Руфью, и она попыталась переменить тему:
— Миссис Тредгуд, а Руфь в то лето все-таки уехала из Полустанка или осталась?
— Точно, они были величиной с бисквитное пирожное, а сверху посыпаны маленькими колечками лука.
— Кто?
— Гамбургеры «Кристалл».
— А-а, ну да, на них был лук маленькими колечками, так что было с Руфью потом?
— А что было с Руфью?
14
Свернутая горячая маисовая лепешка с начинкой из сыра, лука, рубленого мяса и бобов, с острой подливкой.