Пирамида, т.1 - Леонов Леонид Максимович (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
– Не огрызайтесь, не велю... – и отхлестнулась замшевой перчаткой, что странным образом сказалось на рывке машины. – Но вы с таким апломбом толкуете о предмете, будто из личного опыта с давешней милашкой выяснили, что такое любовь. В нынешних фильмах всегда найдется о ней немножко, в пределах дозволенных обнажений. Видите ли, Женя, не все произрастает на всякой почве, вследствие чего и физиологические потребности различно обозначаются на разных уровнях. Так иногда мы узнаем, что на деле это совсем другое. Оказывается, в самом банальном из слов содержится вера в чудо, которое продлится, пока хоть теплится жизнь на земле... Повторяю, Женя, я нисколько не сержусь на вас, хотя с некоторых пор, оттого ли, что старею понемножку, вы научились кусаться и доверять мне свои легкомысленные открытия, как провинциальный балагур! – не без угрозы пожурила его Юлия с акцентом отвращения на последнем слове.
– Никогда больше мне никто не будет нужен, как вы сейчас.
– Я тоже так думаю, пани Юлия. Нам пора кончать фарс классовой борьбы, недостойный нас обоих.
Действительно, их странное приятельство с годами приобрело характер затяжного социального поединка, развязку которого приближал теперь некий ускоряющий фактор.
Из всех довольно частых меж ними ссор ни одна в такой степени не грозила им полным разрывом навсегда. Некоторое время затем мчались над незнакомым, в горной впадине внизу водным пространством. По отсутствию подобных ландшафтов в европейской части отечества поневоле Сорокину приходило на ум, что за время случившейся перепалки колдовская телега сбилась с маршрута с залетом на чужую территорию, крайне нежелательным для советского гражданина по оказии очутиться в смежном государстве без заграничного паспорта. Кстати, и появившийся из-за тучки новорожденный, как бы на спинку положенный месяц над головой весьма смахивал на турецкий. Приходилось срочно начинать обычное в таких случаях примиренье, чтобы к утру поспеть в студию на обсужденье отснятых кадров очередного фильма. У них всегда имелся запас пестрых, с двойным дном каламбуров, при беглой смене напоминавших драгоценности ума.
– Я чем-то обидел вас? – через силу спросил режиссер, сердясь на себя, что так испугался утратить дружбу этой женщины. – Пусть извинит меня пани, если задел больную струну... – приглашая к благоразумию, решительно приступил он, – и прекратите бичеванье, а то, право же, истолкую ваш гнев как ревность. Представьте: не милашка и даже не поклонница! И немудрено, что, прибыв в Химки прямиком с изнурительного заседанья, был непригоден для светского политеса... в самом деле, стоит ли препираться по пустякам? Не узнаю нашу ясновельможную с ее пугающей лексикой и вовсе сомнительной тематикой. Кстати, о струне. Не спрашиваю, что именно и где стало причиной ваших мистериальных мечтаний, но... если это чрезвычайное событие как-то связано с моею вынужденной, в качестве советника, ночной прогулкой, пардон, к черту на рога, мне, естественно, хотелось бы...
Весьма бережно, чтобы вторично не подвергать испытанию их странную, колючую и неразлучную, дружбу, режиссер высказал тем не менее ультимативное пожеланье получить кое-какую заблаговременную информацию для постановки правильного диагноза. Подавленное молчание Юлии было воспринято им как согласие на частичное, не сразу раскрытие тайны.
– Для начала хотелось бы знать, как пани сама расценивает свое состоянье: каприз, спортивная авантюра или, с вашего позволения, приятное династическое притязание на некий высший титул в человечестве?
Быстрый и скорее виноватый, чем негодующий взгляд женщины подтверждал вероятность высказанной догадки.
– Надеюсь, пани правильно поймет мою дерзость: впотьмах ищут на ощупь. Ввиду серьезности задуманной акции, не осуществимой без партнера, хотя бы косвенно намекните на его ранг, сферу деятельности... кто он?
– Я и сама себя не узнаю, словно подменили меня... – по необходимости заговорила Юлия и лишь в конце многословного вступленья призналась, что существо это как раз ангел.
