1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь - Коваленин Дмитрий Викторович (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Он — где-то совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.
Неужели я и правда смогу к нему прикоснуться? Зажмурившись в темноте, Аомамэ растворяется в этих мечтах и буквально тает от счастья.
Но если я больше никогда не увижу его — что же мне делать? Ее бросает в дрожь. Раньше, пока их взрослые судьбы не пересеклись, все было гораздо проще. Встреча с ним представлялась ей просто мечтой, метафизической гипотезой, и не больше. Но теперь, когда она увидала Тэнго настоящего, сам факт его существования стал для нее куда весомей, неоспоримее. Теперь она хочет, чтобы их встреча состоялась, чего бы это ни стоило. Чтобы он обнял Аомамэ крепко-крепко и заласкал до изнеможения. От мысли, что они могут уже и не встретиться, сердце чуть не выскакивает из груди.
А может, там, под рекламой «Эссо», стоило просто пустить себе пулю в голову? Уж тогда бы точно не пришлось путаться во всех этих бесконечных сомнениях. Но спустить курок она не смогла. Потому что услышала голос — который позвал ее откуда-то издалека. Она еще может увидеться с Тэнго. Мысль об этом взорвалась в голове и заставила Аомамэ жить дальше. Даже если, по словам Лидера, над Тэнго нависнет смертельная опасность, наложить на себя руки она теперь не могла. Пробудившаяся в ней воля к жизни оказалась сильней всякой логики. Желание снова увидеть Тэнго двигало ею, как жажда — столь же отчаянная, сколь и неутолимая.
Вот как все вертится, понимает она. Человеку даруется надежда, и он использует ее как топливо, чтобы жить дальше. Без надежды никакое «дальше» невозможно. Но это же как с монетой! Что выпадет — орел или решка, — не узнаешь, пока монета не упадет… Ее сердце сжимается так, что ноет все тело.
Аомамэ садится за кухонный стол, берет пистолет. Оттягивает затвор, засылает патрон в патронник, взводит большим пальцем курок и вставляет дуло в рот. Чуть напряги указательный палец — и проклятым вопросам тут же придет конец. Осталось совсем немного: всего сантиметр — нет, даже полсантиметра — до того, как палец нажмет на скобу, и я перенесусь в мир тишины и покоя. Боль придет лишь на миг, а потом меня поглотит милосердное My.
Аомамэ закрывает глаза. Тигренок рекламы «Эссо», улыбаясь, призывно машет заправочным пистолетом. «Нашего тигра — в ваш бензобак»…
Вынув твердый металл изо рта, она медленно качает головой.
Умереть не получается. Перед глазами — парк, в парке — детская горка. И пока остается надежда на то, что Тэнго еще вернется сюда, спустить курок не удастся. Возможность их встречи останавливает ее на самом краю. Кажется, будто в душе у нее одна дверь закрылась, а другая открылась. Спокойно, без единого звука. Аомамэ вновь оттягивает затвор, вынимает патрон, ставит пистолет на предохранитель и опять кладет на стол. А потом закрывает глаза — и видит, как нечто большое и светлое миг за мигом исчезает в наползающей темноте. Нечто похожее на сияющую пыльцу. Но что это — она не знает.
Сев на диван, она пробует сосредоточиться на странице томика «По направлению к Свану». Старается представить описанные в книге события и отогнать все прочие мысли. За окном начинается холодный дождик. Если верить прогнозу по радио, так и будет накрапывать до утра. Поздней осенью дождь выстраивает фронт над океаном и никак не проявляет себя в нашей жизни. Примерно как человек, который забыл о времени, утонув в своих мыслях.
Неужели Тэнго никогда не придет? Небо затянуто тучами так плотно, что лун не видать. Но Аомамэ все равно сядет на балконе и, потягивая горячее какао, станет наблюдать за парком дальше. С биноклем на коленях и пистолетом под рукой, одетая так, чтобы выбежать из дому сразу, как только понадобится, — она будет следить за детской площадкой. Ибо никакое больше занятие для нее не имеет смысла.
В три часа дня раздается звонок домофона. Кто-то хочет, чтобы его впустили в подъезд. Аомамэ, понятно, не отзывается. В гости она никого не ждет. Собравшись выпить чаю, она поставила чайник, но теперь на всякий случай выключает газ и ждет, что дальше. Домофон издает три-четыре трели, затем смолкает.
Через пять минут звонят снова. На этот раз — уже в дверь. Видимо, неизвестный кто-то умудрился проникнуть в здание и стоит теперь прямо перед ее квартирой. Скорее всего, прошмыгнул в подъезд за кем-нибудь из жильцов. Или набрал номер другой квартиры да насочинял чего поубедительней, чтобы его впустили. Аомамэ, разумеется, не реагирует. «Кто бы ни звонил — не отвечай, запри дверь на засов и затаись как мышь». Так ей велел Тамару.
