Фабрика офицеров - Кирст Ганс Гельмут (библиотека электронных книг TXT) 📗
— Вам приказано стулья расставлять! — тотчас же набросился на фенриха Веберман. — А думать в данный момент вам никто не приказывал. Болтать же во время работы я категорически запрещал. Здесь не должно быть никаких разговоров, можно только отдавать распоряжения и команды. Ясно?
— Так точно, господин обер-лейтенант! — воскликнул фенрих и, схватив в руки сразу четыре стула, намеревался исчезнуть из поля зрения офицера.
— Стой! — грубо крикнул Веберман. — В двенадцать тридцать и в девятнадцать тридцать явитесь ко мне — и так три дня подряд! Являться в полевой форме! Тогда мы поговорим с вами о том, что такое долг!
Однако это было еще не все. Веберман никогда не останавливался на полпути. Он сунул в рот свисток, который всегда был у него наготове, и пронзительно засвистел. Все в зале замерли на тех местах, где их застал свисток. А обер-лейтенант громко скомандовал:
— Полукругом становись!
Фенрихи, побросав работу, подбежали к офицеру и построились перед ним полукругом.
— Всем слушать меня! — заорал Веберман, хотя этого вовсе и не требовалось, так как фенрихи и без того обратились в слух. — Среди вас еще имеются бараны, которые сомневаются в разумности офицеров! Да как вам могла прийти в голову мысль, что вы можете самостоятельно думать! Такое, разумеется, может произойти, но только не тогда, когда за вас думают ваши офицеры! Запомните раз и навсегда: все, что делает офицер, все, что он приказывает, всегда правильно! Ясно?
— Так точно, господин обер-лейтенант! — гаркнули фенрихи хором.
— Прежде всего, чтобы я здесь больше никогда никакой болтовни о самоубийстве не слышал! — заявил Веберман. — В конце концов, никто и в глаза не видел, как это произошло. Может быть, он чистил свой карабин, или еще что. И потом, мы здесь с вами не в церкви. Парень умер, приказано организовать торжественные похороны — и баста! Все остальное вас не касается! По местам — марш!
Фенрихи бросились врассыпную.
Работа по декорированию тем временем продолжалась: прикатили несколько бочек из-под пива, на них положили доски — и постамент был готов. Рядом с ним поставили вечнозеленые деревья в кадках, привезенные из казино, подсвечники, выпрошенные в церкви. На задней стене укрепили флаги, главным образом для того, чтобы замаскировать ими бело-серую стену с многочисленными повреждениями. Флаги были укреплены и на боковой стене, чтобы украсить ими окна, сквозь которые в зал проникал неяркий красноватый свет, который, как казалось Веберману, создавал исключительно торжественную атмосферу.
После этого в зал внесли гроб и, установив его на постаменте, покрыли сверху военным знаменем рейха. Веберман лично бегал вокруг постамента с линейкой; он всегда придавал огромное значение точности. Три раза он приказывал сдвигать гроб с места и лишь на четвертый остался доволен.
И вдруг Веберман спохватился, что забыли про каску. Гроб, покрытый военным знаменем, но без каски, был для него равнозначен пушке без замка.
— Какая расхлябанность! — заорал он. — Немедленно принести каску, и самую лучшую! Пусть торжество будет настоящим!
Подсвечники сверкали вовсю: в них были вставлены особые свечки, принесенные из городского собора благодаря широким связям капитана Катера. Между свечами и гробом с каждой стороны замерло по фенриху из учебного отделения «X». Все в парадной форме, с оружием у ноги. Руководствуясь здравым смыслом, Крамер выделил для этой цели фенрихов Амфортаса и Андреаса.
Медленно зал начал заполняться людьми: один за другим прибывали фенрихи всех потоков в повседневном обмундировании. Всех их лично встречал обер-лейтенант Веберман, за которым со своей стороны ревниво присматривал капитан Ратсхельм.
Веберман действовал по плану, согласно которому все места были строго распределены. Собственно говоря, он был единственным человеком здесь, кто свободно распоряжался и даже позволял себе громко говорить.