Хотя осуществляемый полет допускал самое фантастическое объясненье, ответ наводил на грустные раздумья о душевном здоровье молодой обаятельной девицы, заждавшейся своего принца.
– Вас понял, – невозмутимо, с видом бывалого психиатра кивнул Сорокин. – В таком случае уточним, в каком приблизительно смысле. Это ласкательный термин, подпольная кличка, цирковое амплуа, собственное имя, наконец... в случае его болгарского происхождения?
Она ужаснулась своей вынужденной откровенности.
– Нет, он просто настоящий ангел... без меча и пернатого облаченья, разумеется, весь вообще обыкновенный... кроме неограниченных возможностей, как вскоре убедитесь собственными глазами, – залпом вырвалось у Юлии, и вдруг голосом издалека раскрылась на полминутки в самых ключевых своих мыслях. – Еще вчера не верилось, что, когда не хватает разума и рук носить с собой свое имущество, наступает одышка души. Недаром мудрецы учили владеть миром издали, прикасаясь к нему только взглядом... и когда-нибудь люди переключатся на этот вид богатства, если не сгинут от взаимной ненависти. Так ясно, но вот сама заблудилась немножко...
– В чем? В себе самой? – уже почтительно заикнулся Сорокин.
– Да, в чрезмерном исполнении желаний.
Озарившая кабину внезапная вспышка заставила режиссера обернуться в сторону водителя. Никогда прежде не видел Юлию с сигареткой: волновалась. Пока не погасла зажигалка, он прочел глубокую, вразрез ее очарованьям складку озабоченности у переносья. Начальный дымок она выдохнула с кашлем отвращенья с непривычки ценить сладость первой затяжки. Потом, все еще с перламутровой зажигалкой в руке, отрешенным взором глядела поверх зеленого сиявшего щитка куда-то в глубь чапыжного леса в ночь за смотровым стеклом, словно колеблясь – впускать ли постороннее лицо в интимную тайну дымковской дружбы. Из недавнего опыта освоения собственной жестяной таратайки в точности знал он, что высшая сытость обладания подобным дивом современной техники должна состоять в непрестанной пробе таящихся в ней комплексных удобств. Неслышным прикосновеньем следователя, знакомящегося с делом клиентки, Сорокин взял золотую вещицу из вяло разжавшихся пальцев на мощном штурвале машины, и это непротивленье чужой воле подсказало артисту, что женщина и впрямь нуждается в его участии и совете, но, возможно, и активной помощи. То была прелестная и, видимо, по особым руслам полученная игрушка для миллионеров, во всяком случае, хоть и не курил, Сорокин-то слышал бы о еще не поступавших в продажу зажигалках с трехцветным, по желанию, пламенем.
– Очень милая штучка и тоже веха на трагическом излете находящейся цивилизации... – сказал режиссер, любуясь безделушкой в своей ладони, после чего произошел знаменательно странный разговор накоротке и без уточнений. – Тоже подарок от него?
– Скорее мой подарок ему от заграничных друзей.
– Казалось бы такой всесторонний господин, – вполголоса подивился Сорокин. – Значит, сам это не может?
– Может все, но не смеет, – последовал столь же непонятный ответ. – Здесь живет огонь, он его боится...
– ... сгореть боится?
– Нет, обидеть. Я же сказала вам, что он ангел.
Постепенно гадкая желудочная муть, доставляемая непривычным своеобразием приключенья, уступала место приятнейшему ощущению нисколько не поврежденной, на фоне волшебных переживаний, телесности своей. Оказалось, если не считать загадочно преодоленной гравитации, техническая новинка Юлии заключалась всего лишь в совмещении автопилота с радаром, что позволяло водителю вести машину, не касаясь руля, с закрытыми глазами предаваясь созерцанию высших, уже не доступных смертному забот. К слову, в придачу к прочим способностям режиссер обладал завидным даром быстро осваиваться в самых затруднительных обстоятельствах. Внезапно даже приоткрылось ему защитное свойство чудес прятаться в заурядную оболочку, чем и объясняется сравнительная редкость их обнаружения. Так, например, помимо испарины на запотевшем изнутри ветровом стекле и камуфляжного перемигиванья зеленых глазков на панели управления, тотчас под нею всю дорогу успокоительно урчал не обязательный в данном случае мотор.
