Сын цирка - Ирвинг Джон (мир книг .TXT) 📗

— Она хочет, чтобы я ей подчинился, — сказал Дхар, глядя на заместителя комиссара полиции.

— Она хочет заманить его в западню! — крикнул Фарук.

— Она сказала, что имеет в виду больше, чем это, — отозвался актер.

— А что может быть «больше, чем это»? — спросил доктор Дарувалла.

Официант принес лед, и Джон Д приложил кусочек к своей губе.

— Положи лед в рот и соси его, — приказал ему доктор, однако Джон Д продолжал прикладывать лед так, как ему нравилось.

— Она почти прокусила губу, — только и сказал Дхар.

— А ты использовал часть диалога об операции по изменению пола? — спросил его сценарист.

— Она нашла эту часть потешной и долго смеялась, — ответил Дхар доктору.

С каждой минутой следы укуса все больше проступали на нижней губе Дхара и были видны даже при свете свечей в Дамском саду. Зубы оставили такие глубокие порезы, что губа из бледно-пурпурной стала багрово-красной, будто миссис Догар пометила его пятном.

К удивлению мужа, Нэнси налила себе второй бокал шампанского. Детектив Пател уже пережил небольшой шок, когда она согласилась выпить первый бокал. Теперь Нэнси подняла его вверх, будто адресуя тост всем сидевшим в Дамском саду.

— Счастливого Нового года! — сказала женщина, не обращаясь ни к кому конкретно.

Наконец подали ужин. Нэнси лишь дотронулась до своих блюд, которые доел муж. Джон Д вообще не мог есть из-за боли в губе. Он не упомянул ни о том, как миссис Догар возбудила его, ни о том, что сравнила его с большим слоном. Дхар решил, что расскажет об этом попозже и только детективу Пателу, когда они будут одни. Такой момент представился ему в туалете, куда Джон Д последовал за полицейским. Там он и рассказал о случившемся.

— Мне очень не понравился ее вид, когда она уезжала отсюда, — только и сказал ему в ответ детектив.

За столом доктор Дарувалла изложил им свой план о том, каким образом можно ввести в оборот верхнюю часть ручки. Для этого потребовалась бы помощь мистера Сетны. План выглядел слишком сложным и громоздким для исполнения. Джон Д все же надеялся, что Рахул нарисует ему картинку.

— И этого окажется достаточно, не так ли? — спросила Нэнси мужа.

— Это может помочь, — подтвердил заместитель комиссара полиции.

Патела терзало неприятное предчувствие. Он еще раз извинился за то, что вынужден выйти из-за стола, и решил позвонить в управление полиции. Заместитель комиссара приказал офицеру-наблюдателю, установить за домом супругов Догар ночное наблюдение. Если миссис Догар покинет дом, то переодетый офицер полиции должен следить за ней и сообщить Пателу время ее выхода, когда бы это ни произошло.

В мужской комнате Дхар, разбирая ситуацию, не поверил, будто Рахул действительно намеревался откусить ему губу и что он намеренно вцепился в нее зубами. Не хотел он и испугать актера. Джон полагал, что миссис Догар просто не могла остановить себя. Насколько он чувствовал, эта транссексуалка была не в состоянии отпустить его губу.

— Дело не в том, что она хотела меня укусить. Она не могла себя остановить, — повторил Дхар.

— Да, конечно, — ответил полицейский.

Пател поборол искушение прокомментировать сказанное тем, что только в фильмах у каждого убийцы понятные мотивы поведения.

Когда заместитель комиссара полиции возвращался на место, в фойе до него донеслась печальная песня «Олд лан сайн», которую заиграл оркестр. Члены клуба невпопад и вразнобой тянули слова. Пател не без труда пересек обеденный зал, поскольку залитые пьяными слезами члены клуба покинули столы и, распевая, прокладывали себе дорогу в танцевальный зал. Мимо него проследовал мистер Баннерджи, стиснутый, как сандвич, между своей женой и вдовой мистера Л ала, исполненный в этот момент такой мужской силы, что мог бы танцевать одновременно с ними обеими. Муж и жена Сорабджи также ушли, оставив маленькую Эми одну за столом.

Вернувшийся к столу, детектив застал жену, подначивающей Дхара.