— Прошу господ офицеров занять первые ряды: старшие — вперед, лейтенанты — за ними. Фенрихи — позади них.
Фенрихи шестого потока появились в зале первыми, за четверть часа до официально установленного времени. Фенрихи учебного отделения «X» сидели сразу же за господами офицерами. Вместе с ними находился и обер-лейтенант Крафт с отсутствующим видом, с папкой под мышкой. Рядом с ним сидел капитан Федерс, на удивление притихший: он не принимал никакого участия в разговорах, которые велись полушепотом.
Старший военный советник юстиции Вирман был тут же; вместе с Крафтом он сидел в первом ряду справа.
Фенрихи из отделения обер-лейтенанта Вебермана заняли места слева от гроба, так как сегодня учебное отделение «Г» выступало в роли церковного хора. Нужно сказать, что выбор пал на это отделение отнюдь не случайно и не имел ничего общего с самоуправством Вебермана: просто это учебное отделение, как никакое другое во всей военной школе, славилось своими певческими способностями, о которых заботился лично Веберман, и отнюдь не потому, что обладал каким-то особым на то талантом. Он исходил при этом из чисто практических соображений. Пение не только дисциплинировало фенрихов, но и развивало у них голос. Вот почему при малейшей возможности Веберман заставлял своих подчиненных петь, тем более что среди них он вполне мог сойти за кантора. И они послушно пели по самым различным поводам: на марше, на дружеских вечеринках и, разумеется, в дни национальных праздников, на радость всем офицерским дамам. Так почему бы, спрашивается, им не спеть и на погребении?
За пять минут до десяти в зале появился начальник второго курса майор Фрей. Его ордена блестели и сверкали так, будто он специально по данному поводу надраил их асидолом, что, между прочим, было отнюдь не исключено. Сапоги майора тоже блестели, и вообще весь он был сверкающий. Учитывая то обстоятельство, что начальник первого курса в настоящее время находился в Берлине на совещании, к тому же он еще испросил себе краткосрочный отпуск, майор Фрей чувствовал себя в его отсутствие вторым лицом в военной школе. Это было заметно по его виду.
При появлении майора Фрея все присутствующие в зале, как один, по знаку капитана Ратсхельма встали со своих мест: команд при столь печальной церемонии не подавали. Но и без команд все получилось вполне складно. Фрей признательно кивнул головой, принял рапорт и отдал честь, после чего дал знак фенрихам, что они могут сесть.
Фенрихи послушно сели, словно всех их дернули за одну веревочку.
Тут майор Фрей выступил с небольшим сольным номером: он подошел к гробу и застыл у него на несколько секунд, показывая, что он отдает дань глубокого уважения усопшему, переживая якобы при этом глубокое волнение. К публике, которая внимательно уставилась на его мощный зад, он стоял спиной.
Наконец майор Фрей незаметно, как ему казалось, но это отнюдь не ускользнуло от внимания восьмисот зрителей, бегло взглянул на часы. Они показывали без двух минут десять. Начальник курса решил срочно прекратить представление, так как каждую минуту мог появиться генерал.
Ровно в десять, секунда в секунду, в зале появился генерал-майор Модерзон. Его сопровождал только адъютант. Все присутствующие уставились на генерала, стараясь смотреть ему прямо в лицо, как это предписывалось уставом.
Генерал медленно прошествовал мимо своих фенрихов; можно было подумать, что он одного за другим внимательно осматривает их. Затем холодный требовательный взгляд генерала скользнул и по лицам офицеров; казалось, никто не остался без его внимания. И каждый почувствовал это.
— Начинайте! — сказал генерал.
Перед вами речь обер-лейтенанта Крафта. Полностью, без всяких сокращений. Взята она из документов уголовного дела, где она фигурировала как Приложение № 7.
«Господин генерал! Господа! Дорогие камераден!
Сегодня мы хороним убитого. В целом это само собой разумеющееся событие, особенно если учесть, что мы с вами живем в великую и героическую эпоху, в которую мы родились. В эпоху, когда убитые являются брусчаткой для улиц, по которым шествует слава.
