Таба Циклон - Шеповалов Даниил (электронная книга txt) 📗
– Проходите… Стоп, а ты куда? – Толстяк Пол останавливает Тиму.
– Сынишка мой, – Сидней обнимает мальчика. – Пора пацана в бизнес вводить, с нужными людьми знакомить.
– Понятно. На втором этаже есть видеоигры…
Перед вешалками с одеждой пританцовывает гардеробщик. Завидев Никитина, он расплывается в широкой улыбке:
– Сюда, давайте сюда, мальчишки, сейчас я вас повешу…
– Я, пожалуй, тоже разденусь, – Даня стаскивает с себя кольчугу из динамита и отдает ее гардеробщику.
Друзья поднимаются по длинной винтовой лестнице. На втором этаже человек в белом костюме и ковбойской шляпе поливает танцующую толпу пеной из старинной пушки.
– Больше пены! Больше пены! – кричит в микрофон МС.
Люди в костюмах плещутся в надувном бассейне вместе со стриптизершами. Все прыгают по колено в пене, поднимают ее горстями с пола и швыряют друг в друга.
– А теперь ваши любимчики!!! DJ VITAMIN и группа «НЕУНЫВАЮЩИЕ ИМБЕЦИЛЫ» со своим суперхитом «ИГОРЬ ЛИСНИК ЖЕЛАЕТ ВЫПИТЬ».
На залитую пеной сцену выбегает человек, одетый в костюм волосатого огурца.
– Давайте выше поднимемся, – предлагает Рита. – Мы здесь намокнем.
Мимо них скатывается по лестнице высокий полный мужчина в яркой оранжевой футболке и широких штанах. Пушистая прическа-одуванчик немного помялась о ступеньки, но все же сохранила свой неповторимый объем.
– Хотя на третьем этаже, наверное, тоже не лучше…
– Не обязательно, – говорит Никитин, – это просто финн был.
– Нужно запретить финнам приезжать в Петербург, – говорит Рита. – Как они запретили Дональда.
– Какого еще Дональда?
– Утенка Дональда, из мультика.
– А они его разве запретили?
– Конечно. Запретили на территории Финляндии, потому что Дональд не носил штанов.
– Так он же утка, зачем утке штаны?
– Ну, вот Микки Маус носил. А Дональд – нет. А значит, он падшая развращенная утка, и детям Финляндии такие не нужны. Так что можно совершенно спокойно под тем же предлогом запретить финнов в Петербурге.
На третьем этаже действительно относительно спокойно. Зал оформлен в нарочитом стиле рюмочной: столики застелены газетами, вместо пепельниц – пустые банки из-под кильки в томатном соусе.
Они садятся в углу. Даня стучит пальцами по поверхности стола в такт музыке – не знает, куда деть руки, ему почему-то неловко и неуютно. Из водорослей появляется официант:
– Добрый вечер!
– Привет! – отвечает Сидней, придвигая к себе поближе меню. – Так, кто что будет есть?
– Я ничего не буду! – говорит Рита. – Только красное вино!
– А я кока-колу.
– А ты, Даня?
– Мне утиный суп, чай… Или нет, утиный суп не нужно, лучше мисо с крабом и суши еще, вот этот вот набор.
– Обожаю японцев, – говорит Сидней. – Так лихо развести весь мир. Мисо с крабом, как звучит-то, а? А на самом деле – обычная рыбацкая похлебка из полуголодной деревеньки на богом забытом острове. Им даже дров жалко было, вот и стали сырую рыбу жрать. А весь мир за ними повторяет. По привычке, ведь самые крутые штуки – всегда японские. А все потому, что у японцев маленькие члены…
– Почему маленькие? – удивляется Рита. – Ну, я не знаю, может, большие, какая разница…
– Кхм-кхм… – пытается обратить на себя внимание официант.
– Ладно, Алиса, а ты что будешь? – спрашивает Сидней. – Мне, пожалуйста, персиковый сок и салат из морепродуктов.
– Понятно. А мне тогда то же самое, что и Дане, отбивную из ропана плюс еще два вот этих салатика и водочку. И еще две бутылки шампанского, день рождения все-таки…
Писатель по-прежнему нервничает. Чтобы успокоиться, начинает гладить себя по коротким отрастающим волоскам на побритой недавно наголо голове. Мягкая щетина щекочет кожу, прижатые волоски медленно распрямляются, наэлектризовывая мозг. Недавно у него появилось еще одно развлечение – трогать кончиком языка острый край сколовшегося зуба. Только вот язык постепенно стирается до крови и болит, если есть соленое.
