Орикс и Коростель - Этвуд Маргарет (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Коростель смотрел и ухмылялся. Почему-то его это очень веселило. А Джимми нет. Он представить себе не мог, как можно такое с собой сделать; Коростель говорил, что это талант — понимать, когда с тебя хватит. А сомнения Джимми объяснялись трусостью или просто органная музыка — дрянь?
Эти запланированные смерти его нервировали; напоминали про попугая Алекса, который говорил «А теперь я улетаю». Слишком четкие параллели между самоубийствами, Алексом, матерью Джимми и ее запиской. Все они четко извещали о намерениях, все исчезали.
Еще они смотрели программу «Дома с Анной К». Анна К. — самозваная художница с большими сиськами, занималась инсталляциями, по всему дому установила камеры, каждую секунду своей жизни транслируя на многомиллионную аудиторию. «С вами Анна К., я непрерывно думаю о своих радостях и горестях» — гласила надпись на титульной странице. Потом можно было посмотреть, как она выщипывает брови, воском депилирует линию бикини, стирает нижнее белье. Иногда она сидела на толчке, спустив старомодные клешеные джинсы до лодыжек, и вслух читала отрывки из старых пьес, исполняя все роли одновременно. Так Джимми впервые познакомился с Шекспиром — Анна читала «Макбета»:
Мы дни за днями шепчем: «Завтра, завтра».
Так тихими шагами жизнь ползет
К последней недописанной странице.
Оказывается, что все «вчера»
Нам сзади освещали путь к могиле1, — декламировала Анна К. Разумеется, она кошмарно переигрывала, но Снежный человек все равно был ей благодарен — она ему стала своего рода открытой дверью. Без нее он мог бы никогда всего этого не услышать. Все эти слова. К примеру, увядший. Кроваво-красный.
1 Пер. Б. Пастернака.
— Это что за дерьмище? — спросил Коростель. — Меняем канал!
— Нет, подожди минутку, — сказал Джимми, завороженный — чем? Чем-то, что хотел услышать. И Коростель ждал, потому что временами потакал Джимми.
Иногда они смотрели «Шоу Злобных Идиотов»: конкурсы — поедание живых зверей и птиц на время по секундомеру, призы — всяческие редкие блюда. Удивительно, чего ни сделают люди за пару бараньих отбивных или ломоть первоклассного бри.
А еще они смотрели порнографию. Ее в Сети было навалом.
Интересно, когда тело впервые отправляется на поиски собственных приключений, думает Снежный человек; бросив старых попутчиков, разум и душу, для которых когда-то было лишь утлой посудиной, или марионеткой, что разыгрывала их пьесы, или плохой компанией, что сбивала их с пути истинного. Наверное, тело устало от постоянного ворчания и нытья души, от интеллектуальной паутины пугливого разума. Душа и разум отвлекали тело, едва оно вонзало зубы во что-нибудь вкусное или пальцами нащупывало что-нибудь приятное. Телу, видимо, надоело, оно где-то их бросило, скинуло, как балласт, в гнилом святилище или захламленном лектории, а само нашло кратчайший путь в стрип-бары; и культуру оно тоже выбросило за ненадобностью: музыку, живопись, поэзию и драматургию. С точки зрения тела все это сублимация, не более того. Почему бы к делу не перейти?
Но у тела свои культурные формы. Свое искусство. Казни — его трагедии, порнография — любовные романы.
Чтобы получить доступ к самым отвратительным запретным сайтам — куда не войдешь до восемнадцати лет и без специального пароля, — Коростель использовал личный код своего дяди Пита с помощью сложного метода, который назывался «лабиринт с кувшинками». Коростель прокладывал в Сети хитрый путь, ломился через коммерческие сайты, куда проще получить доступ, а затем прыгал с кувшинкиного листа на лист, по ходу заметая следы. Так что дядя Пит, получив счет, не разберется, кто все потратил.
Еще Коростель обнаружил заначку дяди Пита — качественную ванкуверскую шмаль, которую тот хранил в банках из-под апельсинового сока в холодильнике: Коростель брал примерно четверть содержимого и разбавлял низкооктановым средством для чистки ковров — пятьдесят баксов за пакет в школьном буфете. Дядя Пит не догадается, сказал Коростель, потому что никогда не курит эту траву, разве что собравшись заняться любовью с Коростелевой матерью, но, судя по количеству банок в холодильнике и скорости их исчезновения, это происходит не слишком часто. Коростель сказал, что по-настоящему дядя Пит кайфует, командуя в офисе, хлеща кнутом невольников. Раньше дядя Пит был ученым, а в «Здравайзере» стал большой шишкой в финансовом отделе.
