Чернобыльская молитва. Хроника будущего - Алексиевич Светлана Александровна (читать книги полностью .txt) 📗
Хожу по лесу, думаю. Наши все у телевизора сидят: как там? Что там? А я не хочу.
Была жизнь… Другая жизнь… Я там считалась большим человеком, есть у меня воинское звание – подполковник железнодорожных войск. Тут сидела безработная, пока не устроилась уборщицей в горсовете. Полы мою… Прошла жизнь… А на вторую у меня уже нет сил… Одни нас тут жалеют, другие недовольны: «Беженцы картошку воруют. По ночам выкапывают». В ту войну, моя мама вспоминала, люди больше друг дружку жалели. Недавно под лесом коня одичавшего нашли. Мёртвого. В другом месте – зайца. Они были не убитые, а мёртвые. Об этом все забеспокоились. А нашли мёртвого бомжа, как-то незаметно прошло.
К мёртвому человеку люди везде привыкли…
Лена М. – из Киргизии. На пороге дома, как для фотографии, рядом с ней сидели её пятеро детей и кот Метелица, которого они с собой привезли.
"Мы ехали, как с войны…
Схватили вещи, кот за нами до вокзала шёл след в след, кота забрали. Ехали поездом двенадцать суток, последние два дня оставались у нас только капуста квашеная в банках и кипяток. Кто с ломом, кто с топором, кто с молотком, дежурили у дверей. Скажу вам так… Одной ночью напали на нас бандиты. Чуть не убили. За телевизор, за холодильник теперь могут убить. Мы ехали, как с войны, хотя в Киргизии, где мы жили, пока не стреляют. Была резня в городе Ош… Киргизов с узбеками… Как-то оно быстро затихло. Затаилось. Но что-то в воздухе носится… На улицах… Скажу вам… Ну, мы русские, понятно, но и сами киргизы боятся… У них очереди за хлебом, вот они и кричат: «Русские, убирайтесь домой! Киргизия – для киргизов!» – и выталкивают из очереди. И ещё что-то по-киргизски, ну, такое, что, мол, им самим хлеба не хватает, а надо нас кормить. Я их язык плохо понимаю, выучила немного слов, чтобы на базаре поторговаться, купить что-нибудь.
У нас была Родина, теперь её нет. Кто я? Мама – украинка, папа – русский. Родилась и выросла в Киргизии, вышла замуж за татарина. Кто – мои дети? Какая у них национальность? Мы все перемешались, наша кровь перемешалась. В паспорте у меня и у детей записано – русские, а мы – не русские. Мы – советские! Но той страны, где я родилась, нет. Нет ни того места, что мы называли родиной, ни того времени, которое тоже было нашей родиной. Мы теперь, как летучие мыши. У меня пятеро детей: старший сын – в восьмом классе, младшая девочка – в детском садике. Я их сюда привезла. Нашей страны нет, а мы – есть.
Я там родилась, выросла. Строила завод, работала на заводе. «Поезжай туда, где твоя земля, а тут все наше». Ничего не давали взять, кроме детей: «Тут все наше». А где моё? Бегут люди. Едут. Все русские люди. Советские. Они нигде не нужны, их никто не ждёт.
А я когда-то счастливая была. Все мои дети от любви… Я их так рожала: мальчик, мальчик, мальчик, потом – девочка, девочка. Больше говорить не буду…Заплачу… (Но добавляет ещё несколько слов.) Мы будем жить тут. Теперь тут – наш дом. Чернобыль – наш дом. Наша родина… (Вдруг улыбается.) А птицы здесь такие, как и у нас. И памятник Ленину стоит… (И у калитки, уже прощаясь.) Рано утром в соседнем доме стучат молотками, доски с окон снимают. Встречаю женщину: «Откуда вы?» – «Из Чечни». Ничего не говорит… Ходит в чёрном платке…
Меня люди встречают… Удивляются… Не понимают.:. Что ты, мол, делаешь со своими детьми, ты их убиваешь. Ты – самоубийца. Я не убиваю, я их спасаю. Вон в сорок лет вся седая… В сорок лет! Однажды немецкого журналиста в дом привели, и он спросил: «Привезли бы вы детей туда, где чума или холера?» Так то ж чума и холера… А этого страха, который здесь, я не знаю. Не вижу. Нет его в моей памяти…
Я людей боюсь… Человека с ружьём…"
"Бежал я… Бежал от мира… Первое время на вокзалах отирался, вокзалы нравились, что людей много, а ты один. Потом в газетах прочитал – и сюда. Тут вольно. Я бы сказал – рай. Людей нет, одни звери ходят. Живу среди зверей и птиц. Разве я одинок?
