Письма в древний Китай - Розендорфер Герберт (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗

Но как попал в Минхэнь я? Этому господин Ши-ми тоже нашел объяснение. Вертится не только модель, сама шаровидная Земля тоже вертится вокруг своей оси, сообщил он. Но и это движение при ее огромной величине совершается незаметно для человека. Мы знаем, что дерево растет, сказал он, но не замечаем его роста, хотя это – тоже движение. С Землей дело обстоит сложнее, но для объяснения достаточно и этого. В то же время Земля вращается и вокруг Солнца, которое на самом деле также гораздо больше, чем кажется, потому что оно находится очень далеко. За одни сутки Земля успевает один раз обернуться вокруг самой себя, за один год – вокруг Солнца. Все это показалось мне чрезвычайно сложным. Я осторожно спросил господина Ши-ми: эти воззрения – тоже его собственная философия, сложившаяся в результате многолетних размышлений? Нет, возразил он, так здесь и сейчас думают решительно все, потому что это подтверждается многими фактами.

Я не надеюсь, друг мой, что эти несколько строчек заставят тебя поверить господину Ши-ми или даже хотя бы понять его слова. Я и сам пока не чувствую себя способным ни к тому, ни к другому. Столь гигантская и необозримая картина мира никак не укладывается у меня в голове. Для меня ближе и понятнее считать нашу с тобой дорогую родину великим, ни вокруг чего не вращающимся Срединным царством, Поднебесной империей, и после возвращения я не буду думать иначе; однако господину Ши-ми я все-таки решил этого не говорить, чтобы не обидеть.

Но вернемся к тому, каким образом я попал из Кай-фына в Минхэнь. В наших с тобой расчетах, говорит господин Ши-ми, мы не учли этого двойного вращения Земли вокруг самой себя и вокруг Солнца – что естественно, ибо мы об этом ничего не знали, – между тем за тысячу лет, которую мне позволил преодолеть компас времени, Земля успела тысячу раз обернуться вокруг Солнца и триста шестьдесят пять тысяч раз – вокруг самой себя. Если для самого себя я выпал из общего хода времени на какой-то миг, то для Земли я выпал из него на всю эту тысячу лет – и угодил в другую ее точку. В том, что со мной произошло нечто подобное, трудно усомниться. Однако тут меня охватил настоящий страх: как же я смогу вернуться? Но господин Ши-ми меня успокоил. Возвращаться я буду, сказал он – и его слова меня вполне убедили, – тем же путем, каким прибыл, только в обратном порядке, а потому погрешность исправится сама собой.

Дай бог, чтобы это было именно так. Иногда меня посещают плохие сны. Они запутанны и печальны. Мне уже не раз снилось, что я по ошибке попадаю не в свое родное время, а еще дальше в будущее. Я слишком дорожу бумагой, чтобы тратить ее на столь пустое дело, как описание снов, но одну мысль все же запишу: если уж то будущее, в котором я нахожусь сейчас, представляется мне бездонной пропастью, то каким же кошмаром будет наполнена следующая тысяча лет?

Здесь, мой милый Цзи-гу, я понял одну вещь, о которой ни я, ни ты прежде не догадывались и которой никто на свете по-настоящему не может себе представить: мир изменяется. Они называют это странным словом «П'ло г'ле-си» – господин Ши-ми долго объяснял мне его смысл; в буквальном переводе оно означает «шаги, ведущие все дальше». Само слово уже говорит о многом – шаги, уводящие неизвестно куда. Человек, вынужденный покинуть свое обжитое, привычное, а возможно, и любимое обиталище, казалось бы, может лишь сожалеть об этом – но нет, здешние большеносые считают эти «шаги» благом и добродетелью.

