След сломанного крыла - Бадани Седжал (читаемые книги читать .txt) 📗
— Пора! — Рани пробирается между кроватями: дочери настояли на том, чтобы спать втроем в одной комнате последние недели перед свадьбой. Мать будит Тришу и Соню, затем улыбается Марин. — Вставай, бети. Нужно погладить одежду. Родственники скоро будут здесь.
— А как же еда? — спрашивает Марин.
— Я все приготовила вечером, когда вы пошли спать.
— Ты не спала?
— Посплю после свадьбы, — улыбается Рани.
— Ну и как мы все это перегладим? — спрашивает Триша. Перед ними лежат две аккуратно сложенные стопки: индийские платья для девочек и одежда Брента. Сверху лежит его любимый костюм — серый пиджак из тонкой материи и подходящие к нему брюки. Брент выторговал костюм, совсем новый, на распродаже за тринадцать долларов. Гордый своей покупкой, он надевает его при каждом удобном случае.
— Давайте-ка побыстрее, — Марин разворачивает первое платье. — Когда закончим, сможем помочь мамми.
— Даже и не собираюсь, — Триша строит гримаску. — Я ненавижу готовить.
— Не имеет значения, ненавидишь ты готовить или нет. Ты должна научиться.
— Я не должна делать то, чего не хочу, — упрямится Триша.
— Так дело не пойдет, — сердито говорит Марин. — Тебе пора повзрослеть.
— Кто это сказал? Кроме того, это моя жизнь, — заявляет Триша с завидным апломбом. — Мне и решать.
— Думаешь, я выбирала жениха сама? — Марин опускает голову, даже самой себе боясь сказать правду. — Мы даже незнакомы, а мне придется провести с ним всю жизнь.
Триша во все глаза смотрит на сестру. Признание Марин заставляет ее умолкнуть. Они приступают к глажке. Между ними пять лет разницы в возрасте, но сейчас сестер гораздо ощутимее разделяет растущая неловкость. Триша разворачивает и методично расправляет каждую вещь, а потом кладет на доску, чтобы Марин ее погладила. Поглаженную одежду она вешает на плечики.
— Сколько еще осталось? — Марин первой нарушает тишину. Ей не хочется, чтобы последние несколько часов, которые сестры проведут вместе, были заполнены молчанием.
— Папин костюм и одно сари, — Триша слегка касается плеча Марин: — Ты очень волнуешься? — она кладет брюки на стол. — Все переживают за тебя. Ты же будешь в центре внимания.
— Стало быть, ты не возражаешь, чтобы я ушла? — поддразнивает ее Марин.
— Я не знаю. Но не так уж плохо сбежать из этого дома. Верно? — похоже, Триша задает этот вопрос себе.
— Я не знаю, как все сложится. Не знаю, радоваться ли, что освобожусь от дэдди, или беспокоиться о вас. Ведь вы остаетесь здесь, — Марин внимательно смотрит на Тришу.
— О, за нас не беспокойся, — голос Триши звучит уверенно. — Только будь счастлива. Ладно?
Запах горелой материи застает их обеих врасплох. Марин запомнит это мгновение на всю жизнь. Не прожженную утюгом дырку в дешевом хлопке, а огромные, расширенные глаза сестер на побелевших от ужаса лицах. Негромкий звук приближающихся шагов не оставляет времени для изобретения объяснения. Как часто случается в их жизни, ни набатный колокол, ни барабанный бой не предупреждает о его приходе. Ярость отца прихотлива. Иногда серьезные проступки остаются незамеченными, а мелкие оплошности влекут за собой вспышки бешенства. Эти непредсказуемые нападения оставляют в душах его дочерей болезненные шрамы, которые не заживают гораздо дольше, чем физические.
При виде обугленной дыры лицо Брента багровеет, а глаза вылезают из орбит. Хотя прореха невелика, брюки уже ни на что не годны. Марин стоит прямо, лицом к нему. До завтра ей некуда бежать. Она не смотрит на него. Никто из них никогда не смотрит ему в лицо.
— Ты — дура, ты испортила мой костюм, — Брент пристально и гневно смотрит на Марин. — Может, тебе важна только твоя одежда? Может, ты думаешь, что какая-то особенная, раз выходишь замуж?