Собственную жизнь забыл… Не расспрашивайте… Что читал в книжках – помню, и о чем другие люди рассказывали – помню, а свою жизнь забыл. Дело было молодое… Грех на мне… Нет такого греха, который бы Господь не простил за искренность принесённого покаяния. Так-то… Люди несправедливы, а Господь многотерпелив и многомилостив…
Но… Почему? Нет ответа… Человек не может быть счастливым. Не должен. Увидел Господь одинокого Адама и дал ему Еву. Для счастья, а не для греха. А у человека не получается быть счастливым. Я вот не люблю сумерки. Темноту. Вот этот переход, как сейчас… От света к ночи… Подумаю и не могу понять, где я был раньше… Где моя жизнь? Так-то… Мне безразлично: могу жить и могу не жить. Жизнь человека, яко трава, расцветает, иссушается и вметается в огонь. Я полюбил мыслить… Тут можно одинаково погибнуть и от зверя, и от холода. И от дум. На десятки километров ни одного человека. Беса изгоняют постом и молитвой. Пост – для плоти, молитва – для души. Но я никогда не бываю одинок, верующий человек не может быть одинок. Так-то… Езжу по деревням… Раньше находил макароны, муку. Постное масло и консервы. Теперь на могилках побираюсь. Мёртвым оставляют поесть, попить. А оно им не нужно… И они на меня не обижаются… На поле – дикое жито. В лесу – грибы, ягоды. Тут вольно. Много читаю.
Откроем святые страницы… Откровение Иоанна Богослова: «…и упала с неба большая звезда, горящая подобно факелу, и пала на третью часть рек и на источник вод. Имя сей звезде „полынь“. И третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки…»
Постигаю сие пророчество …Все уже предсказано, написано в святых книгах, но мы читать не умеем. Не понятливы. Полынь по-украински «чернобыль». В словах нам был дан знак. Но человек суетлив… Тщеславен… И мал…
Нашёл у отца Сергея Булгакова… «Бог создал мир наверняка, то мир не может вовсе не удаться» и нужно «мужественно и до конца претерпеть историю». Так-то… И у кого-то другого… Имя не помню… Помню мысль: «Зло собственно не есть субстанция, но лишение добра, подобно тому, как мрак не другое что есть, как отсутствие света». Книжки тут найти просто, легко найдёшь. Пустого глиняного кувшина уже не подберёшь, ложки или вилки, а книжки лежат. Недавно нашёл томик Пушкина… «И смерти мысль мила душе моей». Это запомнил. Так-то… «И смерти мысль»… Я тут один. О смерти думаю. Полюбил мыслить… Тишина способствует приготовлению… Человек живёт среди смерти, но не понимает, что такое смерть. А я тут один… Вчера волчицу с волчатами выгнал из школы, жили они там.
Вопрос: истин ли мир, запечатлённый в слове? Слово, оно стоит между человеком и душой… Так-то…
А то ещё скажу: птицы, деревья, муравьи, – они стали близки мне. Раньше таких чувств не знал. И не предполагал. Тоже у кого-то прочёл: «Вселенная над нами и вселенная под нами» Я обо всех думаю. Человек страшен… И необычен… Но тут убивать никого не хочется. Рыбу ужу, есть удочка. Так-то… А в зверя не стреляю… И капканов не ставлю… Мой любимый герой…Князь Мышкин говорил: «Разве можно видеть дерево и не быть счастливым». Так-то… Я люблю мыслить. А человек чаще всего жалуется, а не мыслит…
Что разглядывать зло? Оно, конечно, волнует… Грех – это тоже не физика… Необходимо признать несуществующее. Сказано в Библии: «Для посвящённого – иначе, для остальных притча». Взять птицу… Или другое живое… Нам их понять невозможно, потому как они живут для себя, а не для других. Так-то… Вокруг все текущее, одним словом сказать…
Все живое – на четырех ногах, смотрит в землю и к земле тянется. Один человек на земле стоит, а руками и головой к небу поднимается. К молитве… К Богу… Старушка в церкви молится: «Все нам по грехам нашим». Но ни учёный, ни инженер и ни военный в том не признаются. Они думают: «Мне не в чем каяться. Почему я должен каяться?» Так-то…