В общем, они сворачивали пару косяков, курили и смотрели казни и порнуху — части тела заторможенно двигаются на экране, подводный балет плоти и крови под давлением, жестко и нежно сходится, расходится, стоны и крики, крупным планом зажмуренные глаза, стиснутые зубы, фонтаны разных жидкостей. Если быстро прокручивать вперед-назад, все сливается в единое событие. Иногда они пускали и то и другое разом, на двух экранах.
Все происходило по большей части в полной тишине, если не считать звуков из колонок. Что смотреть и когда выключать, решал Коростель. Логично — это же его компьютеры. Порой он спрашивал: «Ну что, ты закончил?» — и потом менял запись. Все, что они смотрели, реакции у Коростеля не вызывало — он разве что забавлялся. И трава его, судя по всему, не цепляла. Джимми подозревал, что Коростель не затягивается.
А Джимми потом тащился домой, его вело от травы — будто поучаствовал в оргии, где был не в состоянии повлиять на все, что с ним происходило. Что с ним делали. Еще он чувствовал себя очень легким, будто из воздуха — разреженного воздуха, от которого кружится голова, на вершине какого-нибудь замусоренного Эвереста. Дома же родители — если были дома и сидели внизу — ничего не замечали.
— Проголодался? — спрашивала Рамона. Его невразумительное бормотание она принимала за «да».
«ПолныйГоляк»
Лучше всего было зависать у Коростеля после школы. Никто не мешал. Мать Коростеля дома почти не появлялась или вечно куда-то спешила — она работала диагностом в больничном комплексе. Нервная темноволосая женщина, узкогрудая и с квадратной челюстью. В тех редких случаях, когда Джимми сталкивался у Коростеля с его матерью, она обычно молчала. Рылась в кухонных шкафах, чем бы перекусить «вам, мальчики» (так она их называла). Иногда она посреди приготовлений замирала — выкладывая черствые крекеры на тарелку, кромсая рыжую с белыми прожилками вязкую сырную пасту — и стояла неподвижно, точно в комнате возник невидимка. Джимми казалось, что она не помнит, как его зовут; более того, что она не помнит, как зовут Коростеля. Иногда она спрашивала сына, чисто ли у него в комнате, хотя сама туда никогда не заходила.
— Она верит, что взрослые должны уважать личную жизнь детей, — с каменным лицом сказал Коростель.
— Могу поспорить, все дело в твоих заплесневелых носках, — ответил Джимми. — Никакие ароматы Аравии не отобьют этого запаха у этих маленьких носочков!1 — Он недавно открыл для себя всю прелесть цитирования.
1 Парафраз цитаты из «Макбета»: «Никакие ароматы Аравии не отобьют этого запаха у этой маленькой ручки» (пер. Б. Пастернака).
— Для этого у нас есть освежитель воздуха, — ответил Коростель.
Что касается дяди Пита, он редко появлялся дома раньше семи. «Здравайзер» рос как на дрожжах, и у дяди Пита появлялось все больше новых обязанностей. Он не был Коростелю настоящим дядей, он был вторым мужем Коростелевой матери. Он обрел этот статус, когда Коростелю было двенадцать, а в этом возрасте слово «дядя» не вызывает ничего, кроме отвращения. Но Коростель принял статус-кво — или сделал вид. Он улыбался, говорил: «Конечно, дядя Пит» и «Точно, дядя Пит», когда тот находился рядом, но Джимми знал, что Коростель дядю не любит.
Однажды днем — когда? Наверное, в марте, потому что на улице стояла неимоверная жара, они смотрели порнуху в комнате у Коростеля. Уже в память о старых добрых временах, уже с ностальгией — порнографию они переросли, вроде как тридцатилетние мужики шляются по молодежным клубам в плебсвиллях. Тем не менее они раскурили косяк, по новому лабиринту залезли к дяде Питу в карман и начали серфить. Залезли на «Тортик Дня» (хитрые кондитерские изделия в разных дырках, как всегда), затем на «Суперглотателей», затем на русский сайт с бывшими акробатами, балеринами и прочими гуттаперчевыми артистами.