Марин не отвечает. Со временем они поняли, что лучше не отвечать. Собственные ответы отца все равно кажутся ему более убедительными.
— Я женат. И несмотря на это, я забочусь о других, и о ваших вещах тоже. Я оплатил все расходы на свадьбу, не так ли? А ты не уважаешь меня. Почему?
Он обхватывает запястье Марин большим и средним пальцами. Она смотрит на свою руку. Одно движение, и она сумеет вывернуться. Она ведь может отступить, сказать «не надо», закричать. Эта мысль тяготит ее, потому что она никогда раньше о таком и не думала.
Первый удар приходится ей выше уха. Он бьет ее раскрытой ладонью. Это его любимый прием. Для Рани предназначаются удары по спине или по животу. Соню он всегда бьет по затылку. Сначала ладонью, а потом кулаком.
— Раз, — начинает считать Триша. Это ее ритуал, ее способ выжить. Не важно, кого именно бьют сейчас, но Триша клянется, что количество ударов никогда не превышает восьми. Это ее счастливое число, поэтому она продолжает считать. Он не останавливает ее. Может быть, потому, что его кулак никогда не касался ее скулы. Тем не менее она отчаянно старается поскорее досчитать до восьми. Тогда насилие над теми, кого она любит, прекратится и она сможет снова вернуться к жизни.
Зрение у Марин еще не затронуто. Обычно после четвертого или пятого удара оно затуманивается, но ненадолго. От следующего удара ее голова отлетает в сторону. В свадебную ночь ласки Раджа заставят ее вздрагивать от боли. Съеживаться, когда он будет целовать ее. Она скажет ему, что плохо спала накануне, потому что это была ночь перед свадьбой, что все это нервы и стресс. Марин скажет, что случайно вывихнула шею во сне и скоро поправится.
— Три, — продолжает Триша.
Марин мысленно перебирает варианты. Она впервые в жизни может остановить отца. Выдернуть из его руки свою. Объяснить, что она уже не принадлежит ему. Что, несмотря на их обычаи и верования, то, что она носит его имя не сделало ее его собственностью. Она не выбирала такой судьбы! И что завтра она будет принадлежать другому человеку… Хоть сегодня, хоть один-единственный раз в жизни ее желания должны что-то значить?
— Шесть, семь.
В конце концов, от боли мысли исчезают. Его пальцы сжимаются крепче. Он опирается на нее. Соня будет передразнивать его, когда сестры останутся одни, а ночью — гримасничать, изображая его искаженное лицо: закушенную нижнюю губу и выпученные, как у клоуна, глаза. Она будет стоять, широко расставив ноги и молотя кулаками воздух. Марин и Триша позволят себе лишь нервно посмеиваться.
Марин не чувствует последнего удара. Все равно это уже не имеет значения. Она не запомнит физической боли. Такая боль проходит. Марин запомнит, что могла убежать. Что у нее был выбор, но она предпочла остаться.
— Восемь.
Сегодня удачный день.
Рани
Впервые Брент ударил ее через три недели после того, как начал работать в Штатах. Он был инженером, но единственное занятие, которое нашлось для него в Америке, — менять покрышки на местной бензоколонке. Один клиент обругал его при всех: назвал коричневой обезьяной и велел убираться на свой остров, туда, откуда приехал. А Брент униженно кивал и молчал из страха потерять работу. Когда мужчина бросил на землю долларовую бумажку в качестве чаевых, Брент наклонился и поднял ее. На эти деньги он купит семье пинту молока.
Когда Брент вечером вернулся в их тесную квартирку, Рани замешкалась с ужином. Он выразил свое неудовольствие, но проворчал, что сначала примет душ. Когда он снова вернулся на кухню и Рани, не торопясь, стала подавать ему еду, он вдруг размахнулся и ударил ее по лицу. Рани пошатнулась и отступила назад, опершись левой рукой на горячую плиту. Шрам от ожога до сих пор заметен на ее ладони. Другой рукой она автоматически прикрыла живот: она только-только узнала, что беременна. Марин и Триша стояли рядом и с ужасом смотрели на них.