– Даня, что с тобой? – спрашивает Сидней.
– Зуб скололся. Завтра схожу к врачу.
– А ты знаешь, что электрический стул изобрел стоматолог? – спрашивает Рита. – В дантисты идут не просто ради денег, эти люди – настоящие фанатики. Гестапо на тридцать процентов состояло из стоматологов…
За соседним столиком сидят двое мужчин. Оба как зеркальные отражения друг друга: в безразмерных свитерах с ромбами и высоким горлом. Усы, очки, бородки, опухшие от алкоголя лица.
– Аркаша… Ты гений! – торжественно объявляет один из ромбов.
– Чушь! – сердится второй. – Это ты гений!
– Ну, хорошо: и я гений, и ты гений!
– Друзья твои? – спрашивает писателя Тима.
– Смеешься, что ли! – Рита дарит писателю стервозную улыбку. – Единственные Данины друзья – это гормональные антидепрессанты! Правда, лапка?
– Лапка рельеф… – задумчиво произносит Даня, ни к кому не обращаясь.
Сидней хмурится и грозит Рите кулаком:
– Гады вы все-таки! У человека день рождения, а вы ему хамите, как последние скоты! О, а вот и наша водочка приплыла… – Он разливает водку по стопкам, одну из них протягивает Дане.
– Нет-нет! – качает головой тот. – Я не пью!
– Почему? – удивляется Сидней. – Ты же писатель! Все писатели пьют!
– Не знаю… Мне больше трезвым нравится быть, я чай пью. И к тому же у меня в последнее время печень как-то странно чешется…
– Ну, если печень чешется, значит, по крайней мере, она у тебя еще есть, – философски замечает Рита.
– Золотые слова! – радуется Сидней, сдирая фольгу с бутылки из-под шампанского.
Пробка выстреливает в потолок.
– Ну что, пумс-пумс, кролики! – Сидней поднимает свою стопку.
– Пумс-пумс! – подхватывает Никитин.
– Я, наверное, тоже буду, – неуверенно говорит писатель, – все-таки день рождения…
– Конечно, будешь! Ничего с твоей печенью не случится: почешется и перестанет.
– Давайте-ка, друзья мои, за Данюшу! Кстати, Даня, у нас с Алисой для тебя подарок! Детка, доставай!
Вера открывает рюкзак и вынимает из него игрушечную поролоновую крысу: ту самую, что лежала распотрошенной на столе у писателя дома. Только теперь крыса как новая – толстая и самодовольная.
– Батукада! Она ожила!
– Ахххаах! – смеется Сидней. – Это только начало, старик! Сегодняшней ночью сбудутся все твои мечты! И наши заодно! – он обнимает Веру. – Правда, детка?
– Ожила? – переспрашивает Рита. – А она что, умирала?
– Точно! Данины враги ее разрезали и выпотрошили. А мы с Алисой ее оживили.
– Даня, дай мне ее на секунду, пожалуйста, – Рита берет Батукаду из рук писателя, осматривает неровный шов позади крысы. – Вы чего, затолкали ей поролон назад через дырку в заднице? А потом зашили?
– Точно!
– И кто же это сделал?
– Я! – гордо восклицает Сидней. – Хорошо, а чем именно ты это сделал? Сидней устало смотрит на девушку:– Рита, какая же ты все-таки испорченная, это жуть просто! Это у вас семейное: младшая сестра твоя тоже той еще штучкой скоро будет. Она уже сейчас себя иначе как Киской не называет и с тебя во всем пример берет… Они, кстати, приедут с Анечкой через неделю, ты знаешь? Вот тогда по-настоящему повеселимся!
– Нет, серьезно, чем ты это сделал? – не унимается Рита.
– Пальцем! – Сидней поднимает вверх свой указательный палец. – Пальцем я это сделал!
– Да я верю, верю, – успокаивает его Рита. – Чего ты так разволновался… А ты, Даня, все равно постирай ее лучше на всякий случай. Сидней у нас известный ловелас… Ты посмотри на него, довольный, как удав. Как думаешь, зачем он в Россию вернулся?..
– Я, между прочим, вернулся по делу! Продавать иранские фунты.
– Иранские? – Тима и Рита переглядываются. – А вот это не они, случаем?
Сидней рассматривает купюры на свет.
– Они! Роскошные бумажки, правда? Сейчас Иран – самая лучшая страна на свете. Там чего только не делают.
– Ну еб твою мать! – расстраивается Даня, выгребая из карманов деньги. – Только почувствовал себя магнатом, и вот…