Тебе все это чуждо и непонятно – в этом я и не сомневаюсь. Это действительно выше человеческого понимания. И потом: муравей все же во все времена остается муравьем, а слон – слоном. Нам знакомы изображения муравьев, созданные, скажем, даже в незапамятные времена династии Шан, нам знакомы муравьи, столь усердно – да покарает их Небо! – копошащиеся во всех уголках наших жилищ, а мне теперь знакомы и муравьи, живущие в мире большеносых. (Да, они еще живут здесь, бедняжки, хоть им и негде теперь строить свои кучи среди этой каменной пустыни, но они все-таки не погибли. Я видел их в парке перед дворцом последнего здешнего вана.) Да, муравей не меняется. То же относится и к слону, и к лошади. И дерево тоже остается деревом. Правда, собаки здесь совершенно не похожи на наших пекинок, ну да они и годятся, на мой взгляд, только на жаркое (кстати: собак здесь не едят, зато едят самые невероятные вещи, например, бычье мясо. Но об этом как-нибудь в другой раз. Замечу только, что первым блюдом, которое я закажу по возвращении, будет собачья печенка – здесь ее не достанешь ни за какие деньги).

Так что природа не меняется – или меняется очень, очень медленно. Да и человек, в общем, тоже не меняется, и поэтому мы – я имею в виду тебя и меня, живущих в славные времена могущественной династии Сун, да благословит Небо ее высокочтимейших сыновей! – мы можем читать труды божественного учителя Кун-цзы, жившего за полторы тысячи лет до нас, и, если бы я предпринял путешествие во времени в обратном направлении, то мог бы подняться к нему на «Холм философа» и поклониться ему; и если бы он счел меня, ничтожного, достойным беседы, то я, без сомнения, понял бы его обращенные ко мне слова.

Здесь же все обстоит иначе. Мудрые учители жили и здесь, в Минхэне или недалеко от него. Они писали книги и воспитывали учеников. Один из них, живший в самом Минхэне и пользовавшийся чрезвычайным уважением сограждан, носил имя Шэ Лин [24]. Нет, имя только кажется нашим, это просто случайное совпадение. Родом учитель Шэ Лин был не из Срединного царства. Однако книги почтенного Шэ Лин-цзы, жившего, по местному летосчислению, всего сто пятьдесят лет назад, ныне живущие большеносые уже понимают с трудом! (Так по крайней мере утверждает господин Ши-ми.) Правда, господин Ши-ми сказал также, что мысли у почтенного Шэ Лин-цзы временами бывали столь сложны, что он, занося их на бумагу, вероятно, и сам забывал, что хотел сказать, – при чтении его трудов эта мысль то и дело приходит в голову. Что ж, возможно; мне трудно об этом судить. Другой великий учитель жил, по словам господина Ши-ми, двести лет назад; звали его Кан-цзы [25]. Его теперь вообще понимают лишь специалисты. Триста лет назад также жил один весьма почтенный и всеми уважаемый учитель по имени Лэй Бинь-цзы [26]. Его уже и специалисты не могут читать кроме как в переводах, и это – лишь несколько из множества примеров. Хорошо, спросил я, а полторы тысячи лет назад здесь были великие учителя? О да, ответил господин Ши-ми, например, достопочтенный А Гоу-тинь [27], которому многие и до сих пор воздают божеские почести, как у нас – великому Кун-цзы. Его главный труд называется «О природе божественного» или «О Небесном городе», если я правильно понял. Но язык, на котором он писал, давно забыт, и теперь почти нет людей, которые умели бы на нем читать.

Так что, как видишь, они действительно уходят все дальше и дальше. Куда? Боюсь, что и они сами этого не знают. Но прежде всего, кажется, они стремятся уйти от самих себя.

То, что время никогда не останавливается, известно, конечно, и нам. Дети рождаются, становятся взрослыми, мы стареем, умираем, одно поколение сменяется другим. На смену императору приходит другой император, на смену династии – другая династия. Дом разрушается, и на его месте строят другой. Год от года растет дерево в парке. Птица, поющая на нем, не та, что пела в прошлом году, но поет она так же, повторяя предыдущую, как повторяет свою предшественницу волна, набегающая на берег великой и вечной Хуанхэ (вечной ли? – теперь я сомневаюсь и в этом). Конечно, волна всякий раз другая, и птица тоже другая, и все же сущность их остается той же. Но если течение вод Хуанхэ представляет собой лишь бесконечный круговорот, то и всякая перемена на деле – лишь свидетельство постоянства: волны движутся, пока не достигнут моря, где превратятся в пар и поднимутся ввысь, чтобы пролиться из облаков дождем на поросшие мхом скалы Куансу, в которых берут начало родники, питающие великую реку. Круговорот этот необратим и вечен – даже при том, что и Хуанхэ иногда меняет свое течение.