Дверной звонок протрезвонил, наверно, раз десять. Для рекламных агентов — слишком назойливо. Эти персонажи звонят не больше трех раз. Аомамэ по-прежнему не отвечает, и тогда в дверь стучат кулаком. Не очень громко, но настойчиво и раздраженно.
— Господин Такаи! — слышится густой голос мужчины лет сорока. Низкий и с хрипотцой. — Господин Такаи, добрый день! Вы можете выйти?
Фамилия «Такаи» была придумана исключительно для того, чтобы подписать табличку на почтовом ящике у подъезда.
— Господин Такаи, простите за беспокойство! Вы не могли бы выйти? Прошу вас!
Мужчина выдерживает паузу, прислушивается. И, не дождавшись ответа, барабанит в дверь пуще прежнего.
— Господин Такаи, я знаю, что вы дома! Лучше откройте по-хорошему! Вы дома и прекрасно меня слышите!
Аомамэ берет со стола пистолет, снимает с предохранителя. И, стиснув пальцами рукоятку, заматывает оружие полотенцем.
Кто этот человек и чего он хочет, ей неизвестно. Но почему-то он разговаривает с ней как с врагом, да еще и требует, чтобы ему открыли. Радоваться таким гостям неохота.
Наконец стук в дверь обрывается, и голос мужчины вновь разносится по лестничной клетке.
— Господин Такаи, я пришел востребовать с вас абонентские взносы за телевидение «Эн-эйч-кей»! Да-да, то самое «Эн-эйч-кей», которым пользуется вся страна! Я знаю, что вы дома, можете не прятаться. Я на этой работе уже много лет. И умею различать, когда дома действительно никого, а когда хозяева только прикидываются, что их нет. Как бы вы ни затаились, у любого человека есть аура. Ваши легкие дышат, сердце бьется, а желудок переваривает пищу. И сейчас, господин Такаи, вы у себя в квартире. Ждете, когда я махну рукой и уйду. Не желаете ни отвечать, ни дверь открывать. Потому что не хотите уплачивать взносы.
Мужчина говорит очень громко — сверх всякой необходимости. Его голос разносится по всему дому. Он делает это умышленно. Выкрикивает имя хозяина, срамит его, проклинает — так, чтобы слышали соседи. Разумеется, Аомамэ молчит. Не отзываться же такому придурку. Она снова кладет пистолет на стол, но — на всякий случай — не ставит на предохранитель. Совсем не исключено, что под маской человека из «Эн-эйч-кей» к ней явился кто-то другой. Не вставая со стула в кухне, она смотрит через прихожую на входную дверь.
Очень хочется встать со стула, подкрасться к двери и посмотреть в глазок. Проверить, как выглядит нежданный визитер. Но Аомамэ сидит. Лучше не делать лишних движений. Скоро он уберется восвояси.
Но мужчина, похоже, решил отыграть спектакль до конца:
— Господин Такаи, хватит играть в прятки! Думаете, мне самому очень нравится вас уговаривать? Я человек занятой, у меня каждая минута на счету! Господин Такаи, вы же любите смотреть телевизор. А каждый, кто смотрит телевизор, должен платить за пользование каналами «Эн-эйч-кей»! Нравится это вам или нет, но так написано в наших законах. Кто не платит — вор и мошенник. Я надеюсь, вы не хотите, чтобы вас считали вором? Раз уж живете в таком роскошном доме, значит, и на оплату телевидения деньги найдутся, правда? Или вам нравится, что о ваших проблемах знают все соседи?
О чем бы ни кричал на весь дом энэйчкеевец, — у себя дома Аомамэ бы и бровью не повела. Но сейчас она прячется от посторонних глаз, и привлекать внимание окружающих ей совсем ни к чему. С другой стороны, что она может сделать? Только и остается затаить дыхание и ждать, пока придурок не уйдет.
— Господин Такаи, уж простите за назойливость, но я все знаю. Вы дома, и вы очень внимательно слушаете, что я говорю. А еще вы думаете: почему этот тип кричит перед моей дверью? Хороший вопрос, господин Такаи! И действительно, почему? Может, потому, что я не очень люблю, когда люди притворяются, будто их нет в собственном доме? Есть в этом что-то подлое, вам не кажется? Не хотите платить за «Эн-эйч-кей» — так откройте и скажите мне это в лицо. Вам же легче станет! А уж как мне полегчает, я даже описать не могу. Вот тогда и поговорили бы, как уважаемые люди. А то прячетесь в своей норе, точно жадная мышь, и выходите на свет божий, лишь когда вас никто не видит. Не годится так жить, ей-богу!