— Уверена, эта маленькая девочка умирает от желания снова потанцевать с тобой. Она сидит одна. Почему бы тебе не пригласить ее на танец? Представь, что она чувствует. Ты сам начал это, — говорила ему Нэнси.

Муж прикинул, что она выпила три бокала шампанского. Хотя это и немного, однако Нэнси никогда не пила вино и к тому же почти ничего не ела. Дхар с трудом удерживал рот от усмешки и хранил спокойствие.

— Почему ты не приглашаешь меня на танец? Думаю, Фарук забыл это сделать, — сказала Джулия.

Актер молча встал и повел Джулию в танцевальный зал. Эми провожала их взглядом.

— Знаете, мне понравилась ваша идея о верхней части ручки, — обратился детектив к доктору.

Сценарист не ожидал похвалы.

— Неужели? — удивился он. — Миссис Догар привыкла думать, что она находится в ее сумочке, что она всегда была там.

— Да, если Дхар сможет ее отвлечь, что мистер Сетна успеет положить ручку в ее сумочку, — произнес полицейский.

— Неужели? — повторил Дарувалла.

— Хорошо бы найти другие вещи в ее сумочке, — вслух подумал полицейский.

— Вы имеете в виду банкноты с напечатанными предупреждениями или даже картинки? — предположил доктор.

— Точно так, — ответил Пател.

— Ну, хотел бы я написать такой сценарий! — произнес сценарист.

Неожиданно Джулия вернулась за стол, поскольку она потеряла Дхара в качестве партнера по танцу, из-за того что его отняла Эми Сорабджи.

— Бессовестная девчонка! — возмутился доктор.

— Пойдем, потанцуем, дорогой, — попросила мужа Джулия.

Супруги Пател остались одни за столом. И не только за столом — фактически они сидели одни в Дамском саду. В основном обеденном зале какой-то незнакомый человек спал, положив голову на стол, а остальные танцевали, или просто стояли в танцевальном зале, получая сомнительное удовольствие от хорового исполнения «Олд лан сайн». Официанты начали убирать со столов, пользуясь отсутствием клиентов, однако ни один из них не потревожил детектива Патела и Нэнси в Дамском саду. Мистер Сетна распорядился, чтобы они не нарушали уединения этой пары.

Волосы Нэнси выбились из прически и упали на плечи. К тому же она не могла расстегнуть жемчужное ожерелье. Муж был вынужден помочь ей в этом.

— Красивые жемчужины, не правда ли? Если я сейчас не верну их миссис Дарувалла, то забуду и увезу домой. Они могут потеряться или кто-нибудь их украдет, — сказала Нэнси.

— Постараюсь найти тебе такое же ожерелье, — пообещал детектив Пател.

— Нет, оно слишком дорогое, — ответила Нэнси.

— Ты очень хорошо поработала, — сказал ей муж.

— Мы ее поймаем, правда, Вайджей?

— Да, моя сладенькая.

— Она меня не узнала, — заплакала Нэнси.

— Я же говорил, что она не сможет, помнишь? — спросил полицейский детектив.

— Она даже не видела меня! Смотрела сквозь меня так, будто меня не существует! Сколько лет я мучилась, а она даже не запомнила меня, — сказала Нэнси.

Заместитель комиссара полиции взял ее за руку и жена опустила голову ему на плечо. Нэнси чувствовала себя такой опустошенной, что даже не могла по-настоящему плакать.

— Прости меня, Вайджей, но не думаю, что смогу танцевать. Я просто не в состоянии, — произнесла Нэнси.

— Все в порядке, моя сладенькая. Я не танцую, разве ты не помнишь? — ответил муж.

— Ему не следовало расстегивать молнию. Это оказалось ненужным, — сказала американка.

— Нет, это было частью общего эффекта, — не согласился Пател.

— Этого не нужно было делать и мне не понравилось, как он это сделал, — не сдавалась Нэнси.

— Так и было задумано, что тебе не понравится это действие, — напомнил ей полицейский.

— Должно быть, она попыталась откусить у него всю губу! — не удержалась Нэнси.

— Думаю, она едва себя сдержала, — произнес заместитель комиссара полиции.

Наконец пришли слезы и Нэнси смогла поплакать на плече у мужа, освободившись от ощущения внутренней пустоты. Казалось, оркестр так никогда и не закончит уже надоевшую старую песню.